Богиня прайм-тайма - Устинова Татьяна Витальевна. Страница 8
– Ты что, старик, – обиделся продюсер, – у нас миллион сам знаешь кто получает…
– Больше или меньше?
– Да ладно, – окончательно оскорбился продюсер, – что ты, смеешься надо мной, что ли!
Бахрушин не смеялся, но должен был выяснить все до конца. Алина Храброва, если бы только все сложилось, стала бы бесценным приобретением для канала – бесценным, но все же не на миллион долларов!
– Если экономики и политики никакой, тогда что? Личная жизнь?
– А вот тут я тебе, старик, ничем помочь не могу.
Бахрушин смотрел, как генеральный морщится, опрокидывая в себя водку, длинно и продолжительно глотает и морщится еще больше.
– Почему? Все так секретно? Или так… высоко?
– Да я не знаю, правда, Леш! Вот те крест! – И продюсер размашисто перекрестился, покосившись на рюмку. – Из наших она ни с кем… не спит, это точно, я бы знал. Любовь-морковь если только на стороне какая-нибудь, не на работе. Говорят, муж ее кинул, или она его кинула, но вряд ли из-за мужа она стала бы работу менять…
Конечно, быстро подумал Бахрушин, что там муж – работа, работа, работа страсть моя, как в пьесе Сергея Михалкова! Какой муж – или какая жена! – сравнится с ней!
– А кто муж?
– А никто. Бизнесменчик какой-то, что ли. Или журналистик, но не из наших.
Бахрушин навел еще кое-какие справки, поговорил там и сям – и Алина уже полтора месяца работала в «Новостях» на втором канале.
Алексей решительно не понимал, какое дело Паше Песцову, директору развлекательной дирекции, до Алины Храбровой?
Погружаясь в пучину срочных бумаг, он мельком подумал, что сегодня должно быть «прямое включение» из Кабула – «прямое включение» его жены. Он только так и мог об этом думать – мельком.
Когда же это кончится, черт побери все на свете!
Никогда. Никогда.
– Алексей Владимирович, Зданович на третьей линии. Поговорите?
– Да.
– Леш, привет.
– Привет.
– Мы сегодня даем Грозный или хватит Афгана?
– Хороший вопрос, – пробормотал Бахрушин.
Грозный или Афган? Там война и тут война. Там беда и тут беда.
Только вчера на совещании в Минпечати всесильный, великий и могучий Дмитрий Юрьевич Потапов тихим голосом интеллигента и недотепы говорил о «балансе плохих и хороших новостей», о преобладании «чернухи», о том, что «народ устал» и ему, народу то есть, надо что-нибудь повеселее, поживее, полегче!.. Евгений Петросян и передача «Шутка юмора» – то, что надо! Только вот как это с информацией совместить, министр не объяснил. Наверное, забыл, а может – о, ужас! – и сам не знал.
– Леш, ну чего?..
– А что там в Грозном?
– Да все то же. Нового ничего.
– Что в Грозном сегодня, Костя? – чуть настойчивее спросил Бахрушин, и Костя послушно зашелестел бумажками и забубнил.
– Можно к тебе, Алексей?
– Да, заходи, Паша.
Главный сменный редактор все бубнил. Пока он бубнил, Бахрушин принял решение.
– Кость, давай так. Значит, в свете новых установок Грозный пусть идет сообщением. Храброва прочтет, и все. А из Кабула сюжет.
– Ладно.
Бахрушин помолчал немного. Песцов прямо у него перед носом возился в кресле, доставал сигареты. Мешал.
– Связи так и нет?..
Он отлично знал, что нет.
– Леш…
– Да, все понятно. Пока. На эфир я приду.
Бахрушин пристроил трубку на многокнопочный телефон и с тоской посмотрел на бумаги – с утра не убавилось нисколько.
– Меня тоже писанина замучила, – Песцов сочувственно кивнул на стол. – Пишем и пишем, писатели!.. Говорят, что у нас канал плохой. А когда нам каналом заниматься, если мы вон… пишем!
– Все каналы плохие, Паша. Один только и есть хороший. «Евроспорт» называется.
– Это точно.
Помолчали, порассматривали каждый свою сигарету – довольно глубокомысленно. Бахрушин твердо знал, что первым никаких расспросов не начнет – он Песцова не звал, тот сам напросился, пусть теперь и объясняет, зачем.
