Понаехавшая - Абгарян Наринэ Юрьевна. Страница 29

– Так долго лежала? – удивлялись девочки.

– Долго. Почти две недели, – кивала Вера.

Проработала она в обменнике мало. Месяца три. За это время у нее случились две любовные истории – с Владиком и Гришей.

1. История с Владиком

Как-то Вера познакомилась с мужчиной Владиком – мастером спорта по самбо и охранником казино. Владик был настоящим борцом, поэтому, потерпев сокрушительное поражение от Вериного индикатора оргазма, сдаваться не стал. Посоветовался с коллегами-охранниками, придумал себе специальное меню и принялся усиленно питаться бараньими яйцами и корневым сельдереем. Причем за сельдереем раз в неделю ездил на Дорогомиловский рынок, потому что в обычных продуктовых его было не достать.

Афродизиаковая диета не очень помогала. Точнее, совсем не помогала.

Но Владик так просто отступать не умел, поэтому решил пойти на отчаянный шаг – купить «Виагру». Сам постеснялся за ней сходить, снарядил в аптеку деда, ветерана войны. На дворе стоял месяц май, впереди маячила очередная годовщина великой победы, и выходить из дома в гражданском дед отказывался. Поэтому пошел в аптеку при полном параде – в кителе с орденами и медалями на всю грудь. В очереди разговорился с Максимовной из соседнего подъезда, между делом сообщил, что пришел за «Виагрой». Максимовна кокетливо взбила чахлый кудель на макушке и призывно повела бровью.

Дед заподозрил неладное, но виду не подал, дождался своей очереди и оглушительно спросил у аптекарши, что это за таблетку от давления попросил купить внук. Под общий хохот аптекарша ему поведала, что таблетка не совсем от давления, а если даже и от давления, то в другом месте.

Дед крякнул, но таблетку взял, покрыл расстояние до дома за рекордно короткий срок, устроил внуку скандал, по силе не уступающий взятию нашими войсками Рейхстага, и в наказание выдал половину таблетки.

– А что со второй делать будешь? – пробубнил Владик.

– А это уже мое дело! – отрезал дед и гордо удалился в свою комнату.

Владик проглотил «Виагру» и поехал к Вере – штурмовать ее Рейхстаг.

На следующий день Вера пришла на работу мрачнее тучи:

– Бросил он меня!

– А что так? – полюбопытствовали девочки.

И тут Вера поведала душераздирающую историю о том, как Владик сначала всяко пытался довести ее до слез, потом, когда она озверела и спихнула его с себя, остаток ночи развлекался тем, что ходил по стенам и потолку. Периодически, когда становилось совсем невмоготу, он залезал под холодный душ. Но душ мало помогал – восставшее мужское естество требовало успокоения, подручные средства не помогали, сатисфакция если и наступала, то облегчения не приносила. К утру он забылся тревожным отрывистым сном, проснулся весь в поту, доел остатки сельдерея, обозвал Веру фригидной и ушел навсегда.

Искать бабу с нормальными запросами, чтобы без подковырок.

Так Вера не стала женой охранника казино Владика.

2. История с Гришей

Однажды у Веры случился брутальный мужчина Гриша, бывший спецназовец, косая сажень в плечах. Познакомились они в электричке. Гриша пересел к Вере, стал рассказывать о той, военной жизни. Например, как их отряд забрасывали куда-нибудь в Парагвай, в бескрайние кукурузные поля, и они там сидели, в этих полях, по три-четыре дня, питались сырой кукурузой, пили из луж, ждали приказа.

– Срали там же, но старались не шуметь, – рассказывал Гриша, скупо артикулируя суровым лицом, – срать ведь тоже надо умеючи, не шумя, чтобы не выдать места дислокации.

– А почему именно… срали? – трепетала Вера.

– Сухой паек закончился, а жрать хочется. Огонь не разведешь, чтобы кукурузу запечь, враги по дыму засекут. А от сырой круто не покакаешь, – терпеливо объяснял Гриша.

– И чего? – поторапливала его Вера. – Жили вы в этом поле, а дальше что?

– А дальше прилетал вертолет и увозил нас обратно.

– То есть как это обратно? А с какой целью вы несколько дней сидели в полях?

– А фиг его знает. Может, переворот устроить или, наоборот, поддержать. Если надобность во вмешательстве отпадала, нас тут же возвращали на базу. – И Гриша, не прекращая сурово смотреть лицом, подсел ближе к Вере и положил широкую, как саперная лопатка, руку ей на колено.

