Зайнаб (СИ) - Гасанов Гаджимурад Рамазанович. Страница 55

Волчата, чувствуя беспокойство двуногого зверя, вдруг забеспокоились, завизжали, заскулили, лезли ему на спину, смешно тыкая его бока влажными мордочками, подпрыгивая, пытаясь лизнуть его в мордочку. Он, стоя на четвереньках, гладил их по бокам, шершавым языком водил по их влажным мордочкам, даже прослезился. Не оглядываясь по сторонам, на четвереньках выскользнул из логова на террасу. На террасе он привстал на ноги, в полный рост, за долгое время пребывания на четвереньках в логове, мышцы тела, ног, рук сковались. Он с хрустом в суставах растянул позвоночник, мышцы ног и рук. Через широченные и объемистые ноздри с шумом несколько раз вздохнул в легкие воздух и выдохнул. Оглянулся по сторонам, предвкушая и чувствуя свободу, слегка закружилась голова, задрожало тело. Вдруг он разразился нервным смехом так, что долгое время не мог остановиться.

Сделал шаг, другой и увереннее направился в сторону речки. Он некоторое время шел, не оглядываясь по сторонам и не чувствуя ног. Вдруг он почувствовал за собой шуршание по траве чьих-то мягких лапок. Оглянулся и замер: за ним, переваливаясь с боку на бок, тянулись все пять волчонка. Он никак не ожидал, что волчата пойдут за ним. Он занервничал, не зная теперь что делать. Заорал на них, волчата, не понимающе, от него отскочили на некоторое расстояние, прижались друг к другу и заскулили. Как только он сделал несколько шагов в сторону, они завизжали и побежали за ним. Это в его планы не входило. Вдруг в его сердце зажглась какая-то нехорошая мысль. Вся кровь отхлынула от сердца к головному мозгу, в результате чего в его глазах помутнело, в ушах появился свист. Вдруг он повернулся, влеченный каким-то нехорошими мыслями в голове. Он помимо своей воли напал, одному за другим из волчат, с хрустом ломая неокрепшие шейные позвонки, начал крутить головы. И вытирая окровавленные руки о свои бока, устремился по тропинке, змейкой теряющейся в высокой траве густого леса, через некоторое время перестало слышать шуршание его ног на мягкой траве…

В это время волчица-мать выгнала из-под зеленого настила ежевики огромную кабаниху, которую вчера при случайной встрече успела ранить в пах, а сейчас гнала на высокую скалу, с которой собиралась ее сбросить. Волчица долго, целый день, гонял кабаниху по кручам гор и ухабам и рытвинам, выбилась из сил. Наконец, успела загнать кабаниху на тропу, прямо ведущую на кручину горы. Кабаниха заметила опасность у самой кромки огромной скалы, не успела увернуться и свалилась с огромной высоты в пропасть, где протекали мутные воды разбушевавшейся от вчерашнего ливня реки. Волчица по известной ей тропе быстро добралась до своей поживы, набросилась с голоду, ела мяса, отходила, пила воду, опять, отрывая от туши, огромные куски кабанины впихивала в свой желудок, ложилась, отдыхала, ела до отвала. А остальную часть оставила на завтра — спрятала в глубокой яме в лесу, сверху набросала ветошь. Не плохо ориентируясь в местности, к сгущающимся краскам вечерних сумерек выбралась из пропасти и умчалась в сторону своего логова. Теперь ей как можно быстрее нужно было добраться до своих детенышей, лечь на мягкой постилке из папоротника, которую в огромном количестве собрал ее старший волчонок, среди ее волчат, по порциям отрыгивая, досыта накормить всех волчат. Потом, отдохнув несколько часов, опять направится к тому месту, где она спрятала оставшуюся часть кабанины.

Мать-волчица, еще находясь далеко от своего логова, почувствовала страшную угрозу, нависшую над ее детенышами. Она задрожала от нетерпения и ускорила шаг до такой степени, чтобы, не удержавшись на тропинке, не свалиться в пропасть. Только сколь не старалась мать-волчица, она как былые времена не могла на тяжелых лапах, как ей хотелось, нести свое грузное тело. Желудок был полностью набит мясом, и, сколько не старалась, не могла ускорить свой бег.

