Чужое сердце - Свинаренко Антон. Страница 63

Руки Мэгги держала в «замке», но я заметил, что пальцы сжаты некрепко.

– Назовите для протокола свое имя и адрес.

– Меня зовут Майкл Райт, – сказал я, прокашлявшись. – Проживаю по адресу: Хай-стрит, дом 3432, город Конкорд.

– Кем вы работаете?

– Я священник церкви Святой Катрины.

– А что нужно сделать, чтобы стать священником? – спросила Мэгги.

– Ну, учишься в семинарии несколько лет, потом становишься членом переходного диаконства… Узнаешь, что к чему, под руководством более опытного приходского священника. А потом наконец тебя посвящают в духовный сан.

– Когда вы дали обет, отче?

– Два года назад.

Я до сих пор отчетливо помнил церемонию. Помнил лица родителей, сиявшие так ярко, будто они проглотили по звезде. Тогда я был абсолютно уверен в своем призвании, в желании верно служить Иисусу… Тогда я не сомневался, кто такой Иисус. Ошибся ли я? Или все дело в том, что правильных ответов – множество?.

– Отче, входило ли в ваши обязанности исполнять роль духовного наставника заключенного по имени Шэй Борн?

– Да.

– Шэй присутствует в этом зале?

– Да.

– Более того, – продолжала Мэгги, – он является истцом в этом деле и сидит рядом со мной, не так ли?

– Все верно. – Я улыбнулся Шэю, но он неотрывно пялился в стол.

– Приходилось ли вам во время учебы обсуждать с прихожанами их религиозные убеждения?

– Конечно.

– И в ваши обязанности также входит открывать для людей Бога, я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь.

– И углублять их веру?

– Несомненно.

Она повернулась к судье.

– Ваша честь, я хотела бы выдвинуть кандидатуру отца Майкла на роль эксперта в вопросах духовности и религии.

Адвокат не сдержался:

– Протестую! При всем уважении к отцу Майклу, может ли он считаться экспертом в вопросах иудаизма? Методистской церкви? Ислама?

– Принято, – откликнулся судья. – Отец Майкл не может давать показания в роли эксперта по религиозным вопросам, не касающимся католической веры. В этом случае он выступает лишь в роли духовного наставника.

Я, признаться, не понял, что он имеет в виду, и, судя по лицам адвокатов, они не поняли тоже.

– Какова роль духовного наставника в тюрьме? – спросила Мэгги.

– Нужно просто беседовать с заключенными, которым не хватает дружеской поддержки. Которым не с кем даже помолиться, – пояснил я. – Ты даешь им советы, указываешь путь к Богу, предоставляешь религиозную литературу. Работаешь, так сказать, надомным священником.

– Почему именно вас выбрали духовным наставником.

– В мой приход – в Святую Катрину – пришел запрос из тюрьмы штата.

– А Шэй исповедует католицизм?

– Одна из приемных матерей крестила его, так что – да, в глазах церкви он католик. Впрочем, сам он себя практикующим католиком не считает.

– Как же тогда работает эта система? Вы католический священник, он не католик… Как же вам удалось стать его духовным наставником?

– Моей задачей было не проповедовать, а слушать.

– Когда вы познакомились с Шэем? – спросила Мэгги.

– Восьмого марта этого года, – сказал я. – С тех пор мы регулярно виделись раз-два в неделю.

– Обсуждал ли с вами Шэй свое желание отдать сердце Клэр Нилон, сестре одной из его жертв?

– С этого начался наш первый разговор, – ответил я.

– И сколько раз вы потом возвращались к этой теме?

– Раз двадцать пять. Может, тридцать.

Мэгги кивнула.

– В этом зале присутствуют люди, убежденные, что порыв Шэя преследует лишь одну цель – выиграть дополнительное время – и никак не связан с религией. Вы разделяете такую точку зрения?

– Протестую! – выкрикнул адвокат. – Заявление основано на гипотезе.

Судья покачал головой.

– Вынужден отклонить.

– Если вы позволите ему стать донором, он готов умереть хоть сегодня. Он просит не об отсрочке, а лишь о такой смерти, которая позволит осуществить пересадку.

– Давайте я буду «адвокатом Дьявола», – предложила Мэгги. – Все мы знаем, что донорство – это проявление благородства и бескорыстия… Но как нащупать связь между донорством и спасением души? Вам представилась возможность убедиться, что решение Шэя – это не чистый альтруизм, но и часть его религиозных воззрений?

