Коснуться небес (ЛП) - Ритчи Бекка. Страница 24

- Я люблю ее, даже если ненавижу, - говорю я, не совсем отвечая на его вопрос.

- Парадокс, - размышляет вслух Коннор. - Я люблю такое. Они делают жизнь интереснее.

Мой взгляд поднимается к нему. Подобные разговоры по душам для нас не так уж частые. Обычно мы весело спорим о сексиских теориях Фрейда. Но пару раз мы обсуждали отношения Коннора с его матерью. Ей не свойственны холодность или материнский инстинкт. Она просто такая как есть. По крайней мере именно то, как Коннор описывает всегда Катарину Кобальт. Словно она просто его босс.

Я бы хотела познакомиться с ней, но в течение последнего года Коннор постоянно лжет мне, что она занята. По какой-то идиотской причине он не желает нас знакомить, и хоть он и не говорит мне почему так, я все равно уважаю его мнение. Так что когда она позвонила мне пару дней назад, я отшила ее, используя то же оправдание, что и Коннор. Я слишком занята для кофе и, безусловно, слишком занята для позднего завтрака. Это было грубо, но если она прислушается к сплетням светских львиц и всяким домыслам, то узнает, что я немного сука.

- Все матери слегка безумны, - говорит Коннор, слабо улыбаясь. Он просто процитировал Селинджера. И теперь ждет моего ответа. Но я сжимаю губы, словно мне нечего сказать. Улыбка Коннора гаснет. - Д.Д. Селинджер.

- Серьезно? Большинство матерей - интуитивные философы, - выпаливаю я.

Он снова усмехается.

- Гарриет Бичер-Стоу. И я не могу не согласиться.

- Я не пытался сбить тебя с толку, так что не злорадствуй, - я хочу услышать правду, а не просто чьи-то слова. - Скажи мне что-то настоящее.

И в одну секунду он хватает меня за лодыжку и тащит по матрасу так, чтоб я оказалась лежащей плашмя. Ночная рубашка поднимается к животу, выставляя на обозрение мои черные хлопковые трусики. До того как я успеваю ее поправить, Коннор поражает меня, упираясь руками по бокам от моего тела и нависая надо мной. В его взгляде таится вызов. Оставаться неподвижной. Не бояться его.

Я вдыхаю, и внутри меня вспыхивает пламя. Я не ерзаю, не тянусь к своей рубашке; сужая глаза, я обращаюсь к своей воинственной стороне.

- Ты не ответил мне.

Его взгляд порхает по чертам моего лица.

- Тебе все равно не понравится то, что я скажу.

- Это не имеет значения. Просто скажи мне что угодно.

- Хочешь что-то настоящее?

- Да.

Он улыбается.

- С чего бы мне начать? - его рука скользит по моей голой коже от колена к бедру. - Знаешь, я хотел бы сделать с тобой кое-что настоящее прямо сейчас и завтра, и до конца своей жизни, надеюсь, когда-то это произойдет, а еще надеюсь, что стану свидетелем того, как ты будешь круглеть... - он целует мой живот чуть ниже пупка, в опасной близости от линии моих трусиков. - ... и я буду держать тебя в своих руках... каждую... - он прокладывает дорожку из поцелуев поверх ткани, - ...каждую... ночь.

Меня так сильно поглощают его слова, что я реагирую именно так, как он предугадал. Я толкаю его грудь обеими руками, вынуждая занять положение сидя.

Его бровь выгибается.

- Да?

- Ты хочешь детей? - я в полнейшем изумлении. Не уверена в том, чего он на самом деле хочет. Но от самого факта, что он не собирается бросать меня, не собирается разрывать наши отношения, мое сердце начинает биться чаще, чем сто пять ударов в минуту. Я думала, что Коннор - это мужская версия меня. Но сейчас осознаю, что все это время встречалась не сама с собой. Я встречаюсб с абсолютно другим человеком. И в любом случае хорошо, что я это поняла.

- Я уже говорил, что тебе не понравится мой ответ. И ты сказала, что тебя это не беспокоит. Один из нас солгал.

Я хмурюсь.

- Ты хочешь детей.

- То, что ты скажешь это дважды, сделает данный факт более реальным? - спрашивает он, касаясь пальцами своего подбородка. Коннор улыбается, и я люблю то, как он это делает, так сильно.

- Почему ты хочешь детей? Ты - это... ты.

