Тайная магия Депресняка - Емец Дмитрий Александрович. Страница 4

– Мне не совсем понятна одна вещь. Почему самый страшный, самый невосполнимый вред подобное причиняет подобному? То есть суслик вредит суслику, орел орлу, а человек человеку? Нет, понятно, что и друг другу они вредят, но самим себе гораздо больше, – заметил Меф.

Последнее время его порой тянуло на философию. Даф подошла к окну и прижалась лбом к стеклу. За окном крупными хлопьями падал мокрый снег.

– У меня тоска по солнцу и лету! Не могу без солнца. Хочется включить весь свет, и огня, огня, огня… – сказала она.

– На то ты и светлая, чтобы хотеть света. Императору Нерону тоже как-то захотелось огня. Чего-то яркого, незабываемого, – назидательно сказала Улита.

– И что он сделал?

– Да ничего особенного. Послал рабов подпалить Рим с четырех концов. Правда, народ не понял величия зрелища, малость взбух, и императору пришлось заколоться ржавой вилкой, предварительно съев с нее огурчик.

Мефодий принюхался. У него с детства было обостренное обоняние, тревожившее Зозо своей уникальной, совсем нечеловеческой верностью. Так, когда Зозо возвращалась со свидания, он по запаху ее волос мог сказать не только какие сигареты курил очередной несостоявшийся папахен, но и что они заказывали в ресторане, и как потом Зозо добиралась домой – наземным транспортом или в метро. «У метро запах свой, немного резиновый. А такси пахнет стерильностью поверх грязи и всякими там освежителями помойки… Ну такими, в форме елочек…» – говорил он.

Теперь же Мефодий заявил:

– Паленой проводкой пахнет!.. И почему-то чебуреками.

Улита втянула носом воздух, ничего не почувствовала и пожала плечами.

– Ерунда. Здесь нет проводки, – заметила она.

– Я и не говорю, что есть. Но когда пахнет паленой проводкой или туманом – материализуется джинн. Когда серой и тухлым яйцом – кто-то из темных стражей. Когда мылом, шампунями или духами – суккубы. Только комиссионеры не пахнут. Они воняют.

Меф не ошибся. Внезапно в Канцелярию втянулась через форточку струйка дыма. Дым расползся, затем сгустился, и вот уже посреди приемной возник молодой улыбчивый восточный джинн, толкавший перед собой вокзальную тележку, нагруженную множеством старинных книг.

– Привет, Омар! Маму слушал, чебуреки кушал? – приветствовала его Улита.

– Вах! Откуда про мэня знаешь? – встревожился джинн.

– Я про тебя все знаю. Все твои проделки! Глаз с тебя не спускаю, изменщик коварный! – сказала Улита.

Джинн смутился и, хотя существовал только до пояса, ниже пояса превращаясь в струйку дыма, принялся подтягивать штаны.

– Что за книжонки привез? – поинтересовалась Улита.

– Нэ знаю. В Канцелярии сказали «нэси» – я нес. Со всэх ног лэтел! Так лэтэл – прям вэтер в мэнэ дул! – отвечал джинн, обволакиваясь вокруг Улиты шлейфом молочного дыма. Его выпуклые глаза маслянисто поблескивали.

– Но заскочить за чебуреками это тебе не помешало! А, Омарчик? – продолжала насмехаться Улита, одаривая его дразнящей и вместе с тем бесконечно спокойной улыбкой кустодиевской красавицы.

– Зачэм за чебурэками? – оскорбился Омар. – К тэбе одной летел! Как тэбе зовут?

На мятом лице джинна появилось выражение человека, случайно забывшего о какой-то своей заслуге и теперь внезапно спохватившегося и вспомнившего о ней.

– Сейчас вспомнишь, как тэбе зовут, как мэнэ зовут! – пригрозила ему Улита.

– Улита, кто там? Курьер? Я его жду! – донесся требовательный рык Арея.

Джинн всполошился и заспешил, толкая тележку рыхлой грудью. В отличие от Улиты, Арей сразу разобрался, какие книги доставил курьер.

– Меф! Иди сюда! Лигул прислал новые учебники! – крикнул он.

Выразив одной емкой гримасой все возникшие у него по этому поводу чувства, Меф скрылся в кабинете. Улита и Даф остались в приемной вдвоем.

– Чего ты кокетничала с этим джинном? А как же Эссиорх? – с обидой за своего хранителя спросила Даф.

Улита удивленно заморгала.

