Клятва (ЛП) - Давыдова А.. Страница 3

В последнее время пропускных пунктов возникало все больше и больше; новые устанавливали в течение одной ночи. Этот не отличался от всех остальных: четверо вооруженных солдат, по двое у каждого ряда, одного для женщин и детей, другого — для мужчин. После того как фотографию в паспорте сличали с его владельцем визуально, карточку сканировали в портативном электронном устройстве.

Пропускные пункты ничего не значили: они предназначались не для нас. Мы не были революционерами, которым власти пытались воспрепятствовать в свободном передвижении по городу. Для меня, Брук и Арона пункты являлись обычной мерой безопасности, одним из следствий войны, назревавшей в границах нашего государства.

А с точки зрения Бруклин такие посты были очень кстати, поскольку давали ей возможность оттачивать технику флирта.

Мы с Брук молча стояли в очереди перед пропускным пунктом. Пока наши паспорта сканировали и мы ждали, когда нас отпустят, я наблюдала за Брук, которая в тот момент хлопала своими густыми черными ресницами и поглядывала на молодого солдата, держащего ее карточку.

Он смотрел на сканер, потом перевел взгляд на нее, и уголок его рта едва заметно приподнялся. Когда лампочка в портативном компьютере замигала зеленым, Брук шагнула к нему чуть ближе, чем это было необходимо.

— Спасибо, — удерживая его взгляд, промурлыкала она низким хрипловатым голосом. Опуская карточку в разрез блузки, она следила, как он за ней наблюдает.

Эти карточки-паспорта были для нас не в новинку. Их использовали с давних пор. Но лишь в последние несколько лет мы были вынуждены носить их с собой и «отмечаться», чтобы королева и ее чиновники знали, где их подданные находятся в любое время дня и ночи. Еще одно напоминание о том, что революционеры все ближе подбирались к короне.

Однажды я видела, как на пропускном пункте арестовали женщину, пытавшуюся пройти через него с чужим паспортом. Она успешно миновала визуальную проверку, но когда ее карточку просканировали, вспыхнул не зеленый, а красный огонек. Паспорт оказался краденым.

Королева не терпела никаких преступлений. Воровство наказывалось столь же жестоко, как измена или убийство: приговор был одним — смерть.

— Чарли! — голос Арона вернул меня в реальность. Сунув паспорт под одежду, я поспешила за ними, не желая опаздывать в школу. Когда я их догнала, за нашей спиной, с переполненной площади, которую мы только что покинули, раздались громкие возгласы одобрения.

Никто из нас не вздрогнул, даже не споткнулся. Мы ничем не выдали, что слышали эти крики — слишком близко к охранникам на посту, которые внимательно за всеми следят.

Я подумала о женщине с краденым паспортом, которую тогда увидела: каково ей было стоять на виселице в окружении толпы зевак, в окружении людей, глумившихся над ней за совершенное преступление. Что если там была ее семья? Они видели люк, открывшийся у нее под ногами? Зажмурили глаза, когда веревка стянула ей шею? Плакали, когда ее ноги безжизненно повисли над пустотой?

Голос из громкоговорителей напомнил нам: ВНИМАТЕЛЬНЫЙ ГРАЖДАНИН — СЧАСТЛИВЫЙ ГРАЖДАНИН.

Мое сердце заныло.

— Вы слышали, что деревни вдоль южных границ в осаде? — спросила Бруклин, когда мы миновали солдат на пропускном пункте и шли по менее многолюдным улицам вдали от рынка.

Я посмотрела на Арона. Мы знали, что городки вдоль границы подвергались нападениям — месяцами они были под огнем. Об этом знали все. Нападения стали одной из причин, по которой наш город внезапно наводнили беженцы. Почти все приютили у себя бездомных членов семей и их слуг.

Насколько я знала, моя семья была одной из немногих, кого не коснулась миграция, но только потому, что у нас не было родственников в далеких уголках страны.

— Интересно, когда эти бесчинства достигнут Капитолия? — драматично продолжила Брук.