Волчица, обливаясь потом, тяжело и со свистом дыша, добежала до границ логова, свалилась с ног, упала, кувыркнулась через голову и упала в речку на острый камень так, что от нестерпимой боли завыла. Шлепаясь о воду и подводные камни, она с трудом выбралась на берег, с шумом и разбрасывая под горящими лучами луны мириады блестящих брызг, отряхнулась. К горлу подступил сухой комок так, что она не могла его ни проглотить, ни выплюнуть. Из ноздрей струями в речку бил пар, она отдышалась, опустила мордочку в речку, шершавым языкам сделала несколько судорожных движений, пытаясь глотнуть воду. Чуть остыла, вскочила на ноги и двинулась вперед.

На расстоянии полета стрелы от логова, расплюснуто лежащими на камнях, волчица увидела своих волчат. Несколькими прыжками она оказалась рядом с телами своих бездыханно лежащих волчат. Она набросилась на них, скуля, облизывая, то в замешательстве забегая к одному, то к другому, то третьему. Она, зубами мягко беря их за шиворот, старалась ставить то одного, то другого на ноги, мордой мягко подталкивала вперед, они, подкошенные, падали на речные булыжники, не двигались, не подавали никаких признаков жизни.

Волчица вдруг вскочила, стрелой забежала в логово. Оно, осиротело — там не было заметно никаких признаков жизни. Старший волчонок — двуногий зверь — словно испарился, его след простыл. Скуля и визжа, она обежала все потайные углы логова, обычно, где любят прятаться его детеныши, там никого не нашла. Жалобно завыла, словно кому-то жаловалась, скуля, опять выбежала к детенышам, лежащим на берегу реки бездыханно. Она опять набросилась на детенышей, облизывая и подталкивая их к своим набухшим от молока и сочащим белой жидкостью сосцам. Когда они на это не реагировали, она в зубах собрала их на мягкую траву, легла, подняв одну заднюю ногу, другой, передней подталкивая их к сосцам. Вдруг до нее дошло, что наделал с ее маленькими детенышами ее самый старший волчонок, она завыла так, что от страха все живое в периметре нескольких десятков километров попряталось по своим норам…

А Дервиш-Али, убегая от мести волчицы, забрался так далеко в глубь Табасаранского района, что неожиданно для себя вышел к небольшому селению, скорчившись, прислонившемуся боком к небольшой горе. Доплелся до старика дуба-великана и упал, теряя сознание.

Женщины, которые рано утром пришли с кувшинами под дуб к роднику за водой, нашли бездыханного мужчину непонятного происхождения, покрытого глубокими ранами от падений, колючек диких кустарников, с гноящимися ранами. На его голом теле находилось непонятное засаленное рваное одеяние, страшно пахнущее грязью, кишащее гнидами, блохами и другой ползучей нечистью. Ноги, колени, руки, давно не видевшие воды, были покрыты ссадинами, нарывами кровоподтеками.

Когда неистово закричали испуганные женщины, к роднику прибежал Муслим, сын седобородого Курбана. Он опустился на колени, прислонил ухо к груди мужчины, прислушался: сердце билось ровно и гулко, словно молот, опускающийся на наковальню «дум, дум, дум, дум». Он, как пушинку приподнял больного человека к себе на руки и, что есть мочи, побежал домой.

Больной мужчина, не просыпаясь, третьи сутки лежал на овчинной тавлинской шубе у сильно натопленного очага, куда дядя Курбан, смотрящий за ним, то и дело подкладывал дрова, не смыкая глаз. Четвертые сутки, полночь, дяде Курбану не спалось. Вдруг дядя Курбан себя поймал на том, что с сельском переулке раздался собачий вой, ему показалось, к этому вою и присоединился еще какой-то вой, длинный и удручающий. Дядя Курбан привстал с овчины, постеленной на полу недалеко от спящего мужчины, приоткрыл одно ухо от сползшегося на него овчинного котелька, прислушался. До его уха со стороны дуба-великана дошел такой звенящий волчий вой, что на секунду потерял дар речи.

— Не может быть! — воскликнул дядя Курбан. — Откуда в такое время в селении, переполненном собаками, волк?!

Он был так поражен неожиданным явлением волка, что долгое, время, пораженный, ничего не мог говорить. Он поймал себя на мысли, что натягивает на голову тавлинскую шубу, пытаясь, как можно дольше в нем укрыться. Только его поразил нисколько волчий вой, сколько огромные глаза незнакомца, вытаращенные из-под шубы, искрящиеся желтым- фосфорическим блеском, и удивленно направленные в темные стекла окон. Дяде Курбану то ли показалось, то ли на самом деле он увидел, как тот вдруг задрожал от страха, заскулил, запищал, друг вскочил, пытаясь найти укрытие, куда можно было прятаться.