Аналогичный мир (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна. Страница 117

— Удержали, — улыбнулся Андрей. — Этих вот только пришлось искать.

— А я в рощу въехал, ну у реки мысом…

— Знаю, — кивнул Андрей.

— Вижу… — Фредди сделал паузу, затягиваясь сигаретой и быстро просчитывая варианты.

Неподвижность и равнодушное лицо индейца не могли его обмануть, а упорное молчание только подтвердило. Парень слушает. И слушает очень внимательно. Намекнуть? На что? Промахнуться нельзя. А иметь такого врагом не хочется. И не нужно. Учитывая, что стадо скоро откочует к резервации, и могут начаться разборки.

Фредди докурил и щелчком отправил окурок в костёр. Ну, первый выстрел…

— Вижу, гонит.

Еле заметно метнулись в его сторону глаза, дрогнули и опали желваки. Попал! Вот чего он испугался! Что видели его купающимся. Теперь успокоился, что не видели. Остальное потом.

Фредди улыбнулся. Приятно, когда получается с первого раза.

На чайнике запрыгала крышка.

— Чаю? — предложил Андрей.

— Нет, — Фредди мотнул головой. — Кофе.

— Кофе рабское, сэр, — негромко сказал Эркин.

— А откуда ж другое? — улыбнулся Фредди и перевёл дыхание.

Эркин сдвинул кружки, насыпал в каждую из брошенного ему Андреем мешочка бурого порошка и разлил кипяток. Бурая жидкость вскипела жёлтой пеной. Фредди вытащил пачку галет.

— Держите, парни. Так и думал, что без хлеба останетесь.

— Спасибо, сэр, — Эркин разорвал обертку и выложил галеты на сковородку от лепёшек.

Андрей, встававший поглядеть на бычков, вернулся к костру.

— Лежат. Значит, Ларри опять все сначала?

Фредди негромко засмеялся.

— Он так ругался утром, что мне даже понравилось. Стоит посреди огорода и кроет всех подряд аж до бога. А мелюзга на заборе с открытыми ртами слушает.

Представив эту картину, засмеялся Андрей, нехотя улыбнулся Эркин.

— У вас, значит, обошлось.

— Пока да, — Андрей засунул в рот галету целиком. — Грозы частые здесь?

— Когда как, — пожал плечами Фредди. — Вы ещё неделю здесь?

Эркин молча кивнул.

— Дотянете до подвоза, или подбросить вам к празднику?

Рот у Андрея был занят, и их общее удивление высказал Эркин.

— Какому празднику, сэр?

— День Отца послезавтра. Вы что, счёт дням потеряли?

— Мы его и не вели, — неожиданно резко ответил Андрей. — Мы только пастьбу считаем.

— Спасибо, сэр, — вклинился Эркин, взглядом останавливая Андрея. — Я думаю, мы обойдёмся, сэр.

Фредди кивнул. Ещё один промах. Ну, индеец отца не знает и ему этот праздник по хрену, это понятно, а белому… чем ему его папаша так насолил? Ладно, это пустяки.

Пока пили кофе с галетами, поспело варево. Фредди не стал отказываться. Ели молча, серьёзно. Эркин остался мыть посуду и закладывать варево на вечер, а Фредди с Андреем пошли перегонять поднимавшихся бычков.

Когда Эркин подскакал к стаду, Фредди уже не было.

— Умотал?

— Мг, — Андрей мрачно гонял во рту сигарету. — Пачку мне оставил и того… осчастливил своим отсутствием.

— Как-как? — переспросил Эркин. — Ты чего-то закрутил. Я не понял.

Андрей хмыкнул и повторил фразу уже по-английски.

— Здорово! — рассмеялся Эркин.

— Мг. Ты на этот раз от дождя всё укрыл?

— В тот раз ты убирался. А я укрыл. Ладно, не кипи, — остановил он Андрея. — Гроза, заранее не знаешь. Мука пропала, видел. А крупу подсушим, если дождя не будет…

— А разложим для сушки и ливанет?!

— А на костре! — рявкнул Эркин. — На сковородке! Ты чего психуешь?

— А ничего! — Андрей отвернулся и, глядя в сторону, уже извиняющимся тоном сказал. — Разбередил он меня с этим днём. День матери, теперь отца… Навыдумывали, гады, только душу травят.

— А что, отец у тебя…

Эркин не закончил фразу, с таким искажённым лицом рванулся к нему Андрей, схватил за плечо.

— Слушай ты… — Андрей проглотил несказанное.

Они почти соприкасались лицами. Эркин напрягся, приготовился к удару, но Андрей убрал руку и отодвинулся.

