Командир - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 19

— Представьтесь, товарищи курсанты!

Все трое встали в шеренгу и, вытянувшись, начали.

— Курсант второй учебной батареи Суслов. Выходим из окружения после бомбардировки поезда во время эвакуации нашей школы из летнего лагеря, — отрапортовал невысокий брюнет, крепыш с волевым лицом.

Вторым представился высокий худой паренек со скуластым лицом:

— Курсант Белов, вторая учебная батарея.

— Курсант Ищенко, вторая учебная батарея, — представился последний из курсантов с удивительно длинными ресницами.

— Товарищ капитан, разрешите вопрос? — поднял руку Суслов. Похоже, у этой троицы именно он был за командира, да и движения выдавали в нем лидера.

— Да, можно, курсант. Задавай свой вопрос, — разрешил я. Суслов немного замялся:

— Товарищ капитан, а вы нас возьмете с собой? — Судя по тому, как беспокойно закрутили головами курсанты, их этот вопрос волновал очень сильно.

— Конечно, возьму. Не брошу же я вас здесь!

Курсанты радостно заулыбались. Видно, ходить одним по тылам противника им уже изрядно надоело.

— Так, ну а теперь рассказывайте, как вы тут очутились?

Курсанты хором загомонили. Велев им замолчать, я приказал Суслову начинать. Подошедший к началу рассказа Васильков успокаивающе махнул рукой. Курсанты, увидев этот жест, облегченно вздохнули. Быть убийцами своего они не хотели.

Да уж! Натерпелись курсанты за две недели блужданий по немецким тылам. Слушая вместе с сержантом рассказ, я как вживую представлял, как они убегали от бомбардировщиков, как раненый комбатр приказал им выходить к своим, разбившись на небольшие группы, чтобы не привлекать авиацию. Как их в поле расстреливали немецкие истребители, как убегали от немецких патрулей, чудом не попав под облаву. Глядя на эти исхудавшие лица, я представлял, как они собирали зерна в полях и ели их, как нашли одну винтовку с одним патроном в полузасыпанной стрелковой ячейке на месте боя, где лежали десятки незахороненных красноармейцев и командиров. Как вышли на этот луг, где обнаружили два подбитых танка. Как спрятались в одном из них и, увидев подходящих от остановившихся машин трех немцев, решили драться до конца, до смерти.

— Хорошо, что все хорошо кончается. Так, курсанты?

— Да, товарищ капитан.

— Ладно, бойцы. Молодцы, что шли к своим, не потеряв силу духа и человеческое лицо. Идите в головную машину и примите под охрану женщин, находящихся там.

Повернувшись через плечо, курсанты строем, чеканя шаг, по неровному полю направились к машине. Проводив их взглядом, я обернулся к сержанту:

— Что с бойцом?

— Жить будет. Санитар сказал, что пуля прошила плечо навылет, сейчас его отнесут в мою машину, пускай там рядом с летчиком полежит.

— Хорошо, то есть ничего хорошего. Мы лишились боеспособного бойца. Значит так, отдашь его МП старшему из курсантов и научишь их, как с ним обращаться. Вот в такие минуты сильно жалеешь, что отдал будущим партизанам все трофейное оружие. Сейчас бы оно нам ой как пригодилось.

Отправив Василькова проверить, как маскируются бойцы для засады, я направился к машинам. Подойдя к грузовику и поставив ногу на колесо, заглянул в кузов. Затем я велел курсантам получить у сержанта пистолет-пулемет и обучиться владением им, крикнул водителя, ковыряющегося под капотом, и приказал подошедшему бойцу отогнать вместе с напарником обе машины под прикрытие деревьев и стоять наготове. Сразу после боя по моему знаку вернуться назад, курсанты с автоматом будут охранять машины. Подойдя к курсантам, сидящим перед разобранным на брезенте МП, — один из бойцов показывал им, как его собирать и разбирать, — велел, когда закончат, садиться в машины и брать их под свою охрану.

— Товарищ капитан!

Я обернулся к окликнувшему меня Вяткину, стоящему с биноклем в кузове и активно машущему руками. Подбежав к нему, я выслушал, что он увидел.

— Они показались, товарищ капитан. Вон там появилась колонна пленных. Минут через десять они нас увидят, как только выйдут из низины.