— Королева Сабара не позволит им добраться до города. Она вышлет свою личную армию прежде, чем они подойдут слишком близко, — возразила я.

Было смешно называть наш город Капитолием, поскольку за его бетонными стенами не скрывалось никого, кто бы действительно им управлял. Название предполагало авторитет и влияние, но на самом деле мы были просто ближайшим городом к дворцу. Королева — единственная, кто обладал истинной властью.

Но у нашего города хотя бы было имя.

Большинство городов Лудании давным-давно лишились такой привилегии, получив название согласно квадрату земли, в котором находились, и выстроившись по размеру. Первый Западный, Второй Южный, Третий Восточный.

Часто детей называли в честь старых городов. Когда-то это была форма протеста — дать новорожденному имя Карлтон, Льюис или Линкольн, — способ выразить недовольство решением монарха, из-за которого города превратились в статистику. Но сейчас это вошло в традицию, и детей называли в честь городов самых разных стран.

Люди предполагали, что мое настоящее имя — Шарлотта — дано в честь далекого и древнего города. Однако, по словам родителей, они не участвовали ни в чем, что могло бы рассматриваться как бунт, пусть даже это всего лишь традиция наделения именем.

Они предпочитали не привлекать к себе внимания.

А вот Бруклин любила хвастаться происхождением своего имени. Великолепный район в величественном городе, которого больше не существует.

Она придвинулась к нам, лихорадочно сверкая глазами.

— Я слышала… — Она сделала многозначительную паузу, чтобы мы прониклись ее информированностью, — что войска королевы стягиваются на восток. Говорят, к повстанцам собирается присоединиться королева Елена.

— Кто тебе это сказал? Один из твоих военных? — прошептала я, почти касаясь ее лба своим и вопросительно заглядывая в глаза. Впрочем, в ее словах я не сомневалась. Брук ошибалась редко. — Откуда ты знаешь, что они тебе не врали?

Брук ухмыльнулась медленной, бесстыжей улыбкой.

— Посмотри на меня, Чарли. Зачем им мне врать? — И добавила уже серьезно. — Говорят, что королева начинает уставать. Она слишком стара, чтобы продолжать сражаться.

— Это чепуха, Брук. Стара королева Сабара или нет, она никогда не сдаст свою страну. — Одно дело — сообщать слухи с фронта, и совсем другое — распространять ложь о нашей королеве.

— А какой у нее выбор? — Брук пожала плечами. — Принцессы, которая займет ее место, нет, а передавать трон мужчине-наследнику она не собирается. Такого не было четыре сотни лет; с чего вдруг она решит сделать это сейчас? Скорее она напишет отречение своей королевской линии, чем позволит королю править страной.

Мы приближались к Академии, и я чувствовала, как в животе растет напряжение.

— Думаю, так и есть, — ответила я встревоженно, больше не желая говорить о политике. — Она не позволит себе умереть прежде, чем найдет подходящую наследницу.

Как бы мне хотелось чувствовать себя спокойной, бесстрашной и независимой перед величественным зданием школы. Но еще больше я хотела, чтобы дети чиновников не заметили, как мне здесь неуютно.

Всё в этой элитной школе, включая безупречную форму учеников, словно кричало: «Мы лучше вас». Даже белые мраморные ступени, которые вели к роскошному входу в Академию, были отполированы до блеска, из-за чего казалось, что спускаться по ним небезопасно.

Я ненавидела себя за желание услышать на этих ступенях стук своих туфель.

Я постаралась не смотреть в сторону учениц, собравшихся наверху лестницы. По какой-то причине именно эти две девушки донимали меня больше остальных — те, что наблюдали за нами пристальнее своих подруг, и кому нравилось издеваться над нами, когда мы шли мимо.

Сегодня история повторилась. Их одинаковые юбки были отутюжены, аккуратные белоснежные рубашки накрахмалены. Эти девочки наверняка знали, каково это — носить шелк.

Я старалась не обращать внимания, что одна из них начала спускаться по лестнице, не сводя с нас глаз. Она перебросила через плечо светлые золотистые волосы; щеки ее полыхали румянцем, глаза сверкали злобой.