Тихие воды - Дорн Алиса. Страница 1

Алиса Дорн

Гетценбургские истории

Предисловие,

Так получилось, что знаменитые детективы редко описывают свои подвиги сами. Иным не хватает на это мастерства, иным — времени, третьих не интересуют слава и признание широкой общественности… И тогда на сцену выходим мы, случайные свидетели, волею Судьбы заброшенные в самый водоворот событий. Должен признать, что я не планировал представлять свои записи, сделанные иключительно по оставшейся у меня с Академии привычке описывать на бумаге все, что происходит вокруг меня, публике, но вновь появившийся интерес к событиям, произошедшим на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, и выдвигаемые обществом теории сделали крайне желательным появление отчета о событиях тех дней, написанного рукой нейтрального наблюдателя.

Описанные в этих рассказах истории произошли более четырех десятилетий назад, и я попрошу читателя со снисходительностью отнестись к реалиям того времени и к тому, что мы в прошлом считали достижениями науки. Все описанные здесь события действительно имели место быть и со всей тщательностью записаны либо по моим воспоминаниям, либо со слов очевидцев произошедшего. Так как из упоминаемых в рассказах людей в живых остались только я и Ее Светлость, не только ни в коей мере не протестовавшая против моей затеи, но и приславшая мне в помощь свои дневники того периода времени, я взял на себя смелость оставить имена действующих лиц без изменений.

Я надеюсь, что представленная мною рукопись поможет читателю понять настроения, царившие в те времена в Гетценбурге, и сформировать свое мнение относительно того, что же произошло на самом деле.

Тихие воды

Пролог

Я родился и провел первые годы своей жизни в Марчестерской пустоши. Мой отец, человек выдающегося характера, обладал не менее выдающимся послужным списком, поэтому нет ничего удивительного в том, что он нажил себе немало недругов. И в том, что один из них в конце концов решил расквитаться. Мне было четырнадцать, когда наше поместье сгорело со всеми его обитателями, включая и моих родителей. Поскольку уже начался учебный год, двумя неделями ранее меня отправили обратно в интернат; только это позволило мне уцелеть.

На похоронах я впервые встретил сэра и леди Эйзенхарт. Хотя официально я не мог считаться их родней (моя мать была сестрой леди Эйзенхарт, а в Империи родство в те времена признавалось только по мужской линии), они сразу же предложили мне опекунство. Добросердечная леди Эйзенхарт приняла меня как родного сына и была готова забрать меня сразу после соблюдения всех формальностей, но ее супруг напомнил мне, что, получив при рождении благословение Змея, я имел право на обучение в любом медицинском учебном заведении Империи и что у меня был выбор: отправиться с ними в Гетценбург или поступить в Академию. Разумеется, я выбрал второе. С самого рождения меня готовили к карьере военного врача, и помыслить о другом пути для себя я не мог.

В 1886 году я закончил Королевскую и Императорскую военно-медицинскую академию в звании военного хирурга и сразу же получил назначение в Тридцать девятый стрелковый полк, который в то время стоял в Альсизаре. За этим назначением последовали другие и четырехлетнее участие в ист-колониальной войне. Я прошу читателя простить мне это вступление, не имеющее прямого отношения к описываемым мною событиям, и поверить, что пространный рассказ о моем прошлом не имеет цели потешить самолюбие вашего покорного слуги. Его задача — объяснить, как я, хотя долгое время Гетценбург и оставался для меня лишь адресом на поздравительных открытках и отчетах о состоянии моего наследства, которые сэр Эйзенхарт старательно пересылал мне из года в год, стал свидетелем тех событий.

В 1898 году моя врачебная карьера внезапно оборвалась. Характер моих ранений не позволял мне продолжать работу, и я был отправлен сначала в госпиталь в тылу, а потом и на пенсию. Таким образом в тридцать с небольшим лет я оказался без работы, без планов на будущее и с весьма ограниченными средствами на существование. Прожив некоторое время по возвращении в Империю в столице, я выяснил, что пенсионных выплат даже с учетом надбавок за офицерское звание и награды хватает только на первую неделю месяца, что меня совершенно не устраивало. Возвращаться в разрушенное поместье под Марчестером (единственное, что к тому времени осталось от моего наследства; энергетический кризис 1890-го ни для кого не прошел даром) у меня не было никакого желания, а поток писем от леди Эйзенхарт, то интересовавшейся состоянием моего здоровья, то во всех красках расписывавшей целебные источники, которые находились всего в получасе езды от Гетценбурга и прекраснейшим образом помогали людям с проблемами, подобными моей, стал к тому времени практически не прекращающимся, поэтому я решил воспользоваться одним из ее приглашений. Помню, тогда я думал, что отсижусь в гостях месяц-другой, приведу в относительный порядок здоровье на упомянутых леди Эйзенхарт источниках (которые, к слову сказать, в реальности оказались крайне неживописными болотами, опоясывавшими Гетценбург на мили вокруг) и поправлю состояние моего кошелька, но спустя несколько недель после приезда я увидел в газете объявление о вакансии ассистента профессора на медицинском факультете с жалованием в тысячу шиллингов в год и бесплатной garconniere [1] на кампусе. И я остался, теперь уже, видимо, на всю жизнь…

Глава 1

Традиционно на еженедельные семейные обеды, устраиваемые леди Эйзенхарт, собиралось немало народу: сама чета Эйзенхартов и их дети, Виктор и Луиза, их зять барон Истон со своей родней, друзья Виктора, дальние родственники вроде меня и сержанта Брэмли, нашедшие свое место в Гетценбурге благодаря стараниям леди Эйзенхарт, и друзья семьи, попеременно гостившие в доме на Северной набережной.

В этот четверг, однако, большинство мест за столом оставалось пустыми. Лорд Истон с женой ожидали первенца, и врачи запретили леди Луизе передвигаться на дальние расстояния, поэтому молодая семья пережидала последние месяцы беременности в загородной резиденции Истонов под присмотром семейного доктора и многочисленных сиделок. Промозглый ноябрь совершенно не подходил для путешествий: пора золотой осени давно прошла, а время праздничных ярмарок на Канун года еще не наступило, так что в бесконечной череде гостей наступил период затишья. Что же до Виктора, тот заявился на полчаса позже назначенного времени и, даже не раздеваясь, поспешил за стол.

— Для мира, в котором половина жертв убийства имеет свойство воскресать, у меня слишком много нераскрытых дел, — объяснил он свое опоздание матери, нежно здороваясь с ней. — По крайней мере, так считает мой начальник. Брэмли пришлось остаться в управлении, а я кинулся сюда сразу, как смог. Прости, что задержался.

Сэр Эйзенхарт, начальник городской полиции, поднял голову от своей отбивной и нахмурился:

— Что-то новое?

— Барона Фрейбурга выловили сегодня утром из реки.

— И это не самоубийство?

— Боюсь, что нет, — покачал головой Виктор и перевел взгляд на меня. — Кстати, доктор! Как успехи на кафедре танатологии [2]?

Я ответил, что успехами это было назвать сложно: до сих пор все воскрешения, произведенные человеком, а не по воле Духов, носили несистематический характер и редко длились более нескольких минут; но Виктору, видимо, и этого было достаточно. С довольным видом он улыбнулся во весь рот (если бы только я тогда подозревал, что обычно скрывалось за этой улыбкой!) и спросил меня: