Воронята (ЛП) - Любительский перевод. Страница 25

Вновь три.

Кайла с горечью сказала:

— Вы готовы сделать все возможное, чтобы отыскать это. Вы долгие годы над этим трудились.

— Да, — резко сказал мужчина, удивив их всех своим жестким ответом. — Но как скоро? Найду ли я?

Три женщины вновь склонились над картами, в поисках ответа на его вопрос. Блу тоже заглянула в карты. Может она и не видела никакого знамения, но она знала значения карт. Её внимание переместилось от Башни, которая означала, что его жизнь кардинально изменится, к последней карте толкования, карте с чашами. Блу взглянула на свою нахмурившуюся мать. Не то, чтобы эта карта несла нечто отрицательное в своем толковании. На самом деле, это была карта, про которую Мора всегда говорила, что именно она представляет Блу, когда она делает толкование для себя.

«Ты — карта с чашами»,как-то сказала Мора. «Взгляни на весь этот потенциал, которым наполнен кубок. Гляди, она даже похожа на тебя».

И вновь не обошлось одной картой с чашей. Как и в случае с рыцарями, таких карт выпало в толковании три. Трое молодых людей держали кубок наполненный возможностями, и у всех было лицо Блу. Выражение лица Моры становилось с каждой секундой всё мрачнее, мрачнее и мрачнее.

У Блу мурашки забегали по коже. Неожиданно, Блу почувствовала, как будто не было никакого конца судьбам, к которым она была привязана. Гэнси, Адам, это незримое место в магической чаше Нив, этот странный человек рядом с ней. Её пульс зачастил.

Мора поднялась со стула так быстро, что стул облокотился спинкой о стену.

— Толкование окончено, — резко сказала она.

Персефона удивленно подняла глаза на Мору, сбитая с толку, а Кайла выглядела озадаченной, но явно в восторге от назревающего конфликта. Блу просто не узнавала лица матери.

— Не понял? — спросил мужчина. — Остальные карты…

— Вы её слышали, — сказала Кайла, ядовитым тоном. Блу не могла разобраться, то ли Кайла тоже увидела нечто такое в своих картах, то ли хочет поддержать Мору. — Толкование окончено.

— Убирайтесь из моего дома, — сказала Мора. А затем видимо, для того, чтобы как-то сгладить то, что она сказала, добавила. — Спасибо Вам. И всего хорошего.

Кайла двинулась в сторону Моры, чтобы вихрем пронестись мимо той к входной двери. Мора указала мужчине на дверь.

Поднимаясь на ноги, мужчина сказал:

— Меня невероятно оскорбили.

Мора ничего на это не сказала. Как только он оказался за верным проемом, она тут же захлопнула за ним дверь. Из кухни послышался вновь звон посуды.

Кайла подошла к окну. Она отдернула занавески и прислонилась лбом к стеклу, чтобы посмотреть, как мужчина уходит.

Мора возле стола расхаживала взад и вперед. Блу подумала задать вопрос, затем передумала, затем снова надумала. Затем опять передумала. Это казалось неправильным, задавать вопросы, когда остальные не о чем не спрашивают.

Персефона сказала:

— Какой неприятный молодой человек.

Кайла позволила занавескам медленно закрыться. Она отпустила замечание:

— Я запомнила номер его машины.

— Надеюсь, он никогда не найдет того, что ищет, — сказала Мора.

Вернув себе две карты со стола, Персефона, с ноткой сожаления в голосе, сказала:

— Он очень сильно старается. Я скорее склоняюсь к тому, что он всё же отыщет, что искал.

Мора повернулась к Блу.

— Блу, если ты когда-нибудь встретишься вновь с этим человеком, просто развернись и иди в другую сторону.

— Нет, не так, — поправила Кайла. — Вдарь ему по яйцам, а затем со всех ног мчись в другую сторону.

Хелен, старшая сестра Гэнси, позвонила, прямо когда Гэнси был в пути по пыльной дороги к Перишам. Отвечать на звонки в Свинье всегда было делом хитрым. Камаро, во-первых, имел механическую коробку передач, во-вторых, гремел, как грузовик, и между этими двумя вещами было множество проблем с рулем, электрикой и грязными кнопками переключения. Как результат: Хелен едва слышно, и Гэнси почти угодил в канаву.

— Когда мамин День Рождения? — поинтересовалась Хелен.

