Священные монстры (портреты) - Лимонов Эдуард Вениаминович. Страница 41

Мифологизация священных монстров совершается по своим законам. Сохраняются самые яркие шокирующие эпизоды, или даже слухи. Отбрасываются мелочи и детали, мотивировки поступков. Участвовать в гражданской войне в Испании можно было и фланируя по мадридским улицам от отеля до, как сейчас говорят, "брифингов" в Министерстве Информации. Мне был известен немец-тележурналист, получивший международную премию за репортажи из Боснии. На самом деле означенный немец не вылезал из белградского отеля и был постоянно пьян. На репортажи посылал серба Стрингера, и тот за несколько сотенных долларовых бумажек, регулярно подставлял свою шкуру. Но это уже не о Хэмингвэе, прошу прощения.

Хэм породил множество подражателей. Портреты Хэма в свитере крупной вязки бородатого, с трубкой и седым ворсом украшали стены комнат советских интеллектуалов. Были у него и серийные копии. Одного из них француза Романа Гари я вывел под именем Давида европейского Хэмингвэя в рассказе "Замок". "Я участвовал в трех войнах, написал 21 книгу, был женат шесть раз", - говорит Давид в моем рассказе. Европейский Хэмингвэй и в самом деле застрелился из маузера в декабре 1980 года, и его некролог в "Le Matine" соседствовал со статьей о моей первой книге.

Зигмунд Фрейд: доктор Фройд

Начал свою карьеру этот монстр с того, что лечил шизофрению операцией... в носу. Якобы, удаление некоей перепонки в носу должно было излечивать пациента. Доктор Зигмунд Фрейд был экстремистом и в юности. Экстремистом он остался до конца дней его.

Помимо трех томов Хлебникова, я в возрасте 21 года переписал еще и большую часть "Введения в психоанализ", настолько поразительной показалась мне тогда эта книга. Мне дал старый пухлый засаленный том, обернутый в хрустящую кальку Толик Мелихов, директор магазина "Военной книги" в Харькове. За прошедшие с тех пор почти сорок лет ко мне прибывали различные сведения о старом венском докторе. Мое установившееся еще в 21-го мнение, о Фрейде не менялось с тех пор. Этот священный монстр оказался поразительным водоразделом между старым и новым мирами.

Он перечеркнул все прошлые знания о человеке. "Человек не добренькое существо, озабоченное благом ближнего, о нет!, - писал венский доктор. - Он озабочен как раз обратным: поживиться за счет ближнего, отобрать у него плоды его труда, использовать его как сексуальный объект, обратить его в рабство и даже убить его". (Точнее эта цитата приведена у меня в книге "Убийство часового".)

Конечно, психоанализ неточная наука. Однако, какой удивительный прорыв совершил Фрейд! (Марья Николавна Изергина, чудесная женщина, жившая в поселке Коктебель, в Крыму, учила меня говорить "Фройд", будто бы именно так правильно.) Он ее открыл наличие либидо, конечно, но он его сформулировал. Также как сформулировал подсознание. Подсознание, конечно, всегда существовало, как земные океаны. Фройд его только сформулировал, назвал, выделил в особый мир. Далее он назвал ряд однотипных реакций либидо человека на однотипные ситуации (Эдипов комплекс, например). Короче говоря, Фройд навел порядок в доселе беспорядочном мире сексуальных влечений, хотя бы в нем. Он высказал также ряд догадок о связи либидо индивидуума и его снов. На все, что он определил, он наклеил этикетки.

Опять таки повторю то, что уже говорил в "Убийстве часового". Чингиз-хан в своей Великой Ясе, за семьсот лет до Фройда сказал: "Высшее наслаждение для человека - победить врага, отобрать у него его богатства, седлать его лошадей, сжимать в объятиях его жен и дочерей". Фрейд повторил о человеке то, что знал уже Чингиз-хан. И наверняка, до него до Ченгиза уже знали. Но потом не повторяли, забыли истинные побуждения, причины, воздвигли гуманизм: для самообмана. У Фройда нет гуманизма. Нет никаких сомнений в том, на какой он стороне баррикады. Еще в юности в частном письме другу, он назвал себя конквистадором, завоевателем. После Фройда поучительно прочитать какого-нибудь зеленого Тургенева, его асексуальную Асю, которой никто не решился задрать юбки, ведь именно этого она хотела, выпендриваясь. Тургенев считался еще смелым писателем: его "Отцы и дети" вызвали такое колебание воздуха в русском обществе! А между тем роман, якобы, нигилистический и крутой населен просто евнухами какими-то, Базаров, хваленый нигилист с железными челюстями, так и не удосужился, извините вы....ть жеманную даму Одинцову. И жалко, сопливо умер, заразившись трупным язом.

До Фрейда большая часть человеческого опыта была спрятана с глаз долой, секс не признавался, изгонялся, вымучивался. Ну есть скабрезные произведения и 17-го века, но это или скабрезный лубок или пошлая порнография. Респектабельный Герр Фройд, в воротничках взял либидо под руку и провел ее в приличные салоны. Вот что он сделал. (В салонах в глубине шкаф за другими книгами уже лежал Сад, но его боялись давать в любые руки. Он проник контрабандой.)

Это представление либидо в приличное общество создало возможности. Литературка, созданная земельной аристократией Европы и России в 18-19 веках сразу пожухла, поблекла и лежала теперь жалко, в ней преобладали светские условности. Такая литература представлялась теперь недостаточной.

То, что сделал Фройд - это был переворот в понимании человека. Это была революция. Не мгновенная, но революция в конце концов. Старый мир сломали.

Я до сих пор не могу согласиться до конца со странным доктором из Вены. Когда речь идет о том, что ранее детство детерминирует всю жизнь человека. Якобы, неврозы есть следствие детского травматизма. Исходя из опыта знаю, что как бы рано ты не взял себе женщину, даже и в 16 лет, она достается тебе уже готовой, сформированной чем-то и кем-то, и все попытки переделать ее обычно не удаются. Большее что можно сделать, это научить женщину держать столовый прибор иначе. Однако мой грустный фатализм не идет так далеко, чтобы верить в то, что испуганная в чреве матери девчонка навеки будет испуганной.

Вообще, старые доктора 19 века с моноклем, с воротничками из чего-то твердого (целлулоид, что там, пластины китового уса?) с эспаньолками, в сюртуках и во фраках крайне действуют на мое воображение. Такой мог бы меня уговорить на любую операцию. Жаль, что таких докторов уже нет. Нынешние доктора какие-то неказистые. Слишком обыкновенные, у них нет дистанции с пациентом, они над ним не возвышаются. Какое может быть доверие к человеку в мятых брюках мешками? Никакого.