Чужое сердце - Свинаренко Антон. Страница 82

– Да. Похоже, получилось.

Если я добилась нужного вердикта, интересно, почему тогда меня тошнит?

– Ты уже сообщила ей?

Он имел в виду Джун Нилон или Клэр – а значит, у отца Майкла тоже оказалась кишка тонка. Я придвинула стул.

– Сегодня утром я говорила с Джун, – ответила я. – Она сказала мне, что Клэр не примет твое сердце.

– Но врач сказал, что я идеально подхожу…

– Дело не в том, что она не может, – тихо произнесла я. – Дело в том, что она не хочет.

– Я сделал все, как ты просила! – завопил Шэй. – Все, как ты хотела!

– Я знаю. Но опять-таки, это еще не конец. Мы можем попытаться выяснить, какие улики с места преступления сохранились в архивах…

– Я не с тобой разговаривал, – прервал меня Шэй. – И я не нуждаюсь в твоих услугах. Я не хочу, чтобы они опять рылись в уликах. Сколько раз тебе повторять?

Я послушно кивнула.

– Прости. Мне просто… тяжело выполнить твою последнюю волю.

– Никто тебя и не просил, – равнодушно бросил он.

И он был прав, не так ли? Шэй не просил меня браться за его дело, это я накинулась на него, как коршун, и убедила, что смогу ему помочь. И я оказалась права: мне удалось затронуть вопрос смертной казни в обществе, мне удалось отстоять его право на повешение. Просто тогда я еще не понимала, что победа будет во многом походить на поражение.

– Судья… он разрешил тебе стать донором… после… И даже если твои органы не нужны Клэр Нилон, тысячи людей по всей стране в них нуждаются.

Шэй, обессилев, осел на скамью.

– Раздайте все, – пробормотал он. – Мне уже наплевать.

– Мне очень жаль, Шэй. Если бы я только знала, почему она передумала…

Он закрыл глаза.

– Лучше бы ты знала, как заставить ее передумать снова.

Майкл

Священники свыкаются с обрядами смерти, но легче от этого не становится. Даже сейчас, когда судья официально разрешил повешение, нужно было составлять завещание. Нужно было думать, куда девать труп.

Стоя в тюремном вестибюле с водительскими правами в руках (залог при свидании), я прислушивался к доносящемуся снаружи шуму. Как и следовало ожидать, толпа все прибывала и будет прибывать до самого дня казни.

– Вы не понимаете… – молила какая-то женщина. – Я должна его увидеть!

– Становитесь в очередь, – отвечал ей офицер.

Я выглянул в открытое окно в надежде увидеть лицо этой женщины. Но оно было закрыто черным шарфом, подол платья доходил до самых пят, рукава прятали запястья. Я выскочил на улицу.

– Грейс?

Она подняла заплаканные глаза.

– Меня не пускают! А я должна с ним повидаться…

Я протянул руку над головами охранников и подтащил ее к себе.

– Она со мной.

– В списке посетителей ее нет.

– Это потому, что мы идем прямиком к начальнику тюрьмы.

Я понятия не имел, как провести в тюрьму человека без всех сопутствующих проверок, но мне казалось, что для смертника могли быть послабления. А если их и не было, я готов был сражаться до последнего.

Койн проявил куда большую гибкость, чем я ожидал. Он взглянул на права Грейс, позвонил прокурору штата, после чего предложил мне сделку. Допустить Грейс на ярус он не мог, зато с удовольствием отправил бы Шэя в конференц-зал – при условии, что с него не будут снимать наручники.

– Я не позволю, чтобы случившееся повторилось, – предупредил он меня, но это уже не имело значения. Мы оба знали, что времени на фокусы у Шэя не осталось.

Когда Грейс выкладывала содержимое карманов перед рамкой металлодетектора, я заметил, что руки у нее дрожат. В конференц-зал мы шли молча. Но едва дверь закрылась и мы остались наедине, она заговорила:

– Я хотела прийти в суд. Я даже приехала туда. Но выйти из машины не смогла. А что, если он не захочет меня видеть?

– Я не знаю, в каком он будет настроении, – честно признался я. – Он выиграл на суде, но мать девочки-реципиента уже не согласна на пересадку. И я не знаю, сообщила ли ему об этом его адвокат. Возможно, по этой причине он откажется говорить с вами.

