Лестница в Эдем - Емец Дмитрий Александрович. Страница 6

– Мы можем верить Арею, – сказал Меф.

– Но не можем верить мраку! – отрезала Даф.

– Но Арей не мрак, – сгоряча заявил Мефодий и тотчас озадаченно притих, поняв, что ляпнул что-то не то. Если Арей не мрак, то кто ежедневно отправляет в Тартар тысячи и тысячи русских эйдосов, обрекая их на вечный плен?

– Странная штука! И Арей вроде благородный. И Евгеша неплохой. И Улита, и Чимоданов, и Ната тоже нормальные, в целом, люди. И я тоже мраку служил… А все вместе мы губили больше народу, чем если бы работали в газовой камере, – сказал Меф.

Дафна перестала вытирать стол.

– В том-то все и дело. Абсолютное зло само вредить особенно и не может: оно связано светом. Все зло в мире осуществляется злом неабсолютным, серым, опосредованным. То есть жертвами первичного зла, которые несут его и другим тоже, одновременно убивая себя. Ну как сотрудники табачной фабрики или оружейного завода – вроде и не хотят никого убивать и сами по себе, может, люди хорошие, а все равно получается косвенно, что убивают. Можно, конечно, говорить, что они сами не заставляют людей курить или друг в друга палить и что, уйди они с работы, другие придут, – только это уже отмазка.

Эссиорх оказался дома. Активный байкерский сезон уже закончился, и художник в хранителе поневоле победил мотоциклиста.

– О, привет! – сказал Эссиорх, открывая дверь. – Вовремя вы пришли, а я тут через полчасика к Кареглазову собрался в мастерскую. Хочу, понимаете, так свою лень в пузо пнуть, чтобы она неделю не разогнулась.

– А дома нельзя ее пнуть?

– Можно-то можно. Но думаешь, главная проблема начинающего скульптора в одном только поиске внутренней идентичности? Главная проблема – то же «неохота» и то, что раковину на кухне вечно забивает глиной и скульптурным пластилином.

Мефодий неосторожно плюхнулся в кресло и взвыл. Под валявшейся на кресле газетой, которую Буслаев поленился убрать, обнаружилась приборная панель от мотоцикла.

– Инструкция № 403 для стражей, десантирующихся в человеческий мир: «Прежде чем куда-то сесть или на что-то наступить, тщательно все проверь, каким бы мягким или крепким оно ни выглядело», – по памяти озвучил Эссиорх.

Дафна посмотрела на открытый шкаф Корнелия. На дверце болталось несколько в спешке выброшенных свитеров, и еще один, светлый, дохлой медузой лежал на полу. Сама дверца капризно покачивалась от сквозняка, вполне выражая настроение хозяина.

– А где сам?.. – спросила она.

Эссиорх улыбнулся. Он стоял у раздвижного этюдника и закручивал тюбики с масляными красками.

– Должен уже быть. Задерживается чего-то.

– На свидании?

– Не совсем. Он разболтался, и Троил его смиряет. В одной многодетной семье у матери аппендицит, а отец, подводник, в плавании еще месяца два будет. Вот Корнелия и назначили с детьми сидеть.

– Разве страж света может быть нянькой? – усомнился Меф.

– Только страж света и может быть нянькой, – заверил его Эссиорх.

Дафна метнулась к подоконнику, привычно подхватив под живот Депресняка, с нездоровым любопытством обнюхивающего шторы.

– Что, опять? Ничто так не губит настоящего мужчину, как слишком полный расцвет сил, – насмешливо прокомментировал Меф.

Депресняк благодушно заскрипел на руках у Дафны, признавая за собой полное право на этот комплимент.

– Арей требует Мефа в резиденцию мрака сегодня вечером, – вспомнила Дафна.

Пальцы Эссиорха непроизвольно сжались. Из тюбика выполз и закрутился красный червяк краски.

– Причин вызова он, конечно, не объяснил? – спросил хранитель.

– Нет. А откуда ты знаешь?

– Я бы удивился, если бы не угадал. Мрак обожает тайны. Учитывая же, что правда всегда проста и безыскусна, на первый взгляд она всегда проигрывает лжи.

– Так мне идти или нет? – спросил Меф.

– Мой ответ: нет. Но свободы выбора никто еще не отменял. Решай сам.

Меф подумал и решил.

– Я, пожалуй, схожу. Может, что-то важное? – сказал он.

Эссиорх пожал плечами.

