Таня Гроттер и проклятие некромага - Емец Дмитрий Александрович. Страница 30

Ванька поднял голову.

– В самом деле? Я этого не запомнил.

– Я-то слышал. Ты с ним долго разговаривал во сне, довольно спокойно. Вы что-то обсуждали. Я не понял тему, уж очень невнятно ты говорил… А часов с пяти тебя заколбасило.

– Я его убил, – сказал Ванька.

Играющий комментатор отнесся к этой новости без особого интереса.

– Ну, если Бейбарсов – это мой матрас, тогда действительно убил. Ухлопал на месте, – согласился Ягун.

Ванька оделся, сказал Ягуну: «Встретимся за обедом!» и пошел искать Таню. В комнате ее не было. Об этом Ваньке сообщила через дверь Склепова. Тогда, действуя по наитию, Ванька отправился на драконбольное поле и не ошибся. Таня действительно находилась на поле и стояла рядом с Соловьем. И не она одна. Около тренера топтался сутулый старикашка с ватой в ушах, с кустистыми бровями и торчащими из носа пучками седой шерсти. Одет старик был крайне своеобразно – три или четыре рваных свитера, на ногах кроссовки из разных пар. Правый – белый на шнурках, левый – черный на шнурках и липучках.

– Позвольте представиться: Эразм Дрейфус, драконболист-профессионал! Вы пришли брать у меня интервью? – проговорил он, протягивая Ваньке руку.

– Нет! – сказал Ванька и тоже машинально протянул руку, однако гномообразный старикашка уже спрятал ладонь за спину.

– Я думал, вы журналист, – раздраженно заявил он.

– Я ветеринарный маг, – сказал Ванька.

– Вынужден вас разочаровать, молодой человек. Я не болею ветеринарными болезнями. И вообще содержать животных мне не по карману, – процедил Эразм Дрейфус и бочком, как краб, отошел от Ваньки.

– Не обращай на него внимания! Он малость с приветом… Но в драконбол играет классно! Соловей его пригласил! – шепнула Ваньке Таня.

– Слушай, может, Сарданапала попросим одежду ему какую-то дать? Ну или там денег? – спросил Ванька, заметивший, что у старика из-под драных свитеров торчит голая спина.

Таня засмеялась.

– Сразу видно, что ты из леса! Дрейфусу? Денег? Он миллионер, просто у него куча заскоков. Лучше вообще его не трогай… Смотри, а там Маланья Нефертити! Она тоже будет в сборной?

Ванька увидел худощавую, загорелую девушку лет двадцати. Девушка смотрела на него спокойно и без улыбки. Изредка она поднимала руку и отбрасывала темную челку, лезущую ей в глаза.

– А, да! Я ее помню. Это она, кажется, нравилась когда-то Бейбарсову, – сказал Ванька.

– Что? Она – Глебу? Что за бред! – резко проговорила Таня и смутилась, сама удивившись своей реакции. – Ну и прекрасно! Я рада!..

Ванька внимательно посмотрел на нее. Очень внимательно. Таня ощутила, что нервничает. Как все-таки противно чувствовать себя виноватой, когда никакой вины за тобой нет! И врать тоже противно. С другой стороны, бывают случаи, когда правда хуже лжи.

– Видишь того гандхарва? Это знаменитый Рамапапа!

Длинноволосый смуглый гандхарв, хлопая крыльями, сел между ними. Его орлиные когти ушли глубоко в песок. Мощные короткие руки держали трехструнную лютню. Когда он пожал Ваньке руку, тому почудилось, что его ладонь попала в тиски.

– Ну не такой уж я и знаменитый! Разве что в очень узком кругу! – сказал Рамапапа и улыбнулся. При этом стали видны его треугольные зубы. Заметно было, что он доволен и польщен. Ванька же неожиданно понял, почему вопрос, чем питаются гандхарвы, так тщательно и ловко обходится во всех драконбольных книгах.

Неожиданно Рамапапа поднес ладонь козырьком к глазам. Где-то вдали полыхнула Грааль Гардарика.

– А вот и Энтроациокуль. Сегодня я прилетел раньше, чем она, – озабоченно произнес гандхарв.

– Ну и что?

– Плохая примета. Если сразу за мной прилетает Энтроациокуль, матч проходит очень… э-э… кровопролитно. Последний такой случай был сорок два года назад. Тогда Энтроациокуль тоже прилетела сразу за мной. И что же вы думаете? Бабай Фунто-Хунто в том матче лишился головы. Дракон вместо того чтобы дохнуть огнем – просто – хрум! – и отгрыз. Никто не ожидал, – уверенно сказал гандхарв.

Бактрийская ведьма, летевшая на длинном бамбуковом шесте, опустилась на песок. Ее маленькое лицо напомнило Тане резиновый мяч, из которого выпустили воздух.