— Никогда, — голос его был спокоен и тих, но настолько и так странен, что Эркин ждал самого страшного. — Никогда не спрашивай меня об этом. Слышишь, никогда.

Андрей рванул повод и поскакал на другую сторону стада. Эркин молча смотрел ему вслед. Что ж, у каждого своё. Каждый своего хлебнул. Не хочет Андрей, не будет он, конечно, поминать об этом. Ему-то что? Ему что отец, что мать… Всё одно. Всё осталось там, за границей памяти. Может, и было. Кто-то ж рожал его. От кого-то. Только для него-то этого не было. Не было! Не было, понятно?! И по фигу ему вся эта хреновина о родителях и родной крови. По фигу! Эркин хлестнул Резеду и поскакал в обход стада, издали грозя лассо Подлюге.

Но вечером у костра Андрей вдруг сам заговорил об этом.

— Ты вот что… Ты не обижайся, Эркин. Ну, за сегодняшнее.

— Я не обижаюсь, — пожал плечами Эркин. — Бывает.

— Нет, ты… ты пойми. Мать говорила, чтоб об отце молчали вмёртвую. Кто бы ни спрашивал, что бы ни сулили, как бы ни пугали. «Ты врать не умеешь, — говорила, — молчи. Убивать будут, молчи. Меня убивать у тебя на глазах, всё равно молчи». Я… — Андрей привстал на коленях. — Я же помню его, Эркин! Нельзя мне об этом. Нельзя. Мать просила, пойми…

Он вскочил и ушёл в темноту. Эркин молча поворошил поленья. Когда Андрей, вытирая глаза и судорожно переводя дыхание, вернулся и сел на своё место, так же молча подвинул ему кружку с кофе.

А ещё через день, когда вроде всё забылось, Андрей вечером порылся в своём мешке и вытащил флягу. Не ту, армейскую, как у Эркина, а самодельную, из бутылки, обшитой тканью. Отвинтил колпачок и разлил в кружки.

— Давай, — и шуткой скрыл всё, о чем нельзя им говорить. — Кто-то ж постарался, чтоб мы были. За них и давай.

Эркин кивнул, поднимая кружку, и глотнул. Бесцветная пахучая жидкость обожгла горло, выжав на глаза слёзы. Эркин закашлялся.

— Заешь, — протянул ему кусок мяса Андрей. — Это я у одного… сменял. Давно ещё. Тяну помаленьку.

— Что это? — откашлялся, наконец, Эркин.

— Тот чмырь клялся, что настоящая русская.

— Водка?

— А что ещё?

Андрей тщательно завинтил крышку и убрал фляжку. Вернулся к костру. Эркин поворошил поленья. От выпитого по телу прокатывались тёплые волны и как-то странно кружилась голова.

— Крепкая, — Эркин смущённо улыбнулся. — Даже в голову ударило.

— Ты ж говорил, что умеешь пить, — засмеялся Андрей.

— Такого я никогда не пил.

— А… там?

— В Паласе? — Эркин спокойно поправил упавшую на лоб прядь. — Там совсем другое подавали. Сладкое. Я же эл, в эл-пи был.

— А это чего такое?

— Эл, значит, для леди, эл-пи — Палас для леди. А кто для мужчин, те джи, джи-пи — Палас для джентльменов, Там рабыни были, — Эркин усмехнулся, — в основном.

— А…? Стоп, — остановил сам себя Андрей. — Понял, — и сплюнул в костёр. — Система.

— Система, — кивнул Эркин. — Были ещё О-Паласы. Туда, говорят, те ходили, кто мучить любит или… гадости там разные.

— О? — переспросил Андрей и тут же кивнул. — Понял, это от other (другой).

— Да? — удивился Эркин. — Не знал. Ну, так вот. О них всякое болтали. Кого туда отобрали, то всё, тех уже никто не видел. Элов навалом, джи… тоже. А тех нет. О-Палас и всё. С концами. — Эркин потёр ладонями лицо. — Болтаю я чего-то, будто травы нажевался.

— Какой травы?

— Да говорил я тебе вроде. Ну, гонял бычков когда, ещё до Свободы, без жратвы раз остались, кончились продукты, вот и жевали её. Она голод забивает, и язык без привязи становится. Если увижу где, покажу.

— А называется как?

— А фиг её знает. Я вон из деревьев только дуб и клён отличаю. И то мне уже в имении показали. Послали раз кленовую аллею чистить, а я не знал, где она. Мне как влепили плетью, так я туда птичкой влетел и на всю жизнь запомнил, какой клён из себя. И с дубом так же. Павлиньи перья в одном Паласе видел, а самого павлина… А называюсь индейцем. — Эркин усмехнулся. — Хреновый я индеец.

— Ты ж не виноват в этом.