Ловец человеков - Старицкий Дмитрий. Страница 24

Вообще это очень смешно смотрелось бы со стороны. Пятнадцатилетний пацанчик безусый устраивает, задрав голову, выволочку умудренным и здоровенным бородатым лбам лет тридцати, и те, сократившись, с покорностью ему внимают. Но в каюте, кроме нас и Марка, никого не было, а шкиперы знали уже, что этот здоровенный негр по-васконски ни бум-бум. Так что ПУБЛИЧНОГО позора для них не было. А я тут в своем праве! И косяк, что они упороли, вполне осознают, как и его последствия. Оттого и чувствовали эти храбрые и сильные люди себя виноватыми конкретно передо мной. К тому же случившийся инцидент на море можно очень разнообразно крутить в реальном королевском суде, вплоть до обвинений в измене короне, попытки лишить жизни монарха, подкупе со стороны французской короны, предательстве вассальной присяге и много чего другого, что даже не плахой, а вовсе виселицей пахнет.

— И как это понимать? — пошел я уже на второй круг насильственного церебрального секса с подданными. — Пиратствуем, грабим всех подряд мимо проплывающих, а монаршая доля в добыче где? Молчать, я вас спрашиваю!

Последний мною найденный аргумент в этой выволочке пронял могучих китобоев до печенок. Да так, что они моментально с полного роста упали со стуком на колени, взывая:

— Сир, не велите казнить! Вся ваша доля надежно складирована и только дожидалась времени вашего восшествия на престол.

Ага… так я вам и поверил. Складирована… только не для меня. Но вот поделиться благососом я их заставлю неслабо, раз сами так подставились.

— А куда вы денетесь? Попробовали бы не отдать… — Это я уже с наигранной угрозой в голосе шиплю. — Но это потерпит еще некоторое время. Вопрос на берегу решать будем. Но на будущее, чтобы вы этим сразу озаботились по приходу в Биарриц — мне надо четверть сотни резвых верховых мулов с седлами. Доспехи и оружие. В счет моей доли в вашей ПРОШЛОЙ добыче. И это срочно. Еще коней под кабальеро — десяток.

— Прошлой добыче, сир? — быстро сообразил старший шкипер. — Значит ли это, что у нас будет и будущая добыча?

— Будет, — твердо ответил я.

И выдержав паузу и посмотрев пристально каждому из них в глаза, благо при их коленопреклоненной позе мне это сделать не в пример легче, добавил:

— Только уже на моей службе. Каждый из вас получит именной каперский патент и, под моим флагом, будет захватывать суда под флагом руа франков. При необходимости — топить. Но только под флагом руа франков. Никаких больше. Это не разбой, а война.

Шкиперы переглянулись между собой, и льдистые глаза их как бы оттаяли.

— Встаньте, — приказал я и, дождавшись от них ожидаемого действия, тоном проверяющего роту полковника спросил: — Жалобы, претензии и пожелания высказывайте сразу здесь. Потом разбираться с ними будет некогда.

— Женщин у нас нехватка, сир, — тут же откликнулся тот шкипер, что был младше возрастом, — отменить бы нам запрет на браки с местными женщинами…

— А что, вам больше баб взять неоткуда? — вырвалось у меня.

Мне сейчас только вот юридических баталий по борьбе с отжившими обычаями не хватает до полного счастья. Если вводили предки такой обычай, значит, для этого какие-то основания у них были. Но разбираться с этим — долго и нудно, да и некому пока в моем окружении.

Шкиперы перетоптались смущенно и старший из них пояснил:

— Сир, каждый поход за женщинами на север — это пропущенный сезон ловли кита.

Это я прекрасно понимаю. Разбойная добыча с прибрежных рыбацких деревень — мизерная. С удачным сезоном лова по доходам не сопоставимая. Разве что женщины. Да и те — не первый сорт.

— Тем более, сир, что грабить побережья Северного моря становится с каждым годом все труднее. Последний раз мы ходили туда шесть лет назад, в Ютландию, так потеряли в стычках почти четверть хирдманов. Это неприемлемые потери для нашего народа. А сарацинские женщины не выдерживают нашего образа жизни. Чахнут.

— А просто замуж за вас в Норвегии женщин не отдают? — задал я, казалось бы, на поверхности лежащий вопрос.

— Мы изгои, сир, — пояснил мне старший, — этим все сказано. Нет чести их знати родниться с нами. Даже со мной, хотя я род свой веду от ярда Торвальда Тюленьи Яйца. А бонды стараются дочерей отдавать замуж на соседний хутор. Самое дальнее — в соседний фьорд. Есть несколько жен у наших людей из Исландии, где мы часто ремонтируемся, но там у них самих людей нехватка.