– Привет, уроды! – прошипела Энтроациокуль.

Соловей вежливо улыбнулся и промолчал. Точно так же промолчали и остальные, включая Нефертити и Эразма Дрейфуса. Ваньку это ужасно удивило.

– Что молчите, уроды? Где мое «здрасьте»? – продолжала скрипеть Энтроациокуль.

– Не отвечай ей, пока она не обратится лично к тебе по имени. Тот, кто заговорит с ней первым, будет проклят. И тот, кто нападет на нее первым, – умрет, даже если он в сто раз сильнее. Такова ее магия, – шепнул Ваньке Рамапапа.

Вскоре после бактрийской ведьмы прибыли Фофан Бок и Клопперд Блох, европейские драконболисты-легионеры. Фофан Бок был гигант с негнущейся шеей, восседавший на пылесосе таких размеров, что в его реактивной струе мог свариться даже дракон. Щеки у Фофана были толстые, цвета меди, а бакенбарды черные и густые, как у провинциального пожарника. Говорил он басом, а кашлял так, что казалось, будто кто-то хлопнул ладонью по дну пустой бочки. Клопперд Блох, напротив, был маленький, невзрачный, очень тощий человечек с прилизанными височками. Летел он на костыле с пружинкой, каждые несколько секунд исчезал и появлялся в другом месте. Если Фофан Бок брал тупой силой и чудовищным напором, то тощий Блох, которого Ягун за глаза называл «глистой в разрезе», был сама непредсказуемость.

Соловей О.Разбойник достал из кармана колоду карт и, отмечая на них, кто из игроков прибыл, стал раскладывать карты на песке. Он выглядел таким сосредоточенным, что не замечал ничего вокруг. Энтроациокуль, видя, что ей никого не удается сглазить, перестала вести себя вызывающе. Опираясь на длинный бамбуковый шест, кособокая бактрийская ведьма стояла рядом с Таней и щурилась на солнце.

«Может, она такая злобная, потому что ее никто никогда не любил?» – подумала Таня. Энтроациокуль повернула к ней сморщенное лицо.

– Еще что-то вякнешь – отравлю! Зубы выпадут, а кожа станет, как у меня! – прошамкала она.

«Откуда она знает, о чем я думаю? Как обходит мою блокировку?» – испуганно подумала Таня, готовая захлопнуть сознание при первой же попытке проникновения. И вновь не успела.

– Не твое дело как! Я предупредила! – заявила бактрийская ведьма. Отогнув ворот, она продемонстрировала Тане с десяток отравленных игл и маленькую пустотелую трубку.

Тем временем Эразм Дрейфус обнаружил на песке волосатую сизую гусеницу и съел ее.

– Кто-то считает, что они ядовиты. Я же считаю, что это белковая пища! Бесплатная белковая пища, если быть точным! – сообщил он Соловью.

– Вчера мы завезли драконам мясной фарш. В Индии пал слон, и один из местных магов по доброте душевной телепортировал его мне. Если тебе нужна будет белковая пища – приходи. Не стесняйся! – сказал Соловей.

Эразм Дрейфус приоткрыл рот и уронил остатки гусеницы.

Клопперд Блох подпрыгнул и появился в метре от Соловья. Даже без своего костыля на пружинке он ухитрялся перемещаться прыжками, как блоха.

– А вот и Лизхен Херц! – проблеял он возбужденно.

Когда именно прилетела Лизхен Херц, не видел никто. Не было даже привычной вспышки Грааль Гардарики. Лизхен просто появилась на поле и теперь направлялась к игрокам. Кивнула Тане, чмокнула в щеку грузного Фофана Бока, настороженно посмотрела на Энтроациокуль.

Лизхен Херц была ведьмочка лет семнадцати, с сахарной белой кожей, под которой проступали все жилки, со светлой челочкой, маленьким ротиком, румяными щечками и хорошенькими ножками, носки которых были развернуты, как у балерины. Метла, на которой она прибыла, казалась слишком тяжелой для ее маленьких слабых ручек. Больше всего Лизхен Херц походила на фарфоровую, очень дорогую куклу. Весь ее вид, казалось, говорил: «Я такая беспомощная! Такая непрактичная, такая беззащитная! Опекайте же меня! Неужели вам меня не жалко?» И мужчины мгновенно воспринимали этот сигнал острой беспомощности. Когда Лизхен шла, хотелось подстелить под нее ковер, потому что ножки ее были слишком хороши, чтобы ступать по земле. Когда она тянулась к кошельку, всякому хотелось заплатить за нее, потому что деньги были слишком грязны для Лизхен. «Не факт, что такая красивая дорогая кукла умеет считать! Ее точно обманут, если я не приду на помощь!» – думал почти каждый мужчина и млел от собственного интеллектуального превосходства.