Под сенью короны - Коваль Ярослав. Страница 23
Пейзаж за пейзажем порадовал бы любой, самый взыскательный взгляд, а меня привел бы в полный восторг, не будь в моей жизни кое-чего поважнее красоты. Война — увы! — забирала меня всего, без остатка. И даже в те редкие минуты, когда я считал возможным оглянуться и остановить взгляд на чём-нибудь привлекательном, думал всё о том же: или о возможной засаде, или о внезапном налёте, или о грозе, которая создаст армии на марше кучу проблем.
— Командование рассчитывало на победу в генеральном сражении, — сказал Аканш. Он быстро пришёл в себя и уже ходил. — Но части сил удалось отступить, а подкрепление — и, кстати, если верить разведке, очень приличное — подоспело слишком поздно и сразу же отступило. Почти без потерь.
— Откуда тебе известны данные разведки?
— Просто у меня тогда позаимствовали нескольких ребят с соответствующей подготовкой. Своих разведчиков не хватило. А от непосредственного начальника они постфактум суть задания не скрывали. Не могли бы скрыть.
— Ясно. И что же?
— Да ничего. Просто подкрепление отступило, естественно, к замку. Так что нам предстоит с ним там встретиться.
— К замку, но не факт, что в замок.
— На что намекает командир?
— На то, что это самое бывшее подкрепление может дожидаться нас буквально где угодно. Не только в замке. Я б на их месте спрятался где-нибудь в другом месте. И познакомил бы армию императора со всеми прелестями партизанской войны.
— Что командир называет партизанской войной?
— Диверсии на коммуникациях противника.
— Прошу прощения? Бандитизм и грабёж обозов?
— Ну и ещё до кучи нервотрёпку с ночными нападениями на расслабившиеся и отбившиеся от ста… от основных сил отряды.
— Думаю, и такое нас тоже ждёт. Уж полевая разведка-то постарается обнаружить все крупные подразделения врага, а с мелкими сами разберёмся.
— Это-то верно, но когда из кустов ночью вылетает целый рой стрел, или ещё добавляется магия, потери могут оказаться неоправданно высокими.
— И что предлагаешь?
— Да так… Придётся обезопасить себя. И вообще лучше вставать лагерем не на отшибе, а в окружении чужих отрядов. Пусть другие, в случае чего, принимают на себя первый удар.
— Человеколюбиво, — усмехнулся мой зам.
— Ну, что ж поделаешь. У меня забота — сохранить свой отряд, а не чужие оберегать.
— Вот за что я всегда не любил гладиаторов. На свою жизнь смотрят свысока и чужие ни во что не ставят.
— Такие уж мы сволочи, да.
Я полез в седельную сумку и вытащил кусок сухаря, захрустел с удовольствием. До вечернего привала ещё очень далеко, до ужина, соответственно, тоже. А если через несколько минут придётся вступить в бой, то лучше, если живот не будет изматывающе скручиваться в болезненный клубок.
К счастью, до боя дело не дошло. Вечером, когда уже стемнело, и закат солнца приветливо ознаменовали соблазнительные запахи сотен дымящихся на кострах котлов, вестовой принёс мне свиток, запечатанный в кожу. Значит, серьёзный приказ, с самого верха, раз решились потратить время на такую упаковку. Мой оттиск был сделан прямо на футляре. Счистить, конечно, труда не составляет, но ведь вестовой и не потребовал сразу отдать обёртку.
Футляр я засунул в поясную сумку — отдам когда-нибудь. Если вспомню. Прочёл приказ со всем вниманием и невесело усмехнулся.
— Как в воду глядел. Что скажешь? — Я протянул бумагу Аканшу.
Тот тоже не столько даже читал, сколько вдумывался, вслушивался, впитывал каждую строку, будто надеялся отыскать в подтексте важный намёк. Ему к тому же было сложнее, он ведь не на пластуне ехал, а в седле трясёт, и лист скачет в пальцах. Но куда нам торопиться. Приказ ведь не срочный, а «до поступления дополнительных указаний».
Вернув бумагу, мой зам поднял загоревшиеся хитринкой глаза. Интересно, о чём он подумал? Анекдот, что ли, вспомнил?
— Командир знал.
— Да ни фига! В смысле, госпожа Солор мне ни слова на эту тему не сказала. Совпадение.