– А я плачу после оргазма, – доверчиво улыбнулась Вера, – от счастья.

– Это мы легко можем устроить, – согласился Гриша.

Вера засмущалась и прижалась к его плечу. В ту же ночь Гриша трижды довел ее до слез, один раз – чуть ли не до вселенского потопа.

К сожалению, счастье было недолгим. Через неделю вернулась из командировки Гришина жена, и влюбленным пришлось расстаться.

– На две бабы жить не умею, – сокрушался Гриша, обнимая на прощание Веру.

Так Вера не стала женой бывшего спецназовца.

Уволилась она сразу после расставания с Гришей. Пропала надолго. До девочек доходили совершенно дикие слухи. Что Вера устроилась стюардессой на трансатлантические рейсы, мол, на высоте легче добиться того, чего на земле со слезами не допросишься. Что приняла постриг и ушла в монастырь. Что вышла замуж за чукчу и укатила на Крайний Север. Мол, в краях оленьих рогов и китовых усов проблем с оргазмом не бывает.

Появилась она через год. Довольная, беременная. Смотрела заплаканными глазами, светилась от счастья.

Счастье звалось Митей, отличалось куцей статью и повышенной кустистостью бровей.

– Мал да удал! – улыбалась Вера.

– Да, я такой, – соглашался Митя.

Девочки нарадоваться не могли. О. Ф. самолично пожала Мите руку. Невзирая на строгий запрет – впустила в обменник. Потчевала бутербродами с ветчиной, поила чаем.

– Метр с кепкой, а умеет! – восхищенно цокала языком.

– Метр шестьдесят один! – поправлял Митя.

– Ладно, метр с двумя кепками, – соглашалась О. Ф.

Однажды к обменнику подошла жрица любви и, пока Понаехавшая меняла ей немецкие марки на рубли, решила завести светский разговор.

– Ты кто у нас? Грузинка-армянка?

– Армянка.

– Был у меня один клиент армян. Хуй маленький – зато понтов! Понтоооов!

Понаехавшая отсчитала рубли и положила в лоточек для денег.

– Расстроилась? – спросила жрица.

– Да нет.

– Не расстраивайся, сейчас чего хорошего скажу. Зато волосат был – жуть. Прям когда моется – ни одно полотенце его не берет. Хоть феном суши.

– Кхм.

– Расстроилась?

– Нет!

– Не расстраивайся, сейчас чего хорошего скажу.

– Может, не надо?

– Не, реально хорошее скажу. Зато яйца у него были – во!

Жрица любви сжала руку в кулак, накрыла его второй ладонью и гордо продемонстрировала оторопелой Понаехавшей эту сокрушительную конструкцию.

– Правда, – задумчиво продолжила она, – какой смысл в таких яйцах, если хуй все равно с фигулину, я так и не поняла.

И, активно недоумевая лицом, с претензией уставилась на Понаехавшую.

Глава четырнадцатая. Прощание армянки

Из письма Понаехавшей к подруге:

«Она совершенно замечательная. Впрочем, я это давно знала, уже тогда, когда ехала к ней, незнакомой женщине, с нелепым чемоданом наперевес, раздавленная этим новым, огромным городом, к которому мне еще привыкать. В тот первый день приезда я даже представить себе не могла, какой он огромный, этот город. Огромный и прекрасный.

Но она мне открыла – совсем теплая, совсем родная, смешной ободок в волосах, сразу побежала чайник ставить, потом спохватилась, вернулась, расцеловала в обе щеки. Мне всегда везло на людей.

Рассказывала о себе какие-то „Петрушевские“ ужасы. После войны мужчин совсем не стало, весь тяжелый труд на женщинах. Работали на стройке АЗЛК, возводили стены, таскали мешки с цементом, камни. Худющие, двужильные. Восемь девочек в одной комнате общежития, одно выходное, купленное вскладчину платье на всех – из синего панбархата, с белым кружевным воротничком и пышной юбкой. В этом выходном платье и спуталась с женатым мужиком, забеременела от него. Вызвали какую-то бабку-повитуху, страшную как смерть, всю в отрепьях. Та вытащила из-под отрепьев какой-то крюк, по виду большой гвоздь, изогнутый с острого конца. Прокипятила и вставила… туда.