Гэнси одновременно был рад слышать ее голос, и раздражен, что его побеспокоили из-за чего-то столь пустякового. По большому счету, они с сестрой были в хороших отношениях. Родные Гэнси были редкой и сложной породы, и им не надо было притворяться кем-то, кем они не были друг для друга.

— Ты же устроитель свадеб, — сказал Гэнси, как только из-ниоткуда появилась собака. Она раздраженно лаяла, пытаясь укусить шины Камаро. — Разве даты не должны быть твоим коньком? Это ж по твоей части, как ни как…

— Значит, не помнишь, — вздохнула Хелен. — И я больше не устроитель свадеб. Ну… Чуть-чуть. Ладно. Не чуть-чуть. Но не всегда.

Хелен не нужно было никем быть. У нее не было карьеры, у нее были хобби, в которые вовлекались жизни других людей.

— Помню, — напряженно ответил он, — десятого мая.

Помесь лабрадора, привязанная перед первым домом, грустно лаяла на него, проезжающего мимо. Другая собака продолжила беспокоиться о его шинах, рычание сливалось с двигателем. Три ребенка в рубашках без рукавов стояли в одном из дворов, расстреливая молочники из пневматических пистолетов. Они прокричали: «Эй, Голливуд!» И нацелили оружие на шины Свиньи. Они притворились, что держат телефоны у ушей. Гэнси ощутил общность их троих, дух товарищества, их принадлежность, результаты окружения. Он не был уверен, жалость ли это или зависть. Всюду была пыль.

Хелен спросила:

— Где ты? Судя по звукам, ты на сеансе фильма Гая Ричи.

— Собираюсь повидать друга.

— Важного или так, белый мусор[21]?

— Хелен.

Она исправилась:

— Извини. Я имела в виду Капитан Фригидность или Мальчик из трейлер-парка?

— Хелен.

Адам не жил в трейлер-парке технически, так как каждый дом был сдвоенным. Адам говорил, что классические мобильные дома убрали несколько лет назад, но говорил он это с иронией, как будто даже ему было понятно, что увеличенный вдвое размер трейлеров ничего не менял.

— Папа называет их и похуже, — отмахнулась Хелен. — Мама передавала, что одну из твоих странных новомодных книг доставили вчера. Ты приедешь домой в ближайшее время?

— Может быть, — ответил Гэнси. Так или иначе, встречи с родителями напоминали ему о том, как мало он достиг, насколько похожими были он и Хелен, как много красных нитей у него было, и как медленно он шел к тому, чтобы быть тем, кем так боялся становиться Ронан. Он притормозил напротив светло-голубого сдвоенного трейлера, где жил Периш. — Может, на мамин День Рождения. Мне надо идти. Может выйти некрасиво.

Динамик мобильного делает смех Хелен похожим на шипение.

— Слушая тебя, прямо представляю, насколько ты крут. Спорим, у тебя играет CD под названием «Звуки криминала», пока ты разъезжаешь по девкам, одетым в Old Navy[22] в своем Камаро.

— Пока, Хелен, — сказал Гэнси.

Он нажал «отбой» и вышел из машины.

Жирные, блестящие пчелы-плотники налетели на его голову, отвлекаясь от работы по разрушению лестницы. После того, как он постучал, то посмотрел на блеклую, безобразную поляну с мертвой травой. Мысль о том, что нужно платить за красоту в Генриетте, должна была прийти к нему раньше, но не пришла. Не важно, сколько раз Адам говорил, что он тупит по поводу денег, он, казалось, не становился в этом вопросе мудрее.

Гэнси понял, что здесь не было весны, и эта мысль оказалась неожиданно мрачной.

На стук ответила мать Адама. Она была тенью Адама — те же вытянутые черты лица, те же глубоко посаженные глаза. По сравнению с матерью Гэнси она казалась старой и жесткой.

— Адам на заднем дворе, — сказала она еще до того, как он спросил о чем-либо.

Она мельком осмотрела его, не задержав на чем-нибудь взгляд. Гэнси не был поражен тем, как родители Адама реагировали на Аглионбайский свитер. Они знали все, что нужно, о нем еще до того, как он открыл рот.

— Спасибо, — поблагодарил Гэнси, но слова прозвучали, будто рот наполнен опилками, и в любом случае она уже закрыла дверь.