Увядание - Савушкина Т. А.. Страница 2

– Другая девушка – ну, та, которая пыталась выброситься из окна, – что с ней стало? – спрашиваю я.

У меня не хватает духу поинтересоваться судьбой женщины, кричавшей где-то рядом. Не хочу о ней знать.

– Она немного успокоилась.

– А что с третьей девушкой?

– Проснулась сегодня утром. Наверное, Комендант взял ее с собой прогуляться по саду.

Комендант. Осознаю всю безнадежность своего положения, падаю на подушки. Комендантам принадлежат особняки. Они же покупают невест у Сборщиков. Последние патрулируют улицы, высматривая подходящих кандидаток, и похищают их. Кто подобрее, продают отбракованных девушек в проститутки, но те, с кем столкнулась я, загнали их всех в фургон и расстреляли. В снах, что я видела под воздействием усыпляющего газа, тот первый выстрел раздавался снова и снова.

– Давно я здесь? – спрашиваю я.

– Два дня. – Парень протягивает мне чашку с дымящимся напитком.

Я уже хочу отказаться, когда замечаю, что с края чашки свисает ниточка от чайного пакетика, и чувствую пряный аромат. Чай. Мы с братом Роуэном пили чай два раза в день, утром на завтрак и после ужина. Запах напоминает о доме. Мама обычно тихонько напевала у плиты, ожидая, когда закипит чайник.

С трудом сажусь. Беру чашку. Подношу ее к лицу и вдыхаю горячий пар. Это все, что я могу сделать, чтобы не разрыдаться. Должно быть, парень замечает, что до меня понемногу доходит, в какой переплет я попала. Он, вероятно, подозревает, что я могу что-нибудь выкинуть: разрыдаться или попытаться выброситься из окна, как та девушка. В общем, он медленно продвигается по направлению к двери и тихонько, не оглядываясь, выходит из комнаты, оставляя меня наедине с моим горем. Но вместо того чтобы лить слезы, я вжимаюсь лицом в подушку и издаю жуткий, первобытный вопль. Не думала, что способна на такой крик и подобную ярость.

2

Мужчины умирают в двадцать пять. Женщины – в двадцать. Мы дохнем как мухи.

Семьдесят лет назад ученые научились создавать совершенно здоровых людей. Были изобретены лекарства, полностью излечивающие от рака – болезни, способной поразить любой орган человеческого тела и уносящей миллионы жизней. Возникли действенные методы стимуляции иммунной системы: новое поколение не знало, что такое аллергия и сезонные расстройства, оно не боялось даже венерических заболеваний. Благодаря новым технологиям дети с пороками развития просто не могли появиться на свет. Воспроизведение первого поколения этих генетически отлаженных организмов должно было создать здоровую и счастливую нацию. Большинство из них еще живы и несут груз своих лет с удивительным достоинством. Это крепкие, практически бессмертные, не ведающие страха люди.

Никто не мог и представить, с какими ужасными последствиями придется столкнуться их потомкам. Благополучное первое поколение и сейчас наслаждается полноценной жизнью, а вот их детям и внукам не так повезло. Мы, новые поколения, рождаемся здоровыми и сильными, может, даже более здоровыми, чем наши предшественники, но сегодня мужчины живут двадцать пять лет, а женщины – не больше двадцати. Дети умирают уже пятьдесят лет. Мир охвачен паникой. Только богатые семейства не теряют надежды. Сборщики зарабатывают похищением девушек. Их продают в невесты и заставляют рожать детей. Брат, не скрывая отвращения, говорит, что это своего рода эксперимент. Одно время он хотел побольше разузнать о смертельном вирусе: постоянно донимал отца и мать вопросами, на которые не было ответа. Его любопытство сошло на нет, когда умерли родители. Мой умница-братик, мечтавший спасти мир, теперь посмеивается над теми, кто еще не оставляет попыток что-то изменить.

На самом деле ни один из нас точно не знал, что в действительности происходит с похищенными девушками.

И вот я, кажется, скоро узнаю.

