Самурай-буги - Таскер Питер. Страница 17

Пряжка ремня выпадает из ладони Мори, он беспомощно смотрит на своего старого друга. Вот так новости. Почему сразу не сказал?

– И – что ты думаешь? Он был человеком, которого могли хотеть убить, или нет?

Танигути не делает паузы для размышления.

– Не вопрос, – отвечает он.

Что это значит? Мори хочет большего, но из Танигути ничего не вытянешь. Он переключается на какую-то ерунду про будущую игру «Гигантов» и выталкивает Мори за дверь, чтоб шел своей дорогой.

Мори тяжело спускается по шаткой деревянной лестнице, в его ноздрях – по-прежнему запах сётю. Только семь, но внизу, в клубе, уже грохочет караокэ. На Мори накатывают мрачные мысли. Ты полагаешь, что твои связи, твое будущее, твой мир – прочны. Все иллюзии. Человеческая жизнь – как воздушный змей на ветру. Пока леска натянута, он парит, и трепыхается, и танцует в воздухе. Но сломай одну только перекладину – и порывы ветра порвут его в клочья. Взгляни на Танигути, когда-то он был таким шустрым, таким проворным. А теперь – сломлен, ему уже не подняться с земли.

Самому-то Мори давно не о чем беспокоиться. Змей, на котором было нарисовано его собственное лицо, потерпел крушение пару десятилетий назад.

Юная дурь: пять горячих радикалов в шлемах и масках врываются в университетские кабинеты, находят секретные папки, касающиеся студенческих политических затей, и предают их огню. Четверо из пяти – юноши из влиятельных семей, отпущены с предупреждением. Пятого как зачинщика исключают за две недели до выпуска, что означает для него невозможность поступления в любые другие университеты и крупные компании на весь остаток дней. С тех пор воздушный змей по имени Мори не поднимается в воздух.

Мори пришпоривает «хонду» и направляется в Синдзюку. Старые добрые деньки – чего уж в них было такого доброго? Разве не было несовершеннолетних проституток? Бесчестных бюрократов, слабоумных интеллектуалов? Напротив, проституция была одной из самых развитых индустрии в стране; продать свою дочь, чтоб выплатить долги, – по тем временам обычная практика. Бюрократам и бизнесменам не приходилось обмениваться конвертиками с деньгами. Они планировали военные кампании с целью обогащения и называли это патриотизмом. А что касается интеллектуалов, так эти шатались от марксизма к национализму, от национализма к демократии, меняя принципы, как школьницы меняют любимых певцов. Танигути должен это знать. Все это прописано в его любимых книжках по истории.

Вывод Мори: ценности на сегодняшний день попраны; они были попраны в прошлом; они будут попираться в будущем. Для частного детектива мысль вполне утешительная.

«Хонда» шуршит по залитым дождем улицам. Граненые башни Синдзюку приближаются.

Шесть

Мори обедает у себя – ест жареного угря, запивает бутылочкой пива «Кирин» «Первый солод». Сейчас можно купить какое угодно пиво. Мексиканское, китайское, бельгийское, какое пожелаешь. Хорошо для коллекционеров, собирающих этикетки. А если ты их не собираешь, можно хранить верность «Кирин». Это холодное пламя, обжигающее рот, этот вкус, который помнишь с тех пор, как украдкой сделал первый глоток из отцовского стакана, когда Мори-старший отвернулся на минутку. Отец всю жизнь пил «Кирин» каждый вечер. Когда он выходил из ванной, это пиво всегда ждало его на столе. Теперь «Кирин» теряет долю рынка. Чем больше покупателей он теряет, тем больше «Первого солода» выпивает Мори.

Дождь бежит по стеклу неоновыми ручейками. На проигрывателе альбом Эрика Дол фи – «Последнее свидание», – купленный в прошлом году у коллекционера в Сэндае. Несколько царапин не могут затмить сурового достоинства бас-кларнета.