— Последний раз нам крупно повезло захватить женский монастырь в Ирландии. Но те женщины уже сами внуков имеют, — подхватил младший слезницу.

— Я знаю, как решить вам этот вопрос. Есть идея. Сколько вы обязаны выставлять бойцов мне на службу во время войны?

— Центурию, сир.

Сотню, значит. Бойцов, которые ставили на уши всю Европу. Очень хорошо.

— Пехота?

— Тяжеловооруженная пехота, сир. Со щитами, шлемами, кольчугами, секирами и копьями. У многих есть мечи. Можете их использовать также как абордажную команду на корабле.

— Есть среди вас кормчие, что ходили в Норвегию и знают ее берега?

— Я ходил, — ответил старший. — За женой. Без толку.

— Идите сюда, — подозвал я их к столу и быстро набросал на куске пергамента схематический контур Европы до мыса Нордкап. — Покажи, докуда ты ходил.

— Вот сюда, — ткнул он пальцем, — до Альта-фьорда. Дальше люди не живут.

— Живут-живут. Еще как живут, — обнадежил я их.

— Сир, лопари не люди, — насупился старший, — они моря боятся.

— Никто вас за лопарками не гонит, раз они вам так не нравятся, хотя вряд ли у них интересующий вас орган расположен поперек. Смотрите за мной.

И я дальше прорисовал на восток линии Кольского полуострова и схематический абрис Белого моря, поясняя по ходу:

— Это берег Тре, — провел я пальцем по мурманскому побережью. — За ним внутрь земли — море, которое зимой замерзает. Так что пойдете туда по весне. Вот сюда, — ткнул я в устье Двины. — Тут есть монастырь. Мужской, — тут же поправился я, увидев хищный проблеск их глаз. — Будете беречь этих монахов как свою родню, потому как именно они будут вашими торговыми партнерами. Больше пока там торговать активно некому.

— Что там, сир, можно выменять и на что?

— Туда повезете лучшее в Европе железо от басков. Желательно в полосах.

И про себя ухмыльнулся, что в таком разрезе Толедо меньше достанется знаменитой «толедской» стали. И англичанам тоже.

— Там на него сменяете меха, воск, пеньку, сушеный ревень и… рабов.

— Монахи будут торговать рабынями? — Они изумленно посмотрели на меня.

— Нет, не монахи, купцы армянские. И не там, а южнее, куда один из вас повезет грамоту от меня тамошнему принцу Ивану. И подарки. Тремя кораблями пойдете. Два сразу вернутся с товаром, а один будет ждать у монастыря посольство обратно, сколько потребуется. Понятна задача?

Они задумчиво, но с готовностью кивнули.

— За это я зимой поставлю под свое знамя только половину вашей центурии. Но отслужат они два срока — «за себя и за того парня», который в посольство пойдет. И еще… об этом маршруте никогда и никому ни полслова. Тайна это — такая же, как ваши рыбные банки у большого острова в океане около никому еще не известного континента.

Они вперили в меня очень удивленные, но довольно-таки злые глаза.

— Откуда, сир… — прозвучало с тщательно скрываемой угрозой.

Тут я приложил палец к губам.

— Тсс… Это уже монаршие тайны откуда… — улыбнулся я.

И вот эти шкиперы — орёлики морские, снова стоят передо мной, представляя своего седого дедушку.

— Сир, позвольте вам представить алькайда нашей хунты…

Старик медленно, с достоинством поклонился и представился сам:

— Гвидон из Бидара, сир. Волей народа избран алькайдом этой округи. К вашим услугам, сир.

Дедок был почти на голову ниже шкиперов, да и не так могуч сложением, но в его движениях чувствовалась привычная властность. Возраста он давно уже пенсионного, но бодр и вполне работоспособен на первый взгляд. Одет без дворянских претензий, но цепь на его груди — золотая, и по виду очень тяжелая, не меньше килограмма драгметалла. И на пальцах перстни камнями сверкают. Из оружия только длинный нож на поясе, хотя нож в эти времена вообще за оружие не считается — универсальный столовый прибор. На голове берет, но с круговыми полями. Прямо аналог «пуштунки» афганской. На ногах не шоссы, а нормальные штаны типа «портки», заправленные в обмотки до колен. От обуви эти обмотки еще оплетены кожаными ремнями. Поверх суконной рубашки овчинный жилет мехом внутрь с вышивкой. Все в темных тонах, кроме льняных небеленых обмоток. Впрочем, такие обмотки на Руси онучами кликали. Полная эклектика в костюме, но все практично. В этом веке дворянство, начиная со двора бургундского герцога, нарочито стало подчеркивать непрактичность своих одеяний, чтобы выделиться из народной массы. И тенденция эта в Европе только набирает обороты. Хорошо, что мне досталось такое провинциальное королевство.