Загадай число - Салтыкова Мария. Страница 10

Разумеется, оставалась возможность, что он ошибался. Не в первый раз мимолетное настроение, особенно когда он сидел дома один вечером, создавало в нем уверенность, не подкрепленную фактами.

И все же… что такого в этом имени? Почему что-то шевелилось в закоулках памяти?

Он лег спать пораньше, задолго до возвращения Мадлен с концерта, намереваясь первым делом с утра вернуть записки Меллери и уговорить его пойти в полицию. Угроза была слишком явной. Он улегся в постели, но не смог успокоиться. В голове у него безудержно метались мысли, которым не было выхода. Это случалось не впервые – он объяснял себе, что такова цена вовлеченности, предельной концентрации на задаче. Когда размышления одолевали его в постели, у него был выбор: либо пролежать часа четыре, пока ум не выдохнется, либо встать и одеться.

Несколько минут спустя он уже стоял на патио в джинсах и старом удобном хлопковом свитере. Полная луна просвечивала сквозь тучи – амбар было видно почти как днем. Он решил пройтись в том направлении, по дороге, ведущей через луг.

За амбаром был пруд. На полпути он остановился и прислушался к звуку машины, едущей со стороны деревни где-то в километре. В этой части Катскильских гор, где ночами раздавался только вой койотов, машину можно было услышать задолго до ее появления.

Вскоре передние фары машины осветили увядающие заросли золотарника на краю луга. Мадлен повернула к амбару, остановилась на щебневой дороге и выключила фары. Выбравшись из машины, она медленно направилась к мужу, привыкая к темноте.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она. Ее голос звучал мягко и дружелюбно.

– Не мог заснуть. Мысли всякие крутятся. Решил пройтись вокруг пруда.

– Дождь будет. – Раскат в небе словно подтвердил ее замечание.

Он кивнул.

Мадлен встала рядом с ним на тропинку и сделала глубокий вдох.

– Какой запах. Давай прогуляемся. – Она взяла его под руку.

Они дошли до пруда, где тропинка расширялась. Где-то в лесу кричала сова, точнее, это был скрип, который они принимали за крик совы с момента, когда впервые услышали его тем летом, и с тех пор с каждым разом их убежденность в том, что это именно сова, крепла. Гурни, со своим аналитическим подходом, понимал, что в этой крепнущей уверенности нет никакой логики, однако понимал также, что сказать об этом значило огорчить Мадлен. Поэтому он молчал, радуясь, что знает, когда рядом с ней надо промолчать, и они дошли до дальней стороны пруда в согласной тишине. Она была права – в воздухе стоял невероятно сладкий запах.

У них случались такие вечера, когда они остро чувствовали нежность друг к другу и были близки, как в первые годы брака, до несчастного случая. «Несчастный случай» – безликое обобщение, которым он маскировал в памяти то, что произошло на самом деле, чтобы острота конкретики не впивалась в сердце. Несчастный случай – смерть – затмил солнце, превратил их брак в помесь привычки, сотрудничества и долга, и лишь иногда, очень редко, между ними проскальзывала искра, напоминая о том, что было когда-то и что, возможно, еще не было потеряно.

– Ты как будто все время с чем-то борешься, – сказала она, сомкнув пальцы на его руке, чуть повыше локтя.

И снова она была права.

– Как концерт? – спросил он наконец.

– В первом отделении играли барокко, было замечательно. Во втором – двадцатый век, не так интересно.

Он хотел что-то сказать о собственной нелюбви к современной музыке, но передумал.

– Отчего ты не можешь заснуть? – спросила она.

– Сам не знаю.

Он почувствовал ее недоверие. Она отпустила его руку. Что-то плеснулось в пруду недалеко от них.

– История Меллери из головы не идет, – признался он.

Она промолчала.

– Какие-то обрывки мыслей все кружат, кружат, покоя не дают, и толку тоже никакого. Я слишком устал, чтобы выстроить логику.

Она снова задумчиво промолчала.

– Все время думаю про подпись в записке.

– Х. Арибда?

– Откуда ты… ты слышала, как мы об этом говорили?

– У меня отличный слух.

– Знаю, но всякий раз удивляюсь.