На мне все та же кружевная сорочка, я на ногах уже несколько часов. Еще раз осматриваюсь. Комната полностью обставлена и приготовлена к принятию гостей. Гардеробная забита одеждой, но меня интересует, есть ли в ней потайная дверца, ведущая на чердак, какая была в доме у моих родителей. Ничего не нахожу. Комод из темного дерева дополняют кушетка и туалетный столик; стены украшены парой картин, изображающих закат и пикник на пляже. Вертикальный рисунок нежных, девичьих обоев напоминает тюремную решетку. Главное не смотреть в зеркало. Увижу себя в этой комнате – свихнусь.

Пытаюсь открыть окно. Не получается. Что ж, буду наслаждаться видом. Солнце только начинает клониться к горизонту, окрашивая небо в оттенки желтого и розового. Сад усыпан цветами. Журчат фонтаны. Ухоженный и тщательно подстриженный газон говорит о постоянной заботе садовника. За растущей у дома живой изгородью находится открытый бассейн с водой необыкновенного голубого цвета. Это, похоже, и есть райский сад, который представляла себе мама, когда сажала во дворе лилии. Даже в бедной почве, среди грязи и пыли, ее растения всегда были сильными и здоровыми. Свежие цветы в нашем квартале не переводились, пока мама не умерла. Кроме ее цветов можно было еще найти поникшие гвоздики, которые владельцы магазинов красили в пунцовый и розовый и продавали на Валентинов день, да красные розы, совсем не похожие на настоящие. Они, как и люди сегодня, всего лишь искусственно созданные копии.

Парень, который принес мне обед, упомянул, что одна из девушек сейчас гуляет в саду. Интересно, разрешит ли нам Комендант выходить на улицу одним, без сопровождения. Я ведь ничего о них не знаю кроме возраста: им всем либо еще нет и двадцати пяти, либо уже под семьдесят. Те, кто старше, – представители первого поколения, и встретить их можно крайне редко. Многие из них, насмотревшись на раннюю смерть своих детей, отказываются экспериментировать над следующим поколением, участвуют в митингах протеста и даже устраивают массовые беспорядки, причиняющие немалый ущерб.

Брат должен был сразу заподозрить неладное, когда я не пришла вечером с работы три дня назад. Он, наверно, вне себя от беспокойства. Предупреждал же меня об этих жутких серых фургонах, днем и ночью разъезжающих по нашим улицам. Правда, меня забрал вовсе не один из них. Я даже не поняла, как меня схватили.

Мысли о брате, одном в пустом доме наших родителей, заставили меня встряхнуться и перестать себя жалеть. Это мне не поможет. Ну же, думай! Должен быть выход! Окно мне не открыть. В гардеробной нет ничего, кроме одежды. Отверстие мусоропровода, куда парень выбросил грязную тряпку, совсем узенькое. Если смогу расположить к себе Коменданта, мне разрешат погулять по этому саду одной. Из окна кажется, что он безграничен, но где-то ведь он заканчивается. Может, у меня получится протиснуться сквозь живую изгородь или перелезть через забор. А может, стану одной из тех официальных жен, которых с гордостью демонстрируют на шумных вечеринках, и у меня появится возможность потихоньку улизнуть, затерявшись в толпе. По телевизору я видела так много невест, не горящих желанием связывать себя брачными узами, и всегда удивлялась, почему они бездействуют. Наверное, операторы снимают так, чтобы не было видно систем безопасности, не позволяющих девушкам сбежать.

Сейчас же я переживаю, что могу просто не попасть на одну из этих вечеринок. Ведь нужно несколько лет, чтобы заслужить доверие Коменданта. А у меня нет столько времени: через четыре года мне исполнится двадцать.

Берусь за дверную ручку, и, к моему удивлению, она поворачивается. Дверь со скрипом отворяется, я оказываюсь в коридоре.

Где-то тикают часы. Передо мной несколько запертых на засовы дверей. На моей двери тоже засов, но он поднят.

Иду медленно, неслышно ступая босыми ногами по роскошному зеленому ковру. Прохожу мимо дверей, прислушиваюсь, стараясь уловить хоть какие-то признаки жизни. Но единственный источник звука – комната в конце коридора. Из-за приоткрытой двери доносятся стоны и хрипы.

От ужаса не могу пошевелиться. Если в комнате Комендант с одной из своих жен и они стараются зачать ребенка, то мне туда точно входить не стоит. Страшно представить, что тогда будет – меня либо казнят, либо пригласят присоединиться, и я даже не знаю, что меня пугает больше.