— Все, внимание! Они идут! Немедленно укрыться по своим местам.

Велев машинам уезжать, я посмотрел, как курсанты на ходу запрыгивают в один из грузовиков, повернулся к стоявшему рядом Вяткину и скомандовал:

— Давай на место. Не забудь, что ты должен делать.

Проводив Вяткина взглядом, я осмотрелся. Бойцы хорошо спрятались, хотя в некоторых местах внимательный взгляд мог подметить, что тут кто-то недавно побывал. Сделав несколько замечаний укрывшимся бойцам, направился к своей, вырытой бойцами ячейке. Так как времени было мало, то ячейка получилась для стрельбы лежа, как и у всех бойцов. Устроившись поудобней в окопчике, разложил перед собой пару запасных магазинов и немецкую гранату с длинной ручкой. Сняв фуражку, я надел немецкую каску, хоть какая-то, но защита. Приготовившись ждать, мысленно прокрутил все в голове, не забыл ли чего. У каждого бойца был свой сектор стрельбы, как и у пулеметчиков. Немцев всего тридцать девять при пяти пулеметах, четырех пистолет-пулеметах и тридцати пяти карабинах — против наших двух МГ-34 и семи МП-38, собранных по всей мехгруппе, двух ППД и четырех немецких карабинов. Так как пленные идут по дороге, а конвойные сопровождают их по обочине, то пулеметы, установленные в кювете и направленные вдоль дороги, должны были изрядно проредить конвой. Довершить же дело должны были пистолет-пулеметы и карабины. Лишь бы пленные под пулеметные очереди не бросились от неожиданности.

Взяв в руки бинокль, лежавший около магазинов к автомату, стал внимательно рассматривать в него колонну, показавшуюся на пригорке. Благо солнце светило со спины и стекла бликов не давали. Немцев было не тридцать девять человек, было больше. Во время осмотра пленных я пересчитал конвой, но не учел, что полевую кухню кто-то должен возить. Сейчас впереди колонны шел битюг, таща за собой кухню. Им управлял немолодой ездовой. За кухней следовала телега, запряженная таким же битюгом, на козлах сидел еще один ездовой. Сзади на телеге вольготно устроились два пулеметчика, направив стволы пулеметов на пленных, следующих за ними на расстоянии метров тридцать и вынужденных нюхать запахи кухни. Я видел, как многие сглатывали и принюхивались к запахам. Рассматривая ездовых, думал, а какая разница? Больше их вдвое или меньше, результат будет один. Пленные подходили все ближе и ближе. Увидев, что передняя лошадь пересекла черту, определяющую жить или умереть, я громко скомандовал:

— Огонь!

Тут же заработали пулеметы. Направив ствол МП на пулеметчиков, которые от неожиданности соскочили со второй телеги, с расстояния в пятьдесят метров, крепко прижимая приклад автомата к плечу, я двумя короткими очередями перечеркнул тела пулеметчиков. Благо из пленных на линии стрельбы никого не было. Наши пулеметы, выпустив по пол-ленты, дав несколько очередей, замокли. Случилось то, чего я так опасался. Волна пленных захлестнула конвой, и пулеметчики были вынуждены прекратить ведение огня. Увидев, как здоровенный немецкий солдат ударом приклада отбил атаку безоружного пленного и приготовился выстрелить, мне пришлось из неудобного положения дать очередь на три патрона. Два прошли мимо, но один попал в плечо, заставив немца крутануться на месте. Через секунду его захлестнуло волной пленных. Закончив стрелять, ни я, ни мои бойцы не торопились показываться из ячеек. Пленные сейчас под адреналином и могут стрельнуть в появившихся людей, одетых в немецкую форму. Поэтому мы ждали, пока они успокоятся.

— Эй, товарищи, вы где? — крикнул немолодой капитан с синими петлицами и перевязанной кистью руки. Потом повторил: — Отзовитесь!

Поднявшись на колени и встав на ноги, я вызвал небольшую волну. Все бывшие пленные рефлекторно сделали шаг назад. Некоторые, у кого было оружие, тотчас вскинули его.

— Не стрелять! — Из задних рядов выбрался Никаненков в сопровождении пары бойцов, вооруженных карабинами. У самого старлея висел на плече ремень с кобурой.

— Ну привет, капитан Михайлов! — сказал он.