Всего лишь несколько минут спустя двое конвоиров ввели Шэя. Лицо его лучилось надеждой, кулаки были крепко сжаты. Он увидел мое лицо и повернулся, ожидая, вероятно, увидеть Мэгги. Наверное, ему сказали, что посетителей двое, и он подумал, что кому-то из нас удалось разубедить Джун.

Увидев сестру, он остолбенел.

– Грейси? Это ты?

Она несмело шагнула ему навстречу.

– Шэй, мне очень жаль… Мне очень, очень жаль.

– Не плачь, – прошептал он. Он попробовал было коснуться ее, но наручники не позволили; оставалось лишь покачать головой. – Ты так выросла…

– Когда мы последний раз виделись, мне было всего пятнадцать. Он горько усмехнулся.

– Ага. Я как раз вышел из колонии, а ты и знать не желала своего брата-неудачника. Кажется, дословно ты сказала вот что: «Убирайся к чертовой матери».

– Это потому, что я не… я не… – Она плакала все горше. – Я не хочу, чтобы ты умирал.

– Я должен, Грейс. Я должен все исправить… Меня это не беспокоит.

– А меня – беспокоит. Я хочу кому-то рассказать, Шэй.

Он смерил ее долгим взглядом.

– Ладно. Но только одному человеку. Которого выберу я. И еще, – добавил он, – я должен сделать вот это.

Он взялся за шарф, закрывавший ее лицо, и аккуратно потянул вниз, пока он не упал бессмысленным черным лоскутком.

Грейс поднесла ладони к лицу, норовя защититься, но Шэй протянул руки, насколько это было возможно в цепях, и переплел свои пальцы с ее. Кожа ее была изрыта глубокими кратерами: где-то впадина, где-то чрезмерное натяжение – настоящая карта человеческого страдания и скорби.

Шэй коснулся пальцами того места, где должны были быть брови, и того, где загибались уголки ее губ. Он будто бы рисовал ее заново. Лицо его стало таким искренним, таким богатым на чистые эмоции, что я почувствовал себя лишним. И где-то ведь я его видел, только не мог вспомнить где…

И тут меня осенило. Мадонна. Шэй смотрел на сестру взглядом Марии, взирающей на Иисуса с картин и скульптур. Связь эта зиждилась не на том, что у них было, а на том, что они обречены были потерять.

Джун

Я никогда раньше не видела женщину, которая пришла в палату к Клэр, но была уверена, что не забуду ее никогда. Лицо ее было изуродовано; на таких людей обычно велишь не таращиться своим детям, а потом не можешь оторвать от них глаз.

– Извините, – тихо сказала я, – вы, наверное, ошиблись палатой.

Теперь, когда я согласилась исполнить волю Клэр и счет шел на часы, я дежурила у ее постели круглосуточно. Я не спала и не ела, потому что времени на это не было.

– Вы Джун Нилон? – спросила женщина и, когда я кивнула, переступила порог. – Меня зовут Грейс. Я сестра Шэя Борна.

Помните, как бьется ваше сердце, когда машину заносит на льду? Или когда вы в последний момент сворачиваете, едва не сбив оленя? Помните, как в таких случаях начинают дрожать руки, а кровь в жЩ лах моментально стынет? Все это я испытала, услышав слова Грейс.

– Уходите, – сквозь зубы процедила я.

– Прошу вас, выслушайте меня. Я только хочу объяснить, почему… я так выгляжу.

Я покосилась на Клэр, но кого я обманывала? Мы обе могли орать что есть мочи, она бы и бровью не повела. Никакой шум не мог потревожить ее химического блаженства.

– А с чего вы взяли, что я захочу вас выслушать?

Она пропустила мой вопрос мимо ушей.

– Когда мне было тринадцать, я пострадала при пожаре. Не только я – вся моя приемная семья. Мой отчим погиб. – Она сделала еще один шаг вперед. – Я забежала в дом, чтобы спасти его. А меня спасать прибежал Шэй.

– Простите, но мне трудно представить вашего брата в роли героя.

– Когда приехала полиция, Шэй признался в поджоге, – продолжала Грейс.

Я выжидающе сложила руки на груди. Пока эта женщина ничем меня не удивила. Я и без нее знала, что Шэй менял опекунов как перчатки. Я знала, что он сидел в колонии для несовершеннолетних. Можно придумать еще десять тысяч оправданий – это не изменит того факта, что он лишил меня любви мужа и дочери.