Воля павших - Верещагин Олег Николаевич. Страница 66

– Ну скомрахов-то пойдешь смотреть?

– А когда? – оживился Олег.

– А вот устроимся – и пойдем, что еще делать-то? – пожал плечами рыжий горец.

* * *

Около скомрашьего балагана собралась шумная толпа в сотню, не меньше, человек. Все перекликались, посмеивались, спорили. Горцы разных племен перемешались, как жидкости в коктейле – жаль, что тут никто не знал этого точного сравнения.

Йерикка с Олегом протолкались в первый ряд – их пропускали неохотно, однако у Йерикки был слишком уверенный вид.

– Вот, смотри, – шепнул рыжий горец. Олег кивнул, разглядывая устроенный на телеге балаган – просто занавес из какой-то тяжелой ткани, расшитой золотыми и алыми узорами, в которых проглядывали то звериные морды, то распростертые крылья сказочных птиц, то запрокинутые ветвистые рога оленей, то переплетшиеся, как на лезвии меча, стебли трав. Присмотреться Олег не успел – послышался негромкий напев гуслей, и сбоку от занавеса появился вполне обычно одетый для лесовика старик. Поклонившись в пояс собравшимся, он выпрямился, оглядел людей – и под его взглядом шум стих. Все ждали начала. Старик кивнул и заговорил – отчетливым, хорошо слышным даже тем, кто стоял в задних рядах, голосом, в котором не было и намека на старческую слабость или надтреснутость:

– Благо за внимание всей честной компании. Благо, что свои важные дела побросали, да наши глупые речи послушать собрались. Может, чего и сгодится – иной раз из глупости ум родится. Не понравится – гневу волю не давайте, а понравится – так не забывайте… – Он снова поклонился и под изменившийся, ставший погромче, гусельный напев продолжал:

Куклы наши – не живые,
Только все же не простые.
Вы смотрите, примечайте,
Да знакомых узнавайте…

По сигналу его руки занавес разъехался в стороны и началось представление…

Князь имел трех сыновей.
Старший был других хитрей,
Средний был других богаче,
Младший – только что храбрей…

…На фоне грубовато, хотя и ярко нарисованных декораций некоего богатого города началась вполне обычная история. Только персонажи были одеты так, что в старшем сыне сразу можно было узнать горожанина, в среднем – лесовика, а в младшем – горца. Куклы изготовила рука мастера, и даже Олег, избалованный телевидением и видео, смотрел внимательно, хотя и ожидал, что сейчас начнутся традиционные поиски невест и так далее.

Однако вместо этого на сцене разворачивались другие события. Старый князь пошел походом на неведомых чужаков, что разоряли окраинные земли. И вернулся разбитый, с остатками дружины, сам умирающий от ран. На заднем плане ловко и бесшумно менялись декорации, создавая ощущение смены пейзажей и вообще здорово оживляя происходящее.

Умирая, князь завещал своим детям, пришедшим проститься с отцом:

Приближается напасть!
Чтоб вам, дети, не пропасть —
Друг за друга стойте крепко,
Не делите, братья, власть!

Но почти сразу после отцовской кончины старшие братья принялись затирать младшего. Старший с ним вообще знаться не хотел. Средний всячески обманывал в мелочах и в крупном. Младший не обращал внимания, вел себя по-прежнему дружелюбно, да еще и охранял границы княжества, пока старший бездельничал, а средний копил богатства. Зрители реагировали очень непосредственно, поддерживали младшего сочувственным гулом, а в адрес старших не скупились на сердитые реплики.

Вот как-то братья обедали. И вдруг прямо в их богатую горницу ворвался всадник – рыжий, как огонь, на большом коне. У всадника был отчетливо крючковатый нос, и в толпе заперешептывались: «Анлас, анлас…» И точно – братья заговорили:

Вот анлас пришел до нас.
Что расскажет нам анлас?

Гусли сменили ритм – мелодия стала явно не славянской. Всадник, соскочив с коня, заговорил – и речь его тоже была иного стиля: без рифм, с частыми аллитерациями. Он жаловался братьям-князьям, что, пока пас он своих коней, неведомая злая сила разорила кочевье, и нашел он стариков-родителей сгоревшими в пламени, младшего брата-юнца – лежащим у пожарища с копьем в руках, умершего от ран, верных псов – порубленными, а молодую жену и новорожденную дочь унесла злая сила невесть куда.

Чем на пожарище,
Чадном и горьком,
Мертвых оплакивать,
Я снарядился
В дорогу дальнюю,
В дело праведное.
Злую ту силу
Выследить,
Месть отомстить клялся я,
За погубленных родичей
Мертвым лечь,
Иль вернуть любимую,
Дочке не дать
Рабыней вырасти
Под плетью вражеской.
Наши отцы
Спины прикрыли
В битве яростной
Друг другу накрепко,
Смерть отвели
Друг от друга оружием,
Звались они
Побратимами до смерти.
Жду я от вас
По силам помощи!

Но оба старших брата принялись юлить, ловчить, отнекиваться, а потом прямо заявили, что они к отцову побратимству касательства не имеют, и пусть анлас сам со своими врагами разбирается, а от их земель любая опасность далеко – не по воздуху же враг прилетит?! Тогда вскочил младший:

Вижу, нету толку с них,
С этих лежебок двоих!
Я пойду, анлас, с тобою —
Ближних вызволять твоих!

И ускакал с анласом. А старшие только обрадовались:

Ускакал наш дурачок!
Ну а мы-то тут при чем?!
Будем жить оба-двое,
И сыты, и пьяны…

На сцену упала тень. И женский истошный голос прокричал:

– Ой, спасайтесь! Данваны!

Занавес на время закрылся. Вокруг стояла напряженная тишина – ни звука, даже с ноги на ногу никто не переминался. Все ждали…

– Эх-хе-хе, вот как бывает, – печально заговорил старик, – среди лета снег выпадает; думаешь – беда далече, а она тебе – прыг на плечи!

На декорации был уже не красивый город, а дымящиеся руины, трупы и вереницы пленников, тянущиеся куда-то бесконечными цепями, жуткими в своем однообразии. На переднем плане старшие братья пытались спрятаться друг за друга, а на них надвигались несколько огромных фигур в до удивления похожих на данванские доспехах, с громоздким, устрашающим оружием в руках.

Вот они, грифоновы дети!
Весь народ за правителей глупых в ответе!
Тем-то что – башка с плеч, и всего,
А прочим – рабство да плети …

А у края сцены тем временем появились анлас и младший брат – оба пешие, в рваной одежде с пятнами крови. Появились и застыли, перешептываясь. Потом подошел конь анласа – тоже пораненный.