– Твоя жизнь. Только не забудь, что нельзя одновременно разжигать свечу и задувать ее. И дуть в оба края дудки одновременно тоже нельзя, – предупредил он.

– Я буду с ним! – вступаясь за Мефа, вмешалась Дафна.

Эссиорх печально посмотрел на нее.

– Что ж, сходите, только помните, что чем симпатичнее зло, тем меньше поводов ему доверять.

В коридоре раздраженно хлопнула дверь.

– Ага! Вот и его величество! Сейчас ботинки полетят! – предсказал Эссиорх.

Он не ошибся. Секунду спустя два глухих удара о стену доказали, что ботинки осуществили приземление. Зашаркали тапочки, и в комнату ввалился мрачный Корнелий. По правому стеклу очков разбегалась сеть трещин. Под глазом слабо розовел свежий, только зарождающийся фингал.

– Эй, темный, а ну прочь пошел с моего кресла! Или на шесть шагов и по хлопку! – заорал он на Мефа.

Поймав просящий взгляд Дафны, Мефодий уступил кресло Корнелию. Самый бестолковый из курьеров света плюхнулся в него и страдальчески возвел глаза к потолку.

– Угадайте с нуля попыток, можно ли разбить очки подушкой? – спросил он и тотчас сам ответил: – Нет? А вот и ни фига! Очень даже можно, если в наволочку засунуть детскую машину.

– Сочувствую. Что-то ты сегодня долго, – сказал Эссиорх.

– А кто виноват, что она так поздно пришла? – взвился Корнелий. – Работающие бабушки – это враги человечества номер один. Их надо приковывать к внукам цепями, а при попытке к бегству пропускать по цепям ток!

– И много там детей? – спросила Дафна с интересом.

– Когда смирно сидят, не особо много – всего-то четыре пацана. Но когда начинают бегать или драться, сосчитать невозможно. И разнять тоже невозможно. Чаще приходится принимать сторону слабого и вместе с ним бить сильного.

– А объяснить словами нельзя? – сострадательно спросила Дафна.

Корнелий снял очки и осторожно ощупал кончиками пальцев припухлость под глазом.

– Дохлый номер! Необходимости прощать дети пока не понимают. Как это: тебя пнули, а ты терпи! В тебя плюнули, а ты утирайся! У них врожденная логика: зуб за зуб. А еще лучше – два зуба за зуб. Учитывая же, что тот, кому ты выбил два зуба, по той же арифметике должен выбить тебе четыре, – мало никому не покажется.

– Мефодия позвали в резиденцию мрака… – сказал Эссиорх, безошибочно определяя, что еще немного, и Корнелий опять начнет орать.

Курьер света совершенно не удивился.

– А, да-да! Дядя предупреждал, что мрак в последние дни зашевелился. Наш агент в Тартаре, которому удалось выяснить нечто важное, убит, – легкомысленно сообщил он.

Эссиорх надвинулся на Корнелия, с нездоровым любопытством созерцая его куриную шею. Веснушки Корнелия озабоченно запрыгали.

– Дядя? И я узнаю об этом только сейчас? Ты говорил с Троилом? – прорычал хранитель.

– Ну не то чтобы говорил… – поспешно сказал Корнелий, начиная рыться в сумке. – Вчера от него было письмо, только я, кажется, его потерял… Эй, спокойнее, укрупненный ты наш! Маленьких не бьют, маленьких топят! Как я могу потерять то, во что заворачиваю бутерброды?

Однако и это оказалось шуткой. Когда Корнелий достал письмо, обнаружилось, что оно в полной сохранности, разве только на конверте с обратной стороны оказались записанными два телефончика.

– Девушки какие-то вчера в метро дали. Даже и просить не пришлось особенно долго. Минут всего пять позанудствовал, – похвастался он. – Правда, у меня, видимо, аппарат поломался: не с теми соединяет. У первой по телефону отвечает общество пчеловодов-любителей, а у второй – срочная психиатрическая помощь.

– Тебя надули.

Корнелий помрачнел.

– Ты так считаешь? А я всё утешаю себя, что записывал немного рассеянно.

Эссиорх развернул письмо и пробежал его глазами.

– Читай уж вслух! – со вздохом разрешил Корнелий.

– Все читать?

– Ну читай все! Только сразу предупреждаю, если кто хихикнет…

– Дай-ка я угадаю! На три шага и по пинку, пока в дудочке ноты не закончатся, а в звукоряде обойма не заклинит! – попытался угадать Меф.