Аналогичный мир (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна. Страница 29

…Нет, она не хочет вспоминать. И не хочет помнить, что ей на балах больше не бывать. Она хочет болтать глупости и смеяться просто так, просто потому, что само слово Бал — волшебное слово. Конечно, надо устроить Бал. До весеннего полнолуния осталось так мало времени, но если мобилизоваться, создать ударную группировку и обеспечить тылы… то прорыв будет победным. Они с таким удовольствием щеголяли военной терминологией. Да за войну все к ней привыкли. А если ещё вернутся пленные…

Слова о пленных прибили веселье, как дождь прибивает огонь. Войн без пленных не бывает, но русских пленных… говорят, их всех, в лагерях, тсс, не надо об этом… а русские пленных не отпускают, говорят, они хотят, чтобы пленные построили всё разрушенное на Русской территории, а там развалин, говорят, на десятилетия хватит… Это же ужасно.

В комнате воцарилось молчание до обеда.

На обед разбегались по близлежащим кафе и барам. Женя обычно обходилась сэндвичем и чашечкой кофе у магазинной стойки в своей закупочной пробежке, но сегодня Рози задержалась у её стола, и из конторы они вышли вместе.

Крохотное кафе на четыре столика было недорогим, приличным и потому безлюдным. Столь же недорогим и приличным был их заказ. В перерыве главное не количество еды, а умение растянуть её до полноты иллюзии полноценного ленча. И Женя, и Рози владели этим искусством. Кофе был ароматным, сэндвичи свежими, а пирожные сладкими. И к концу перерыва они уже весело болтали о будущем бале, будто ничего и не было.

Видимо, и остальные прибегли к такому же средству. И после перерыва болтовня возобновилась. К тому же, Ирэн и Этель успели поговорить кое с кем из приятельниц. Нет, правы те, кто утверждает, что идеи носятся в воздухе. Идея Весеннего Бала уже овладела умами Джексонвилля, во всяком случае, его женской половины. Уже, оказывается, самоизбрался Оргкомитет, и созданы комиссии, и ведутся переговоры о зале. Но Жени это уже не касалось. В Джексонвилле хватает дам, истинно белых, добродетельных, обладающих свободным временем, силами и деньгами, словом, всем необходимым для подобной деятельности.

Женю это не задело. Её балы кончились пять лет назад. Но это уже её проблемы. Она слушала доброжелательно, но отстранённо.

Уже в конце рабочего дня к ним зашёл Мервин Спайз, улыбчивый толстяк, дамский угодник и балагур. Они приветствовали его радостным щебетом, шутками и поддразниванием. Он целовал ручки, сыпал комплиментами и как бы невзначай оставлял на столах конвертики с зарплатой. Женя выслушала комплимент, отшутилась и незаметно прощупала конверт. Жёсткой карточки — уведомления об увольнении — не было. Уже хорошо. Хозяин их конторы всё передаёт через Мервина, его самого они и не видят. А Спайз — о, с ним надо держать ухо востро. Он добродушен и безобиден. С виду. И Женя боялась его, но поддерживала общий тон. И она, как все, небрежно сбросила конвертик в сумочку и бодро, в залихватской манере допечатала свою работу.

…К своему дому Женя подходила довольная. Конец недели, впереди два дня отдыха, деньги получены, продукты появились, её ждет вечер с Алисой и Эркином. Их надо подружить…

Она взбежала по лестнице, открыла дверь, и её встретил радостный визг Алисы. Женя поцеловала её, разделась. А Эркин где? Спит? Ему стало плохо, и он не встаёт?! Она вбежала в комнату. Никого?!

— Эркин? Ты где?

Женя обернулась к Алисе.

— А он ушёл. Ещё до обеда, — Алиса посмотрела на неё и неуверенно добавила. — Он сказал, что вернётся.

Женя молча кивнула. Значит, ушёл. Зачем? Она сразу почувствовала, как устала, как гудит от голосов и стука машинок голова, ноют спина и руки. Женя села к столу, и Алиса сразу залезла к ней на колени, положила голову на её плечо. Женя обняла её, прижала к себе.

— Ну, как ты тут без меня?

— Мы лучину резали.

— Щепали, — поправила её Женя.

— Щепали, — послушно повторила Алиса, — а потом я играла. Мам, а я на кровати прыгала. Ты очень сердишься?

— Нет, — честно ответила Женя. — Не очень. Ты ела?

— Да. Мам, а почему он ушёл? Я не приставала к нему, совсем-совсем не приставала, правда. Почему он ушёл?

