Тихие воды - Дорн Алиса. Страница 11

Мистер Копинг снова замкнулся в себе.

— Как вы знаете, Ульрих обручился с леди Эвелин Гринберг, — сообщил он нам.

— Мы также знаем, что барон Фрейбург не был большим поклонником моногамных отношений, — отозвался Эйзенхарт. — Если вы скрываете что-то из попыток сохранить его репутацию, вы только делаете хуже.

— Я ничего не скрываю.

— Но все же вы не думаете, что барон планировал встретиться в среду вечером с леди Гринберг, — предположил Эйзенхарт.

Выражение лица мистера Коппинга подтвердило его слова.

— Я не знаю, с кем собирался встретиться Ульрих тем вечером. Возможно, и с леди Гринберг. В конце концов, нет ничего странного в свиданиях между людьми, которые собирались пожениться…

— И все же вы сомневаетесь в этом.

— Да, я сомневаюсь. Леди Гринберг, безусловно, очаровательна, — на лице Эйзенхарта отразилось сомнение, — но я всегда думал, что для Ульриха она была только деньгами. Способом оплатить долги и привычный образ жизни.

Коппинг прервал свой рассказ. Дверь в комнату медленно отворилась, и в гостиную вошла служанка с нагруженным подносом.

— Почему вы так считали? — вежливо, но настойчиво, Виктор попросил его продолжить.

— Когда Ульрих рассказал о помолвке, я очень удивился. Леди Гринберг была совершенно не в его вкусе, он всегда предпочитал женщин другого типажа. Но, полагаю, деньги остаются деньгами независимо от того, как выглядит их обладатель.

— Какие женщины нравились барону?

Коппинг пожал плечами.

— Блондинки. Такие, знаете… — он провел в воздухе волнистую линию, отдаленно напоминающую очертания женской фигуры, — где есть на что посмотреть. Сколько себя помню, его привлекали именно такие.

В этот момент нас отвлек звон разбившейся посуды, и мы все обратили внимание на горничную, расставлявшую на кофейном столике чашки. Одна из них теперь лежала неровной горкой фарфора на оттоманском ковре.

— Миссис Роджерс!

Покрасневший от злости хозяин особняка звал домоправительницу. Я же посмотрел на девушку, опустившую глаза в пол и едва вздрагивающую от страха. Светлые волосы закрывали от нас покрасневшее лицо, а форменная одежда пыталась скрыть миловидную фигурку, но даже так я был готов поспорить, что она была красавицей и ее красота относилась к только что описанному Коппингом типу. Могло ли быть, что?..

Разговор прервался, пока домохозяйка распекала служанку и с ковра сметали осколки. Когда беспорядок был ликвидирован, мистер Коппинг вновь повернулся к нам.

— Я прошу прощения за этот конфуз, — извинился он, но в голосе его слышалось раздражение. — В наше время так сложно найти нормальных слуг! Последняя приличная, если в наши дни еще можно сказать так о прислуге, горничная в этом доме уволилась несколько месяцев назад, и с тех пор агенство присылает таких… — он взмахнул руками. — Боюсь, скоро придется убрать всю мало-мальски ценную посуду в сервант, иначе все равно ее лишусь. Понятия не имею, где их обучают…

Заметив, что третью чашку взамен разбитой так и не принесли, мистер Коппинг опять позвал домопавительницу, в раздражении раз за разом нажимая на висевшую у камина сонетку.

— Миссис Роджерс! Ради Духов, разлейте хоть вы этот проклятый чай! И позвоните в агенство, скажите, чтобы прислали новую горничную!

— Вы говорили о том, что сомневаетесь, будто у барона была назначена встреча с леди Гринберг в вечер среды, — напомнил ему Эйзенхарт.

— Ах да. Но это только мои подозрения. И я все равно не знаю, кто это мог быть кроме нее.

— Вы не разговаривали с ним на эту тему? Некоторым мужчинам свойственно обсуждать с приятелями свои… связи.

— После его помолвки это было бы неловко, как вы понимаете, — последняя часть фразы должна была указать на то, что мистер Коппинг сомневался, способны ли мы уловить подобные тонкости этикета.

— Тем не менее, он не упоминал в последнее время никаких имен? Женских имен, я имею в виду.

Мистер Коппинг ни на секунду не задумался.