Мори кидает взгляд на вечернюю газету, полуразвернутую на столе. Фотография на первой странице: Сэйдзи Торияма произносит речь в Кэйданрэн-холле. Стройный, овальное лицо, мягкие волосы. Что Мори знает об этом человеке? Обходительный, аристократаческое происхождение. Великий реформатор, конечно, что бы это ни значило. Мори пробегает текст. Сегодня Торияма призывает к: «всесторонней политической и экономической реструктуризации»; «новому видению для нового века» и «возрождению гордости и доверия в нашем народе». Боссы большого бизнеса, сидящие за столом позади него, сияют от удовлетворения. Им явно нравится то, что они слышат. Газетным обозревателям и людям с телевидения он, похоже, тоже нравится. По результатам опросов, он нравится также и женщинам. Даже политические противники относятся к нему с уважением. Получается, его все любят, кроме Мори. Мори Торияма не нравится, потому что он не может понять, что это за человек. Либерал? Реакционер? Никак не объяснить. Прячется за красивыми фразами, как ящерица за шелковой ширмой.

Музыка рассыпается в щелчки и шипения. Иголка поднимается. Когда последняя нота замолкла, Долфи отложил инструмент навеки. Умер в тридцать шесть. Почему так получается? Потому что настоящий джазмен – он как самурай, хочет рисковать всем, каждый раз, ради одного подлинного мига. Вот почему звуки музыки мертвого человека так наполнены жизнью. И вот почему в наши дни звуки музыки живых людей зачастую так мертвы.

Мысли Мори прерывает телефонный звонок. На другом конце провода знакомый умело-сахарно-вежливый голос. Это Кимико Ито, она хочет объяснить корни их взаимонепонимания. Мори вспоминает аэропорт Нарита, объявления по громкоговорителю, Гиндза-маму, бегущую к воротцам.

– Погодите, – говорит Мори. – Что случилось? Вы опоздали на самолет?

– Вы весьма любезны в проявлении беспокойства, но оно ни к чему. Я успела как раз вовремя.

– Я думал, вы летите в Италию.

Ее самолет взлетел четыре часа назад. До Италии лету по меньшей мере часов десять. Это ничего не значит. Кимико Ито забавляется изумлением Мори и с легким хихиканьем разрешает его:

– Я в самолете, Мори-сан. Видите ли, для пассажиров первого класса здесь есть телефонная служба.

Мори ничего не говорит. Его разум сражается с двумя мыслями. Первая: Кимико Ито звонит ему из точки, находящейся в нескольких километрах над российскими степями, и голос ее звучит так же обыкновенно, как если бы она звонила из автомата со станции Синдзюку. Вторая мысль: она летит в Европу первым классом. Первым классом! Мори редко летает. Но когда он летает, он иногда думает, проталкиваясь к своему сиденью в хвосте: что происходит там, за занавесью, что такое ты получаешь там за эти дикие деньги? Две стюардессы намазывают тебя маслом и массируют? Шеф-повар изготовляет для тебя свежее суси? Теперь он знает. У них там телефоны. Более чем неутешительно.

Объяснения Кимико Ито достаточно невероятны, чтобы им поверить. Она взяла визитную карточку Мори у Дзюнко Хаяси в конце прошлого года и переписала данные в записную книжку. Саму визитку положила в ящик тумбочки у кровати и забыла про нее. Когда Мори вчера ушел из ее квартиры, она пошла посмотреть и увидела, что карточки нет. Тогда она кое-что вспомнила – разговор с Миурой за два месяца до его смерти. Он спрашивал, пользовалась ли она когда-либо услугами частных детективов. Она ответила, что нет. Вывод Кимико

Ито: визитка Мори попала в дом Миуры, потому что Миура взял ее сам, без спросу.

Более чем когда-либо Кимико Ито уверена, что здесь что-то не так. Она хочет, чтобы Мори удвоил усилия и сосредоточил всю энергию на деле Миуры, чтобы ничто не стояло у него на пути.

– Вы имеете в виду, отложить все другие дела? – спрашивает Мори. – Гм-м-м… Это может создать трудности для человека в моем положении.

Трудности – потому что откладывать больше нечего, и может быть нечего – еще долгие месяцы. Но Кимико Ито этого не знает.

– Я прекрасно понимаю ваше положение, – воркует она. – Вот почему я предложила специальный бонус, когда звонила в прошлый раз. Но, может быть, тридцати процентов недостаточно, чтобы компенсировать трудности, о которых вы говорите.

– Недостаточно? – выдыхает Мори, и трубка неожиданно становится легкой в его руке.

– Пятьдесят процентов более ощутимо. А если вам удастся раскрыть это дело, будет еще тридцать процентов. Вам подходят такие условия? Это поможет вам сосредоточиться, Мори-сан?