Великая мать любви - Лимонов Эдуард Вениаминович. Страница 123

Ну вот все и выяснилось с моей женщиной. Выяснилось, что это уже не моя женщина. Женщина кого-то другого, находившегося в ее студии. Лежащего, скорее всего. Предполагаю, что после моих звонков, он все-таки вскочил. Одел джинсы или что он носит. Мужчина всегда боится, что опасность застанет его без штанов. Знаю по себе. Даже в опасности пожара мужчина первым делом хватается за свои панталоны. Боязнь выглядеть глупо? Он находит себя уродливым? С этой шуткой, болтающейся меж ног...

Больно мне? Здания на Реомюр мрачнее .обычного, их окрасила моя боль. Я хожу мимо них второй год, и сейчас они чернее, чем когда-либо. Ну, скажем церковь на углу Реомюр и Сент-Мартэн всегда черна. Мэрия на нее положила, не чистят, а выхлопные трубы автомобилей делают свое криминальное дело... Хорошо однако иметь опыт... Пусть мне и больно, но такая боль знакома мне, я не перепуган, я уже переживал разрыв с женщинами... Что она делает после моего ухода? Она вернулась, стала подниматься по лестнице. Красные туфли становились вначале на каменные, а позже и выше - на эти ужасные залакированные ступени, с которых каждый жилец падает и расшибается, почти наверняка, хотя бы раз в год. В Америке такие ступени ликвидировали бы немедленно, первый же упавший подал бы в суд на хозяина дома... его обязали бы под угрозой... Впрочем он бы и сам, выплатив такие деньги пострадавшему... Она дошла, запыхавшись, много пьет, алкоголичка, и в 28 лет дышит тяжело, поднявшись на четвертый этаж. "Ушел?", - спрашивает он. Встает и идет к ней, обнимает ее. Джинсы он одел, но грудь голая. "Кто это?" "Да так. Был моим другом когда-то..." "Ты с ним спала?" "Ну спала... Все это было давным-давно." Она снимает пальто и под пальто она голая. Потому что не одевалась, но набросила пальто, и от нее пахнет густо и крепко сексом. Их сексом... Пальто падает на пол и она стоит в красных туфлях, где расширенная, а где - узкая, как большая гитара. На ногах у нее синяки и ссадины. Под грудью - шрамы... В СССР верят в то, что в Париже все бляди на Сент-Дени носят красные туфли... Они целуются. Бредут к кровати, она опроки... бредут к кровати, - это не кровать, но матрас на возвышении, комната-студия досталась ей от бразильского парикмахера пэдэ... Она опрокидывает его на спину, и так как чувствует себя чуть-чуть виноватой, в конце-концов это к ней явился ночью мужчина, сосет ему член. Отблагодарить. В любом случае она любит сосать член. Это было хорошо, it was good, когда мой член, сейчас это не "гуд". Ужасно. Ужасно, что у нее нет отвращения к члену, но всегда удовольствие написано на ее физиономии, сосущей, обрабатывающей член. Ей нравится это делать. И мнет его шары рукой. Яйца мужчины - вечный предмет ее фантазий и удовольствия. - Я замедлил шаги. Темный, спал сквер на углу рю дю Тампль и рю дэ Бретань. Несколько раз мы ходили с ней в этот сквер, дружно сидели на скамье, обозревали войну уток и войны детей. Почему все воюют? Дети, утки, мужчины и женщины... Я, однако, сын солдата. Я знаю, что так надо. Я не пацифист, я воюю тоже и с удовольствием. Войны нужны между утками, мухами, детьми в скверах, мужчинами, женщинами. Но я думал, что она - мой союзник, я думал - можно расслабиться... Вот тут-то враг тебя и подстерег... Ты думаешь женщины могут быть союзниками? Все могут быть союзниками всех на какое-то время. Потом комбинации распадаются и союзники становятся противниками. Но как тогда жить, если Никому нельзя доверять? Вот это и есть Большой Секрет, - загадка Сфинкса, большая мудрость жизни...

Я начал ее подозревать безо всяких на то оснований. Чисто инстинктивно. В том камикадзэ стиле жизни, которую вела моя женщина, присутствие новых элементов было мне мало различимо. Что вообще за жизнь у женщины, поющей в ночном клубе? Женщина отправляется на работу в 21.30 вечера. Дабы сэкономить время и покинуть дом позже, она красится дома и в клубе только переодевается. С тяжелым ночным мэйкапом, в шляпе, в пальто с лисой на шее она выходит из улицы Сент-Совэр, - Святого Спасителя (что за насмешка!) на улицу Сент-Дени. Женщина большая, с крупным лицом, широкоротая, пальто с плечами придает ей облик переодетого трансэкшуал. В русской женщине 1 метр 79 роста, француженки же все маленькие. Ее принимают за нефранцузского транссэкшуал. Ей что-нибудь бормочут вслед, но в основном побаиваются. Бразильские транссэкшуал слывут опасными. Денег ей вечно не хватает, потому она обыкновенно спускается в метро. Реомюр-Себастополь - мерзкая станция, полная мерзких в декабре личностей, греющих ослабшие от алкоголя и мастурбации тела в чреве мамы-метро. Пересадка на Шатле, - еще более мерзкое место, куда как осы на сладкое слетаются все бездельники и мелкие мошенники города. Даже запах у станции Шатле, - хуже не бывает, - помоечный. Сальные гитаристы, бледные, шелушащиеся от неизвестных редких болезней черные, шелудивый люд, такие же по воспоминаниям античных авторов толпились в грязных переулках вокруг Римского Форума, ожидая подачек и надеясь на чрезвычайные происшествия... Однажды какой-то бледный негр попросил у нее франков. В шляпе, она читала книгу, стоя в конце платформы. Она сказала по-английски "Leave те alone"* , и продолжала читать. Гун-дя, негр не отошел, но решил припугнуть ее. Дело происходило ведь в конце платформы, в стороне. Он замахал руками и сбил с нее шляпу. Может быть и испуганная, она, однако, перевернула кольцо на пальце массивным крученым спрутом из серебра вверх, и врезала. Несмотря на ночную -работу и злоупотребления алкоголем, сибирский рост и русская сила сбили шелудивого представителя третьего мира на грязный бетон платформы. Подхватив свою шляпу и книгу она безнаказанно сбежала из метро...

* Оставь меня в покое.

Клуб... Крики пьяных селебрити. Они там у себя дома - в этом клубе. Серж Гинзбург, - расстегивающий штаны... Омар Шериф, блюющий, не дойдя до туалета. Этот хуй, игравший в "Последнее танго в Париже", Брандо, напившийся методически, заранее договорившись с дирекцией, кто из служащих клуба доставит его тело в отель... Аднан Кашоги, хватающий женщин за задницы... Окружение, ясно, не способствует развитию здоровой морали у молодой женщины. Несколько певиц помоложе, продающих себя за шубы, за тыщу франков, за две тыщи франков менее пьяным клиентам. Разумеется, после работы. К нему в отель или по месту жительства, что редко. К нему, в любом случае... Ха, она всегда гордо заявляла, что она не такая. Однако, когда они стали жить раздельно (после нескольких лет совместной жизни) она сама сказала ему, что не избежала какого-то количества отелей. Какого именно количества? Я не считал. Да и она предпочитала лишить повествование цифр и фамилий... Однако, и в это я верил, в ее поведении движущей силой были не деньги, но чувства. Кипяток чувств. И среди чувств преобладало вечное женское желание испробовать свою силу на мужчинах, опять и опять убедиться в желанности, в том, что ее хотят. Женская власть ведь именно в том, что ее желают... Однако...