– Может быть, на самом деле это не Х. Арибда, – сказала она как бы между прочим, но он отлично знал, что она ничего не говорит просто так.

– Что-что?

– Может быть, это не Х. Арибда.

– Что ты имеешь в виду?

– Я сидела на концерте, играли какой-то атональный ужас, как будто кто-то из современных композиторов, пишущий для струнных оркестров, при этом всей душой ненавидит скрипки и виолончели. Это была не музыка, а какой-то жуткий скрип и скрежет.

– Да-да, – кивнул он, стараясь не подать виду, что его распирает любопытство.

– И я безо всякой видимой причиной вспомнила «Одиссею».

– Древнегреческую… Гомера?

– Да, – ответила она с какой-то хитринкой. – Гомера. Возможно, мне просто надо было отвлечься от этой какофонии, а может быть, кто-то из музыкантов был похож на грека, но я сидела и думала про «Одиссею». И вспомнила: Сцилла и Харибда.

– Черт, ну конечно же! – воскликнул Гурни. – Мне это что-то напоминало, но я не мог понять что!

– Так что, возможно, имя Х. Арибда – просто чья-то шутка.

– «Между Сциллой и Харибдой». Корабли, которые проплывали между ними, неминуемо шли ко дну.

– Пойдем в дом, – предложила Мадлен. – Сейчас будет дождь.

Но он уже погрузился в новые размышления.

– Идем скорее, – повторила она. – Не то промокнем.

Он прошел с ней к машине, и они проехали через луг к дому.

– Я вспомнила это выражение, – продолжила она, – и что оно означает «между молотом и наковальней». Сцилла – это скала, об которую разбивались корабли. Но я не помню, кто такая Харибда. А ты?

– О, я помню, – сказал он. – Харибда была водоворотом. Олицетворением морской пучины. Если корабль или человек попадал в нее, его засасывало и разрывало на части.

Она внимательно посмотрела на него, но он не понял, что означал этот взгляд. Затем, как она и обещала, пошел дождь.

Глава 9

Неправильный адрес

Задержавшись на несколько часов на окраине гор, холодный фронт накрыл окрестности и принес с собой ветер и дождь. Утром вся земля была засыпана листьями, а в воздухе стояли влажные запахи осени. Капли воды на травинках искрились на солнце.

Гурни шел к своей машине, и окутавшие его ароматы пробудили какое-то детское воспоминание о времени, когда от сладкого запаха травы возникало чувство спокойствия и безопасности. Но воспоминание тут же утонуло в море планов на день.

Он собирался съездить в Институт духовного обновления. Если Марк Меллери намеревается и дальше противиться общению с полицией, нужно еще раз с ним встретиться и переубедить его. Дело было не в том, что Гурни решил умыть руки и не участвовать в деле. Напротив, чем больше он думал о странной судьбе бывшего однокурсника и о том, что ему теперь угрожало, тем интереснее ему становилось. Он хорошо представлял себе, какую работу будет делать полиция, и считал, что в расследовании найдется место и для него.

Гурни позвонил Меллери, чтобы предупредить о приезде. Это было идеальное утро для поездки по горной дороге. Путь до Пиона сперва пролегал через Уолнат-Кроссинг, которая, как и многие деревушки в этих горах, появилась в девятнадцатом веке на перекрестке значимых в местных масштабах дорог. Значимость пропала, а перекресток остался. Грецкий орех, в честь которого был назван поселок, давно исчез из этих мест, равно как и былое благополучие, но наступившее запустение было крайне живописным – выцветшие амбары, ржавые плуги, разбитые телеги с сеном, запущенные пастбища, поросшие желтыми цветами. Дорога, ведущая дальше, к Пиону, проходила мимо идиллической речной долины, где боролись за выживание несколько старых ферм. Среди них была ферма Абеляров, втиснутая между деревней Диллвид и рекой. Ее владельцы выращивали овощи без пестицидов и торговали ими, а также свежим хлебом, местным сыром и очень хорошим кофе в собственном магазинчике. Гурни страшно хотелось выпить этого кофе, и поэтому он припарковался на грязной стоянке у просевшего крыльца.