Этим летом (СИ) - "Jaye". Страница 5

  Горло саднило, словно я не переставая кашлял три дня напролет, а в целом мне было просто замечательно, учитывая тот факт, что только что я ужасно опозорился перед этим долбанным Роном. Наверное, он сейчас сидит в машине и нетерпеливо поглядывает на часы, недовольный неожиданной задержкой. Или раздраженно выкуривает очередную сигарету... Кстати, возвращаясь к разговору об "одноразовой вещи": по-моему, сигарета гораздо лучше иллюстрирует это словосочетание, нежели какой-то там резиновый мячик. Надо будет запомнить. Вернусь назад и обязательно продолжу думать на тему - "большой мальчик обидел маленького". Ай-ай-ай, как нехорошо. Надо надрать ему задницу.

  - Говнюк... - выдохнул я и обмер, когда мне на плечо опустилась рука.

  - Эй, с тобой все в порядке?

  Бля...

  Я настолько обомлел, что даже не попытался избавиться от груза на плече. Чувство стыда было несовместимо с жизнью. Все, я покойник, а покойники имеют право хранить молчание.

  - Я принес тебе воды.

  Боковым зрением я уловил движение справа, рядом с лицом. Скосив глаза, различил в темноте бутылку. Поколебавшись, взял. Пальцы до сих пор мелко подрагивали. Выдавил из себя хриплое "спасибо".

  - Если тебе больше ничего не нужно, то я пойду, - в голосе слышится странная неуверенность, которая в одинаковой степени может означать как проявление заботы, так и наоборот - элементарное равнодушие и желание поскорее уйти, перед этим успокоив свою совесть: мол, я сделал все, что мог.

  - Ммм... Ладно, - выдавливаю из себя и наконец-то вспоминаю, что все еще простаиваю на четвереньках.

  Слышу, как удаляются чужие шаги, только все тот же мох сухо хрустит под ногами. Кустики, веточки, палочки... Возможно, множество крохотных городов с их крошечными обитателями в данную минуту погибают под рельефной резиновой подошвой. И они кричат своими тоненькими голосками: "На помощь! Помогите! Спасите нас!", - только мы их не слышим и продолжаем размашисто шагать по чьим-то обесцененным жизням...

  Пора идти.

  Неуклюже поднявшись, я побрел обратно, стараясь смотреть себе под ноги: еще с детства во мне жил страх, будучи в лесу, случайно наступить на ядовитую змею. Вот так вот, в городе боишься влипнуть в какашку, а на природе - наступить на змею.

  Интересно, они хоть здесь водятся и насколько ядовиты?

  Возможно, если бы я не был настолько занят, то непременно обратил бы внимание на темную фигуру впереди. Но вместо этого я просто в нее врезался и если бы не придержавшие меня руки, то врезался бы основательно. А так всего лишь уткнулся носом в теплую грудь. Как ни странно, его одежда совсем не пахла дымом, который всюду сопровождает курящих людей. От него пахло солнцем, морем и немного потом. Я блаженно притих и неосознанно сделал глубокий вдох, одновременно пытаясь надышаться Роном и запомнить его запах.

  - Я подумал, что ты можешь заблудиться, - раздался спокойный голос над моей головой.

  Я поднял голову, хотя и не мог видеть выражение его лица.

  - А если бы и так, ты бы вспоминал обо мне?

  Какая часть моего мозга отстала по дороге? Наверное та, что отвечает за эмоциональную интерпретацию окружающего мира и представляет такие "женские" качества личности, как повышенная восприимчивость и мазохизм.

  Ладонь, до этого трепавшая мои волосы на затылке, сначала замерла, а потом и вовсе исчезла.

  - Кейт содрала бы с меня семь шкур, - усмехнулся Рон.

  Это не был ответ на вопрос. Скорее унизительная попытка его избежать. Унизительная для меня.

  - А ты? Что ты думаешь обо мне? - не унимался я.

  Кажется, мне окончательно снесло тормоза. Но я знал, что если не спрошу сейчас, то в ближайшем будущем мне вряд ли достанет смелости озвучить этот вопрос. Надежды не было. Было желание поставить точку. Возможно, тогда бы мне стало легче пережить свое отождествление с "одноразовой вещью".

  - Пит... Питер...

  Черт, не так.