— Значит, судьба. С другой стороны, кому же ещё гонять лесовиков, или, как выразился командир, партизан, как не отрядам с нашей подготовкой? Значит, разведка таковые уже выявила. Эк оно разворачивается…
— Не факт, что уже выявила. То, что партизанские отряды будут нас беспокоить, догадаться легко. Как дважды два. Но вообще я с тобой не согласен. За партизанами хорошо бы отправлять конные отряды. Они мобильнее.
— Наши бойцы ездят на ящерах и тоже вполне мобильны.
— А теперь представь себе ящера в глухом лесу. Все деревья мордой соберёт. Лошадь хоть умеет лавировать.
— А помимо того требует фуража. В отрыве от основных сил и хорошего снабжения долго не поскачешь. Лошади — существа нежные. В отличие от пресмыкающихся.
— Вообще-то к нашим услугам местные жители. У которых имеются в том числе и запасы фуража.
— Ура узаконенным грабежам?
— Да ладно тебе. Речь-то о законных реквизициях на нужды фронта. Всё для фронта, всё для победы… И вообще — когда ты успел заразиться от меня манерой вести разговор?
— Мы ж общаемся давно.
— Дообщались… Но вообще не собираюсь спорить. Поручат партизан изображать — будем изображать. Поручат гонять — будем гонять. Но в этом случае нам не поздоровится.
— Командир?
— Любой разгромленный обоз тут же повесят на нас. И их пропажа станет нашей ответственностью. Ведь все телеги не убережёшь, потери будут в любом случае.
— Смотря кто будет следить за выполнением приказа.
— А ты не знаешь, кто сейчас жёстко следит за всеми ставленниками госпожи Солор?
Аканш взглянул на меня напряжённо, но ничего не ответил. Может быть, счёл, что ответ и без того ясен? Я так и остался в неведении — понял ли он намёк, порицал ли вольность суждений в адрес начальства, или и то, и другое? Но на него можно положиться, как на хорошего друга, он привык к моим выходкам и не сдаст ревнителям традиций.
Солнце лишь чуть перевалило за полдень, когда рядом появился другой вестовой, со свитком уже без футляра, но наглухо запечатанным. Этому парню я поспешил отдать сохранённую кожаную обёртку, пока он не умчался по другим поручениям. В свитке имелись уже вполне конкретные указания: куда, зачем, сколько, с какой скоростью. И длинный список топонимов — ох, как весело! Делать выписки для памяти нельзя. Категорически.
— Аканш, пришли сюда Ильсмина, у него отличная память.
— Командир, Ильсмина нет среди тех, кто допущен к ознакомлению с приказами. Командир может сообщать информацию из штаба только одному из своих заместителей. То есть мне, потому что выбор уже был однажды сделан.
— Одному? Отлично. Вот тебе предписание, Аканш, прочитаешь Ильсмину перечень мест, где нам предстоит устраивать рейд типа «партизанен пуф-пуф», а полный текст прочитаешь только сам… Ну, что ты на меня так смотришь? Где и в чём я на этот раз нарушил приказ?
— Не нарушил, но…
— Но? Слушай, друг, ты ведь, по идее, тоже мой подчинённый, нет? Ну так выполняй приказ, раз уж он не противоречит законам Империи и приказам великого и ужасного Руштефа Лагроя.
— Командир — сама изворотливость.
— Если бы… Не забудь потом бумагу отправить в костёр. И чтоб никто в огонь не заглядывал!
— Слушаю, — Аканш пожевал губами, похоже, подбирая вежливые аналоги пожелания кого-нибудь другого поучить в сортире штаны снимать. Но, поскольку с ходу придумать не сумел, предпочёл промолчать.
Вскоре лес принял нас в свои ароматные прохладные объятия. Как кстати! С каждым днём жара набирала мощь, скоро будет не продохнуть, и мои доспехи превратят меня в рыцаря, аппетитно запечённого в собственном поту. С корочкой. И мне мог не нравиться сезонный дождь? Или вьюга на вершине Хрустального пика? Я идиот.
В чаще было, конечно, чуть полегче, даже ветерок откуда-то появился. Захотелось снять шлем, в подшлемник которого волосы уже, кажется, наполовину вплавились, а потом и кольчугу с подкольчужником. Вдохнуть бы кожей хоть чуть-чуть воздуха сквозь мокрую насквозь рубашку. Хоть на пару минут познать облегчение.