Таня Гроттер и птица титанов - Емец Дмитрий Александрович. Страница 44

– …Что тоже? – резко спросила Таня.

– …непоследовательно ненавижу! – Глеб прищурился, и Таня поняла, что ее худшие опасения оправдались. Бейбарсов слышал все до последнего слова. Потому и сказал ей про булавку, чтобы она это поняла.

– Ты врешь!

– К сожалению, нет. А теперь я хочу получить от тебя ответ. Мы вместе? Скажи «да»! – потребовал Глеб.

– Нет!

Бейбарсов удовлетворенно кивнул.

– Я забыл, с кем имею дело. Ты же девочка-наоборот. Скажи «нет»!

– ДА! – выпалила Таня, запоздало сообразив, что она сморозила.

– Вот и замечательно! – Бейбарсов цокнул языком. – А теперь, раз мы обнаружили интересные точки соприкосновения в нашей непоследовательной ненависти, я тебя поцелую!

– Я отгрызу тебе нос!

– Надо же когда-то и рискнуть!

Он наклонился и поцеловал Таню.

– У тебя на губах песок!.. И, кстати, нос у меня цел!

– Сгинь!

– Пожалуй, действительно пора!

Что-то услышав, Бейбарсов вскинул глаза на склон и, отпустив Тане руки, стремительно прокатился по земле. Послышался шипящий звук, с которым зажигается походный баллон.

Таня вскочила. В десяти шагах от них стоял Ванька – худой, в коротком свитере с обкусанными молодыми драконами рукавами. Он подпрыгивал, как задиристый воробей, и дергал себя за низ свитера, будто это могло придать ему грозности.

Таня с грустью отметила, что даже в ярости он был не страшен, а смешон, как бывают смешны добрые, мягкие, не умеющие злиться люди. Заметно было, что Ванька оказался здесь случайно, но случай часто приводит человека именно в то место, где он нужнее/не нужнее всего. И еще Таня почувствовала, что поцелуя Ванька не видел. Только то, что она дралась с Бейбарсовым, а он зачем-то сбил ее с ног и сидел сверху.

– Зачем ты на нее напал? Дерись со мной или я тебя ударю! – Ванька подскочил к Глебу и толкнул его в грудь. Тот лениво стал отыскивать глазами тросточку, откатившуюся куда-то, пока он боролся с Таней.

– Валялкин! У тебя пять секунд, чтобы свалить. Потом я останавливаю тебе сердце! – предупредил он.

Ванька вскинул подбородок и… взволнованно крикнул:

– Назад! Не трогать!

– Расслабься! Я тебя еще не начинал трогать! – успокоил его Бейбарсов.

Ванька не слушал.

– Не надо! Фу! – снова крикнул он за спину Глебу.

– Детские штучки: я отвлекусь и получу Искрис фронтис! – заметил Бейбарсов.

– Ты уж рискни! А Искрис фронтис ты по-любому получишь! – хмуро сказал Ванька.

Глеб недоверчиво повернул голову. Молодая сосна горела как свеча. С края сыпучего склона на него смотрела морда Гоярына. Очень недовольного Гоярына… крайне сердитого… взбешенного. В эмоциях драконов разобраться сложно. Они не топают ногами, не щурят глаз, и чешуя у них не встает дыбом. Внешне гнев их проявляется в наклоне головы к земле и прямой шее (чем прямее шея, тем больше разгон пламени).

Только Ванька отваживался летать на Гоярыне, как Ягун на пылесосе или Таня на контрабасе. Никому другому и в голову бы не пришло, что самого страшного тибидохского дракона можно выпустить за пределы драконбольного купола. Ванька же порой делал это тайком от Поклепа и Соловья и летал на Гоярыне над Буяном.

Из ноздрей Гоярына при каждом выдохе вырывалось что-то синеватое, тонкое, едва различимое. Ноздревое пламя – бесцветное, почти невидимое, отличавшееся от обычного драконьего огня, как газовая сварка от рыбацкого костра. От ноздревого пламени не спасет даже упырья желчь, хотя в случае с Гоярыном она не уберегала и от обычного.

– Ничего не понимаю! – Ванька внимательно посмотрел на шею Гоярына. – Никогда не видел старика таким сердитым! Разве что на драконболе после пропущенного мяча… Тихо, Гоярын!

Дракон послушался, но неохотно. По неведомой причине Бейбарсов ему активно не нравился. Если бы Ванька его непрерывно не успокаивал, Глеб мог бы постепенно задумываться об урне для ссыпания пепла. Ничего другого после ноздревого пламени не остается.