- Ты права. Я - это я. И я хочу восемь орущих детишек, которые будут прыгать на нашу постель по утрам, которые будут умолять тебя заплести им косички, у которых будут твои красивые глаза и блистательный ум. Я хочу все это, Роуз. И в один день дети буду иметь все это тоже.

- Восемь детей?! - я сосредотачиваюсь на этом. - Я не могу представить, что выношу хотя бы одного ребенка, а ты хочешь, чтобы я родила целый род? Я не королева Англии, производящая потомство, чтобы защитить свои империю и обеспечить ей наследника.

Его улыбка переходит в смех, да такой сильный, что я могу видеть почти все его идеальные зубы. Он прижимает меня к матрасу и целует в щеку.

- Но разве ты не хочешь иметь сына и дочь, которые бы унаследовали твои гены, - спрашивает он, - которых ты бы взрастила, передала бы им свое наследие и знала, что оно не будет утеряно еще долго, после того как ты уйдешь с этой земли?

- Это все скорее о тебе, - говорю я, осознавая сейчас все по-новому. - Ты мог бы любить своих детей?

Его улыбка снова угасает, и он натягивает на себя это типичное невозмутимое выражение лица - лицо игрока в покер.

- Я бы любил их.

Мне бы хотелось больше всего, чтобы он попытался не лгать мне. Это злит меня сильнее, чем могла бы разозлить правда.

- Ты любишь лишь самого себя.

- Я люблю тебя, - он практически передразнивает меня.

Я снова отталкиваю его и подтягиваю к груди свои колени. Я тянусь к его уху и, касаясь мочки губами, говорю одновременно пылким и ледяным голосом:

- Я тебе не верю.

Я сдвигаюсь на край кровати, собираясь встать. Но он снова хватает меня за руку.

- Я имел в виду именно то, что сказал, - говорит он серьезно, - до того момента, как ты привнесла любовь в это уравнение.

- Это важно, Коннор, - я освобождаюсь от его захвата. - Любовь всегда должна быть в уравнении, в котором есть дети. Тебе просто повезло, что в уравнении со мной она не обязательна.

Я отхожу от кровати и поправляю свою ночную рубашку.

- Куда ты собралась? - спрашивает он, и его брови сходятся на переносице. Мы часто спорим. А миримся еще больше. Но обычно я не покидаю поле боя.

- Принять душ.

- Сейчас пять утра. Возвращайся в кровать.

- Нет, - говорю я. - Я хочу принять душ, прежде чем кто-то придет в ванную, - я направляюсь к двери.

- Роуз... - начинает он, но останавливает себя от того, чтоб сказать что-то лишнее.

Чувствую себя, словно мне снова восемнадцать.

А Коннор - тот девятнадцатилетний мальчик, который одолжил мне свой блейзер.

Я жду, пока он заговорит, но как и тогда, он просто смотрит на меня своими глубокими суровыми глазами, за синими озерами которых скрыта истина.

Так что я говорю:

- Я не против того, что ты не любишь меня так, как я люблю тебя, - я убираю волосы за ухо. - Спасибо, что ты хотя бы пытаешься.

И я ухожу.

Но он знает, что я вернусь.

В течение десяти лет, которые мы Коннором знакомы, кажется, мы всегда возвращались друг к другу, даже когда оказывались на расстоянии в тысячи миль, на двух различных плоскостях существования, даже когда казалось, что наше будущее предопределенно.

Он может не верить в судьбу, но я верю.

И я знаю, что мне суждено быть вместе с ним.

ГЛАВА 12

РОУЗ КЭЛЛОУЭЙ

5 месяцев и 10 дней – мама.

Я опускаю телефон в свою сумочку и собираюсь в офис Кэллоуэй Кутюр. Саванна остается поблизости, держа в руках свою мобильную камеру. Как только я подхожу к двери, та открывается, и в дом заходит Дэйзи, держа в руках свой белый мотоциклетный шлем.

- Эй, Роуз, - она опускает шлем на кожаный диван и собирает волосы в нетугой пучок на макушке.

Но даже после моего ухода, она не останется дома одна. С ней остается Бретт со своей стэдикам и Рик, который прямо сейчас заходит и закрывает за собой двери, его черный шлем болтается на руке. Рик опускает его на диван рядом со шлемом Дэйзи и пробегает пальцами по своим растрепанным густым волосам.