– Кто кокетничал? Я? Ты о чем? Это так, мелочи: типа как новую ручку расписываешь на бумаге – проба лопат и карандашей… Что такое джинн? Смазливый радостный дурачок. Сегодня Омара, завтра Юсуфа, а послезавтра Али пришлют… А Эссиорх – это другое, настоящее. Я ведь Эссиорха за что, может, люблю? Он такой весь чистенький, стерильный, прям как из аптеки!

Даф наклонилась и осторожно коснулась губами лба сидящей ведьмы:

– Жара как будто нет. Во всяком случае, я его не наблюдаю.

– Ты не понимаешь, светлая! Ты еще маленькая!

– Пусть маленькая. Разве я спорю? – мягко согласилась Даф, вспоминая, какая сырость была во время Всемирного потопа.

– Пройдет лет тридцать, и люди вообще не смогут касаться друг друга! – продолжала Улита. – Будут приходить друг к другу в гости и сразу сканировать на компьютере сетчатку глаза. А компьютер будет говорить противненьким голоском: «Герпес – у номера 1. Гепатит-С – у номера 2. Степень опасности – А. Можете взяться за ручки и посидеть на диване!» Или: «У номера 1 – аллергия на попугайчиков и изжога, у номера 2 – плоскостопие и стригучий лишай на правой передней части левой задней конечности. Степень опасности – В. Можете поцеловаться через специальную пленку».

– Что-то у тебя все мысли об поцеловаться, – сказала Даф.

Ведьма кивнула.

– Есть такой момент в личной жизни. Сплошная филематология.

– Что, прости?

– Правильное название поцелуя как процесса – филематология… Я женщина скромная, но филематологично зависимая. И вообще один короткий «чмок» сжигает пять калорий, а минута ходьбы всего четыре! Ну а о том, что приятнее, вообще вопрос не встает, – продолжала Улита.

– Ты просто как Меф. Разве недостаточно общаться просто глазами? Взглядом можно сказать гораздо больше, – сказала Даф.

Теперь уже Улита коснулась губами ее лба.

– А вот теперь жар у тебя! Мы передаем его друг другу как эстафету! – сказала она убежденно.

Мефодий с тоской посмотрел на вокзальную тележку с книгами. Книги громоздились по двадцать штук десятью рядами, и если не падали, то лишь потому, что удерживающей их магии эта идея не казалась блестящей.

– И это все мне? – спросил Меф.

Арей потер рукой разрубленную переносицу.

– Думаю, что лишь первая партия. Полная библиотека Тартара несколько больше. По самым скромным подсчетам, раз эдак в миллион.

– И что я должен сделать со всеми этими книгами? – продолжал допытываться Меф.

Арей молчал, и у Мефодия возникло нехорошее ощущение, что он уже получил ответ. Меф неосторожно коснулся одной из книг, и с ее страниц на пол закапала кровь. Другая книга, Меф это точно видел, заложена была желтым пальцем с грубым, как панцирь черепахи, ногтем.

– Некоторые читатели ошибочно думают, что это они заглатывают книги. На самом деле это книги заглатывают их, – пояснил мечник.

– Угу… Я так и понял, – сказал Меф, пытаясь не смотреть на палец. Ему казалось, что тот шевелится. Арей нахмурился.

– Мрак смотрит на тебя с надеждой и ожиданием. А что ты умеешь? – продолжал Арей.

Не меняясь в лице, он едва заметно моргнул левым глазом, и тотчас за спиной у Мефа возник двойник Арея с коротким кривым кинжалом. Он коротко шагнул и ударил, метя под лопатку.

Не оборачиваясь, Меф сомкнул руки и мгновенно окутался плотным фиолетовым полем. Приняв и отразив удар кинжала, поле сформировалось в узкий луч и мгновенно, не дав двойнику разорвать дистанцию, атаковало его в горло. Пронзило шею и вышло сзади. Двойник Арея грузно упал и исчез. Меф даже не обернулся. С недавних пор он видел все, что происходило за его спиной.

– Дилетантство! Ты позволил ему ударить себя! А не должен был дать вообще замахнуться! Будь там не жалкий клон, а я сам, одним недоучкой на свете стало бы меньше, – раздраженно сказал Арей.

– Ну не все дерутся так, как вы! – заметил Мефодий.

Арей нахмурился. Неведомая сила отбросила Мефа на стену. Он даже не успел сгруппироваться. От сильного удара перехватило дыхание. Перед глазами запуржили темные точки. Меф стремительно вскочил, готовый защищаться. Правило первое: «Когда тебе больно, не подавай виду, потому что когда добивают, это еще больнее».