  - ... ты уже большой и достаточно взрослый мальчик, чтобы понимать, что короткие эпизоды - они на то и эпизоды, что никогда не станут полноценным хорошим фильмом. Ты мне нравишься, ты симпатичный, но физиология... она не имеет с чувствами ничего общего - это только тело. Причем все произошло обоюдно, а значит у тебя не может быть ко мне никаких претензий. Кроме того, нам обоим понравилось, я даже не прочь повторить. Но это не то, над чем стоит думать, ты ведь понимаешь? Мама должна была говорить тебе об этом...

  Я уже говорил, что я дебил?

  Сколько было этому парню? Рон говорил с такой уверенностью, с таким доброжелательным участием... И его слова были хуже яда. Я действительно почувствовал себя маленьким глупым мальчиком, невероятно жалким и никчемным, раздавленным, как будто на тоненьких хрупкий позвоночник моей самооценки наступили ногой. Одно нажатие - и косточки не выдержали, переломились пополам. И уже никак не склеишь, не сростишь искусственным образом. Зверушка обречена.

  Если в самом начале его речи мне было стыдно, мне было тошно, мне было никак, то в ее конце я почувствовал, как меня словно накрывает волна оглушающей злости. Я пришел в ярость и пока не прошел кураж, коротко размахнувшись (как я обычно делал папиной клюшкой для гольфа), врезал ему в челюсть.

  Ауч! Отстаивать свою честь оказалось еще больнее, чем ее терять. Руку пронзило острой болью и прежде чем я успел испугаться, меня грубо схватили за шиворот и поволокли в сторону дороги. Отбиваясь, я зацепился за какую-то ветку. Не церемонясь, она царапнула меня по лицу.

  - Ненавижу тебя, чертов засранец! - закричал я, сопротивляясь еще отчаяннее.

  Злость почти полностью исчезла. И ее отсутствие было слишком заметно, чтобы на него можно было не обратить внимание. От этого стало еще больнее, еще страшнее отказаться от сопротивления и, опустив руки, смирившись, погрузиться в состояние полнейшего оцепенения.

  - Придурок! Урод! Отпусти меня! Ненавижу-у-у! Что б тебя...

  Из-за стволов деревьев показалась дорога, а на ней темной громадой высилась механическая туша, такая же бессердечная как и ее хозяин.

  Резко остановившись, Рон схватил меня за плечи и как следует встряхнул:

  - Значит так, - его шипящий голос походил на молоко, удравшее на плиту. - Я не намерен возиться с маменькиными сынками и терпеть подобное к себе отношение. И делать Кейт свидетельницей этого маленького спектакля тоже. Поэтому либо ты сию секунду закроешь свою зубастую пасть и спокойно дойдешь со мной до машины, либо я оставлю тебя в лесу, а утром скажу Кейт, что потерял по дороге. Уверен, она найдет способ быстро утешиться, - я не мог видеть, но абсолютно точно был уверен, что на его лице проступила все еще злая, но самодовольная улыбка.

  Ублюдок.

  - Я понял, - мне с трудом удалось выдавить из себя эти два слов, тем не менее они прозвучали на удивление ровно.

  - Я в тебе и не сомневался. А теперь сам шевели своей смазливой задницей - я не намерен больше тащить тебя на себе.

  Гордо развернувшись, я направился к приглушенно светившемуся салону. Дверца с моей стороны оставалась открытой, и я забрался внутрь. Даже не глянув на Рона, проскользнул в заднюю комнатку. Не раздеваясь, на ощупь залез на свободную кровать и укрылся пододеяльником. "Только не реви", - приказал себя молча, шмыгнул носом, накрыл голову подушкой и не заметил, как уснул.

  На следующее утро мы вдвоем с Кейт сидели в какой-то придорожной забегаловке и жевали свой завтрак, состоящий из омлета, картошки фри, салата и булочек с сосиской. Рон отказался составить нам компанию, заявив, что ему нужен час для сна и раньше этого времени мы можем не возвращаться. Почти сутки в пути его вымотали и он превратился из молчаливого незнакомца в раздражительного и хамоватого парня. Вполне возможно, что в его плохом настроении есть доля и моего участия. Тем не менее я не чувствовал себя сколько-нибудь виноватым. В конце-концов это он заварил всю эту кашу, вот пускай сам ее и расхлебывает, и я не собираюсь никоим образом ускорять этот процесс. Да этот идиот может даже бросить нас здесь и в любой момент смотаться к чертовой бабушке (лично я нисколько не огорчусь). Мы с Кейт всю жизнь справлялись сами, вот и на этот раз не пропадем, тем более что до ранчо не дольше пяти часов езды на автобусе... Интересно, а они тут есть?