— Только одно, Мари.

— Когда он его упомянул?

— В последний месяц, пожалуй. Я не помню точно.

— И вы не спрашивали его, кто это?

— Зачем? — он удивленно посмотрел на нас. — Ведь было ясно, что речь шла о леди Гринберг.

— Прошу прощения? — ничего не понимая, я встрял в разговор. — Разве леди Гринберг зовут не Эвелин?

— Ее полное имя — Мария Доротея Эвелин Гринберг. — объяснил мне Эйзенхарт; мистер Коппинг кивнул. — Я не слышал, чтобы ее так называли, но барон Фрейбург вполне мог сократить ее имя подобным образом.

Поблагодарив его за пояснения, я пригубил чай — к слову сказать, совершенно отвратительный, — и задумался. Я не верил в виновность леди Гринберг, но до сих пор слишком много фактов указывало на нее.

— Я могу рассказать вам еще что-то о том вечере, детектив? — услышал я, как спросил Коппинг.

— Пожалуй, что нет. Но вы могли бы рассказать мне о самом бароне. Насколько я понимаю, вы хорошо его знали? — снова увидев на лице мистера Коппинга отчуждение, Эйзенхарт добавил. — Это не праздное любопытство, поверьте. Иногда знание личности жертвы становится ключом к разгадке.

— Так получилось, что мы с Ульрихом выросли вместе… — нехотя начал Коппинг. — Мой отец купил в свое время земли по соседству с замком Фрейбург, он и до сих пор живет там, когда дела не зовут его в город. Конечно, мать Ульриха не слишком была рада продаже этих земель, и тем более тому, что их купили люди другого социального класса, но у нее не было большого выбора: баронат Фрейбург уже давно не приносил денег. Со временем она свыклась с нашим присутствием по соседству и стала даже наносить нам визиты.

— И тогда вы подружились.

— Да. В Фрейбурге Ульрих был единственным ребенком, полагаю, поэтому леди Фрейбург разрешила наше общение. К концу первого лета я стал проводить в замке больше времени, чем у нас дома. Мы тогда облазили его сверху донизу, — успехнулся воспоминаниям Коппинг. — Все искали на чердаках привидений… Фрейбург, знаете ли, был ужасно заброшен. Такой простор для воображения! Нам все казалось, что в каждом углу, за каждым гобеленом прячется если не сундук с потерянными сокровищами, то какой-нибудь призрак, пылающий жаждой мести. Глупо, конечно… Но для детей это было удивительное место. Потом наступила осень, и нас разослали по школам. А на зимние каникулы мой отец пошел на ответную услугу и пригласил Ульриха к нам в городской дом. С тех пор так повелось, что все свободное время мы были неразлучны.

— Каким он тогда был? — как мне показалось, с искренним интересом спросил Эйзенхарт.

— А какими бывают дети? — ответил вопросом на вопрос Коппинг. — Непоседливым. Любопытным. Совершенно задавленным своей матерью, — но я за это его не виню, леди Фрейбург была совершенно ужасным существом, да упокоится она в мире Духов. Постоянно несла что-то о титуле, и долге, который он с собой несет. О том, как должен вести себя барон, о предках, чье имя Ульрих ни в коем случае не должен был посрамить, о том как Фрейбурги правили над этой землей какое-то несметное количество веков, и прочий архаичный бред. Как будто там было чем править! — Коппинг издал сухой смешок. — Не говоря уже о том, что времена феодалов, которые обязательно должны были карать провинившихся крестьян и плодить побольше сыночков для поддержания династии, давно уже миновали.

— Значит, барон Фрейбург мало походил в детстве на себя, каким он был незадолго до своей смерти?

Мистер Коппинг незаинтересованно пожал плечами.

— Все мы взрослеем, детектив.

— И все же, некоторые из нас не меняются настолько сильно. Когда это случилось? Была ли какая-то особая причина?

— Боюсь, я не смогу вам точно сказать. После школы я отправился в саббатикал и провел около двух лет на материке. Когда я вернулся… скажем так, к тому времени, Ульрих стал тем человеком, который вам известен.

— И вас это не удивило? Вы никогда не спрашивали, что с ним случилось за эти два года?

— Нет и нет, детектив. Я могу быть вам еще чем-то полезен?