Песцов еще покурил и посмотрел на Бахрушина.
– Ну? – спросил тот. – И что ты хотел узнать?
– Леш, ты… хорошо все прикинул, когда Храброву на эфир брал?
Бахрушин ничего не понял.
– Ну… да. А что?
– Да ничего такого, конечно, но… шут ее знает. Она почему с четвертого ушла?
– А в чем дело?
– Да ни в чем, только до меня слухи дошли, что… обижаются некоторые.
– Кто это… некоторые?
– Да наши ведущие, которые у нас уже много лет работают. Говорят, Бахрушин взял звезду, потому что у канала рейтингов никаких нет, а теперь будут… из-за нее.
– А это плохо? – уточнил Бахрушин.
Песцов помолчал:
– Что плохо?
– Ну, что у нас рейтинги будут?
– Да не о них речь, а о том, что она так себе ведущая-то, раскрученная только, а на самом деле ничего особенного. И говорят, что ты ее взял на какие-то бешеные бабки и теперь…
– И теперь она со мной спит, – подсказал Бахрушин скучным голосом, взял карандаш, постучал им по столу и посмотрел на место, по которому только что постучал. – А с моей женой в Афганистане в это время спит Беляев. А когда жена прилетит, мы будем спать втроем. Нет, вчетвером. С Беляевым. Ты это мне хотел рассказать?
Песцов смотрел на шефа информации с изумлением, а тот все постукивал карандашом, и непонятно было, почему постукивает.
– Леш, ты что? Обиделся?
– Если бы я на такие вещи обижался, Паша, меня бы давно перевели в народное хозяйство, как один мой приятель говорит.
Тут Песцов вдруг сообразил, что как-то так получается, будто он именно за этим и пришел – расспросить Бахрушина, не спит ли тот с Алиной Храбровой, – и перепугался.
– Нет, Леш, ты не понял ничего!
– Чего я не понял?
– Леш, я разговаривал тут с нашими, и они все от нее… не в восторге. Тем более ты ее сразу на большие деньги посадил, без всякого испытательного срока, без…
– Храброву на испытательный срок брать?!
– А чем Храброва лучше других?
– Да всем!
– Ничем она не лучше, Леша, просто выскочила вовремя, а теперь только купоны стрижет! Ну, улыбка у нее, зубы… бюст тоже…
– Мозги, – подсказал Бахрушин мрачно. – Когда бюст без мозгов, это «Фабрика грез», а не Алина Храброва.
– Леш, да ладно тебе!
Странный был разговор, и Бахрушин вдруг холодно подумал – странный.
Какое дело Песцову до Храбровой? Кто эти «наши», с которыми он разговаривал? Какое отношение это имеет к Паше?
Корпоративная этика ничего такого не допускала – дирекция развлекательных программ, несмотря на то что размещалась на соседнем этаже, не имела к информации никакого отношения, и ее директор к Бахрушину тоже никакого отношения не имел, хотя обе дирекции были телевизионными структурами. Гораздо более тесные отношения связывали информацию, например, с Российским радио, хотя они были далеко, в Останкине.
Бахрушин перевернул в пальцах карандаш и нарисовал цветок розу. Роза оказалась похожей на кочан капусты, но Бахрушина это не смутило, и он стал методично ее раскрашивать.
Песцов молчал.
– Ну чего, Паша?..
– Да ничего… Леша. Только зря ты взял ее. Все говорят – зря. Ты же не знаешь, кто за ней стоит.
– И кто стоит?
– Леш, она же не сама по себе столько лет звезда! Ее же этот тащит…
И Паша Песцов показал глазами на потолок и немного вбок.
Бахрушин следом за ним посмотрел на потолок и немного вбок. Там была сплошная побелка и темная штучка противопожарной сигнализации, а больше ничего.
Интересно, сегодня удастся поговорить с Ольгой или опять нет?.. И хорошо бы Зданович сам написал информашку по Грозному или Храброва бы написала – так надо, чтобы было похоже на человеческую речь, а как написать про войну, чтобы и интересно, и за душу брало?!
– А ты ни с кем не посоветовался и взял!
– С кем я должен был советоваться?
– Да хоть… с Потаповым.
Бахрушин вдруг рассердился.
– Паша, я ни разу за десять лет не согласовывал своих ведущих с министром печати и информации! Что тебе надо, давай говори уже, и… мне работать нужно.