Некромаг прыгнул, оказавшись рядом с Ванькой.

– Дракона с собой притащил? Он промахнется. Или вместе со мной накроет и тебя!

Ванька достал из кармана монету, высоко подбросил ее и коротко свистнул. Никто не заметил, дохнул Гоярын огнем или нет. Только немного изменил наклон шеи. Подвиснув в верхней точке, монета упала и, прокатившись, остановилась между Ванькой и Глебом. Удивленный, почему Ванька не поднимает ее, Бейбарсов наклонился за ней и зашипел от боли. Монета была раскалена добела.

– Уходи! Советую поспешить! – сказал Ванька.

Гоярын неуклюже сползал со склона, рыхля песок и глубоко проваливаясь передними лапами. Его длинный хвост ломал молодые сосенки. Морда Гоярына была четко направлена на Бейбарсова. Ванька забеспокоился. От дракона их отделяло метров тридцать, однако расстояние быстро сокращалось.

– Напрасно я заставил его дохнуть огнем! Он раззадорился! Бейбарсов, тебе пора!

Глеб хотел побежать. Он не был трусом, однако драконы питаются и смельчаками. Огненный плевок пронесся совсем близко от его щеки. Бейбарсова спасло, что Гоярын в очередной раз провалился лапами в песок и не смог толком прицелиться.

– Назад, Гоярын! – крикнул Ванька, закрывая Глеба собой. – Отступай осторожно! Не поворачивайся спиной!.. Нельзя, чтобы в нем пробудились охотничьи инстинкты!.. Тань, ты тоже отойди! Не нравится мне что-то, как он на тебя смотрит!

Таня отступала, зайдя за спину Бейбарсова, который, в свою очередь, прятался за спиной у Ваньки. Ванька медленно пятился, прикрывая их грудью от дракона.

– Спокойно, Гоярын! Не трогать! – кричал Ванька.

Гоярын постепенно выползал на твердый песок и двигался теперь гораздо быстрее. Только особое отношение к Ваньке мешало ему перевести Глеба в разряд копченых деликатесов. Едва Гоярын начинал разворачивать морду и целиться, Бейбарсов пригибался, прячась за Ванькой. В том, как высокий красавчик Глеб торопливо скрывался за смешным Ванькой в куцем свитерке, было что-то комичное. Таня видела это, но упорно считала Ваньку нелепым. А разве нет? Злится на Глеба и одновременно защищает его от дракона!

Разделявшее их расстояние становилось все меньше. Временами Гоярын делал резкий взмах крыльями, и тогда их буквально сносило с ног резким порывом ветра.

Таня наудачу выпустила несколько искр, однако на Гоярына успокаивающие искры не действовали. Да и искры получались красные, хотя заклинание требовало зеленых. Они липли к кольцу и не спешили от него отрываться.

– Feci quod potui, faciant meliora potentes! [2] – с пафосом произнес Феофил Гроттер.

– А если невидимость? – предложила Таня.

Ванька повернул голову и озабоченно посмотрел на красное сияние, окутавшее ее перстень.

– Против Гоярына бесполезно. Найдет по запаху. Или будет шарашить огнем по методу кругового прочесывания!

– А телепортация?

– Внутри гардарики? Забыла? Поклеп все блокировал.

Гоярын был близко, когда кто-то свистнул так пронзительно, что у Тани заложило уши. По земле пронесся ураганчик песка и желтых листьев. Между ними и драконом опустился Соловей О.Разбойник. Он был на желтом кокетливом пылесосе с кучей фенечек на трубе, отобранном, как видно, в большой спешке у кого-то из учениц. От перегруза пылесосик рычал и выплевывал разогретые комки русалочьей чешуи.

Увидев Соловья, Гоярын остановился и только хлопал крыльями. В груди у него клокотало, точно кипело что-то вязкое и медлительное.

– Это что еще за фокусы? Я же сказал: пролетки лишь внутри купола! Кто выпустил Гоярына? – крикнул Соловей.

Кособокий, кривой на один глаз, не сгибавший левую ногу, он грудью наседал на Ваньку, не забывая сердито поглядывать и на Глеба с Таней.

– Кто выпустил Гоярына, я спрашиваю?

– Я! – сказал Ванька и вновь стал кругом виноват. Таня подумала, что быть кругом виноватым нечто вроде вечной профессии Валялкина. Установки по умолчанию.

Соловей зыркнул на него так, что Ваньку спасла только жилетка против сглазов – подарок малютки Клоппика. Разбираться с Ванькой у Соловья не было времени: надо срочно уводить взбудораженного дракона.