– Да, – сказал я. – Об этом решении Шэй сообщил мне в весьма удивительной форме. Сказанная им фраза напоминала какую-то странную загадку: «Когда вы рождаете это в себе, то, что вы имеете, спасет вас. Если вы не имеете этого в себе, то, чего вы не имеете в себе, умертвит вас». Позже я узнал, что эти слова принадлежат не ему. Он дословно цитировал одну довольно важную персону.

– Какую же, отче?

Я взглянул на судью.

– Иисуса Христа.

– У меня все, – сказала Мэгги и вернулась на свое место возле Шэя.

Гордон Гринлиф неодобрительно нахмурил брови.

– Уж извините мое невежество, отче, но откуда эти строки: из Ветхого или Нового Завета?

– Ни из того, ни из другого, – ответил я. – Это строки из Евангелия от Фомы.

Услышав это, адвокат растерялся.

– Разве не все Евангелия можно найти в Библии?

– Протестую! – воскликнула Мэгги. – Отец Майкл не может отвечать на этот вопрос, так как не является экспертом в вопросах религии.

– Но вы же сами выдвинули его кандидатуру, – прошипел Гринлиф.

Мэгги пожала плечами.

– Тогда не нужно было протестовать.

– Позвольте перефразировать, – сказал Гринлиф. – Получается, мистер Борн процитировал текст, не вошедший в Библию, и вы утверждаете, что этот факт доказывает его религиозную мотивацию?

– Да, – сказал я. – Именно так.

– Тогда какую же религию исповедует Шэй? – спросил Гринлиф.

– Он обходится без ярлыков.

– Вы уже отметили, что он не практикующий католик. Кто же он? Практикующий иудей?

– Нет.

– Мусульманин?

– Нет.

– Буддист?

– Нет.

– Мистер Борн вообще практикует хоть какую-то организованную религию, название которой может быть знакомо суду?

Я замешкался с ответом.

– Он практикует религию, которая должным образом не организована.

– Какую же? Борнизм?

– Протестую! – вмешалась Мэгги. – Если сам Шэй не может подобрать название, зачем это делать нам?

– Принимается, – отозвался судья Хейг.

– Позвольте подвести промежуточный итог, – попросил Гринлиф. – Шэй Борн практикует религию без названия и цитирует Евангелие, которое не входит в Библию… И тем не менее его желание пожертвовать сердце основывается на религиозной концепции спасения души? Вам самому, отче, все это не кажется лишь удобным предлогом?

Он отвернулся, словно даже не рассчитывал на мой ответ, но я не позволил ему отделаться так легко.

– Мистер Гринлиф, – сказал я, – человек переживает множество вещей, к которым невозможно подобрать название.

– Прошу прощения?

– Рождение ребенка. Смерть родителя. Любовь. Слова подобны сетям; мы надеемся накрыть ими свои чувства и мысли, но понимаем, что столько радости, горя и изумления они попросту не выдержат. Обретение Господа – это один из таких опытов. Если с вами это случилось, вы твердо знаете, что это. Но попытайтесь объяснить это кому-либо другому – и язык вам не поможет, – продолжал я. – Да, это похоже на уловку. Да, он единственный приверженец своей религии. И да, религия его безымянна. Но… я верю ему. – Я посмотрел на Шэя и дождался, пока и он поднимет взгляд на меня. – Я верю.

Джун

Когда Клэр не спала – а случалось это все реже и реже, – мы не говорили о сердце, которое она может получить, и о том, согласна ли она его принять. Она его не хотела, я его боялась. Вместо этого мы говорили о всякой ерунде: кого выгнали из ее любимого реалити-шоу, как на самом деле работает Интернет, не забыла ли я напомнить миссис Уоллоуби, чтобы та кормила Дадли дважды в сутки, а не трижды, потому как он сел на диету. Когда Клэр засыпала, я брала ее за руку и описывала будущее, о котором мечтала. Рассказывала, как мы поедем на Бали и проживем целый месяц в домике, повисшем прямо над океаном. Как я научусь кататься босиком на водных лыжах, а она будет вести лодку, но мы, конечно, будем меняться местами. Как мы взберемся на вершину горы Катадин, проколем по две дырки в ушах и научимся готовить шоколад без всяких полуфабрикатов. Я представляла, как она плывет, оторвавшись от песчаного дна беспамятства, взрезает поверхность воды и идет прямо по волнам к берегу, где ее ожидаю я.