— Не знаю, Алиса. Наверное, у него есть дела.

— А он вернётся?

— А ты хочешь, чтобы он вернулся?

— Да, — уверенно ответила Алиса. — Ты тоже этого хочешь.

Женя покачивалась, покачивая Алису. Неумолчно шумел за окном дождь, в комнате темнело.

— Хочу, — беззвучно, одними губами сказала Женя.

Лишь бы ничего с ним не случилось. Ну, зачем, зачем он ушёл? Куда ему идти? И эта самооборона… если они схватят его, она ведь даже знать ничего не будет. Где его искать, у кого спрашивать… Тогда она с ним прощалась навсегда, знала, что не увидит больше, а сейчас… сейчас она не готова к этому. Она не хочет его терять, не хочет, не хочет…

Вздохнула Алиса, и Женя сразу вспомнила о делах, ждущих своего часа. Что бы ни было, как бы ни было, надо жить. Женя перевела дыхание и стала прежней: деятельной и сильной. Какой её знали все.

— Давай делать вечер, дочка.

— Давай, — сразу согласилась Алиса.

Женя приготовила ужин, они поели, потом обычная вечерняя круговерть. Но вот всё уже сделано, и Женя села за шитьё. Алиса пристроилась напротив неё с Линдой в руках слушать сказку. Женя говорила по-русски, ведь вчера русский вечер был английским. В общем-то, она знала немного сказок, и Алиса их давно выучила с её голоса назубок, но слушать была готова до бесконечности. Женя рассказывала и прислушивалась, не застучат ли шаги по лестнице. Она не закрыла ни нижнюю, ни верхнюю двери и калитку отперла, когда спускалась за дровами… Но ничего, кроме шума дождя.

У Алисы уже слипались глаза, и Женя уже готовилась укладывать её спать, когда открылась дверь. И не наружная, а в комнату. Женя резко обернулась и обессилено опустила на колени шитьё.

В дверях, привалившись левым плечом к косяку, стоял Эркин. Стоял и молча смотрел на неё. И молчание становилось ощутимо тяжёлым, заполняло комнату. Разбуженная этой тишиной, Алиса подняла голову и, узнав его, улыбнулась.

— Ну вот, — в её голосе звенело торжество, — я же говорила, он вернётся.

Она говорила по-русски, и Эркин, не понимая слов, улыбнулся её улыбке. И это вывело Женю из оцепенения.

— Господи, — она скомкала и бросила на стол шитьё. — Наконец-то. Ты же мокрый весь. Сумасшедший, честное слово, Эркин, ты сумасшедший, в такую погоду, после болезни…

Она уже сорвалась было с места, но он шагнул к столу.

— Вот.

На стол легло несколько монет, две измятые мелкие кредитки и напоследок большое краснобокое яблоко.

— Что это? — но, спрашивая, Женя уже знала ответ.

— Вот, — повторил он. — Это я заработал. А это, — он осторожно катнул яблоко, — это я купил.

И поднял на неё глаза.

— Сегодня было мало работы. Это… это очень мало, да?

Женя покачала головой, и его встревоженное лицо снова просветлело.

— Господи, — повторила Женя. — Как я волновалась за тебя.

Но он ждал другого, и она сказала и сделала то, что должна была сделать. Взяла кредитки, аккуратно разгладила их и положила в шкатулку на комоде, где хранила деньги, а мелочь положила в вазочку рядом.

— Спасибо, Эркин.

Он перевел дыхание и улыбнулся той, прежней улыбкой, снова став на мгновение озорным мальчишкой. Женя подошла к нему и остановилась, словно хотела поцеловать, но только положила руки ему на плечи.

— А яблоко моё! — пропела Алиса.

— Алиса! — ахнула Женя. — Немедленно положи яблоко. Эркин, скорее на кухню, там плита, развесь куртку. Давай, давай, я сейчас тебе разогрею.

— Яблоко мне! — запротестовала Алиса.

Женя чуть ли не вытолкала Эркина и занялась Алисой.

— Помоем, нарежем, тогда поешь.

Когда она прибежала на кухню, в плите пылал огонь, от куртки на верёвке валил пар, Эркин сидел на корточках перед открытой топкой и то ли грелся, то ли ворошил поленья. Услышав её шаги, он поднял голову, и Женю удивило странное выражение его лица, будто он хотел что-то сказать и не решался. Но ей было некогда сейчас, и она, сдёрнув полотенце, кинула ему.