Одинокий голубь - Матц Тамара П.. Страница 4

— Нам можно поесть — или будем ждать, когда вы кончите спорить? — спросил Пи Ай.

— Если будем этого ждать, подохнем с голоду, — заметил Боливар, брякнув на грубо сколоченный стол горшок с варевом из потрохов и бобов. Никто не удивился, когда Август первым наполнил свою тарелку.

— Хотел бы я знать, где ты умудряешься разыскивать эту мексиканскую землянику? — спросил он, имея в виду бобы. Боливар исхитрялся отыскивать их триста шестьдесят дней в году, причем так щедро перемешивал с красным перцем, что ложка бобов больше напоминала ложку красных муравьев. Ньют пришел к выводу, что в двух вещах можно всегда быть уверенным, работая на эту скотоводческую компанию. Первое — это то, что капитан обязательно придумает больше работы, чем он, Пи Ай и Дитц в состоянии переделать, и что во время любой трапезы всенепременно подадут бобы. Единственным человеком во всем заведении, который не портил воздух регулярно, был сам старик Боливар, потому что он никогда к бобам не прикасался, а существовал преимущественно на сухом печенье и кофе с цикорием, или, вернее будет сказать, сахарном сиропе с небольшой примесью кофе. Сахар стоил денег, и капитан постоянно ворчал по этому поводу, но ничто не могло заставить старика изменить своей привычке. Август утверждал, что помет старика настолько сладок, что хряк всегда увязывался за ним, когда тот отправлялся посрать, и это вполне могло быть правдой. Сам Ньют старался держаться от хряка подальше, да и его помет состоял в основном из бобов.

К тому времени как Калл надел рубашку и сел за стол, Август уже накладывал себе вторую порцию. Пи и Ньют нервно поглядывали на горшок, сами жаждая получить добавки, но, будучи людьми чересчур вежливыми, ждали, когда все возьмут себе по порции. Аппетит Августа мог быть сравним только со стихийным бедствием. Калл удивлялся вот уже тридцать лет и до сих пор не уставал это делать, глядя, как много ест Август. Он не работал без суровой необходимости, но каждый вечер садился и мог переесть троих мужиков, горбатившихся весь день напролет.

В их бытность рейнджерами, когда дел было не так много, парни часто садились и обменивались историями насчет обжорства Августа. Он не просто много жрал, он делал это стремительно. Повару, который захотел бы задержать его за жратвой больше десяти минут, не мешало бы приготовить не меньше половины барана.

Калл пододвинул стул и уселся. Август в этот момент тащил к себе половник с бобами, и Калл подставил под него свою тарелку. Ньюту так это понравилось, что он громко расхохотался.

— Спасибочки, — отозвался Калл. — Когда тебе надоест бездельничать, можешь пойти в официанты.

— А что, я однажды работал официантом, — не растерялся Август, сделавший вид, что он как раз и хотел положить Каллу бобов. — На речном судне. Мне тогда было не больше лет, чем Ньюту сейчас. У повара даже была белая шляпа.

— Зачем? — спросил Пи Ай.

— Потому что настоящие повара должны носить такие шляпы, — объяснил Август, взглянув на Боливара, который как раз размешивал немного кофе в сахарной жиже. — Вообще-то не шляпа, скорее шапка, сделана вроде как из простыни.

— Вот ни за что б не надел, — заметил Калл.

— Да нет еще такого придурка, который нанял бы тебя в повара, Вудроу, — сказал Август. — Такая шапка надевается для того, чтобы грязные и жирные волосы повара не падали в еду. Не удивлюсь, что в это вот варево попали несколько волос Боливара.

Ньют взглянул на Боливара, сидящего у плиты в своем грязном серале. Волосы Боливара выглядели так, будто на них вылили банку плохого жира. Раз в несколько месяцев Боливар менял одежду и отправлялся навестить жену, но его старания улучшить свою внешность ограничивались заботой об усах, которые он по стоянно чем-то умащивал для стойкости.

— А чего ты ушел с судна? — спросил Пи Ай.

— Я был слишком молод и хорош собой, — пояснил Август. — Шлюхи не оставляли меня в покое.

Калл огорчился от того, что возникла эта тема. Он вообще не любил говорить о женщинах, а тем более в присутствии молодого парнишки. У Августа совести было маловато, если и вообще она была. У них с давних времен по этому поводу были раздоры.

— Жаль, что они тебя тогда не утопили, — раздраженно заметил он. Разговоры за столом редко приводили к чему-либо хорошему.

Ньют не отрывал глаз от тарелки. Он так делал всегда, когда Калл злился.

— Утопить меня? — удивился Август. — Да если бы кто попытался это сделать, то девки разорвали бы его в клочья. — Он видел, что Калл в бешенстве, но не собирался с этим считаться. Они сидели за общим столом, и, если Каллу не нравится разговор, он может убираться спать.

Калл знал, что спорить бесполезно. Именно это и требовалось Августу: поспорить. По сути, ему было наплевать, о чем спор, какую позицию он защищает. Он просто-напросто обожал спорить, и все тут. А Калл ненавидел. Из собственного долгого опыта он знал, что переспорить Августа невозможно, даже в тех случаях, когда все было яснее ясного. Даже в давние суровые времена, когда вокруг кишели индейцы, Август никогда не упускал случая поспорить. Достаточно вспомнить, как на них и еще шестерых рейнджеров внезапно напали индейцы-команчи у излучины Ред-Ривер, а они копали на берегу ямы, которые вполне могли стать им могилами, чтобы спрятаться, и молили Бога о безлунной ночи, которая помогла бы им улизнуть. Август и тогда непрерывно спорил с рейнджером, которого они называли Урод Билл. Спорили они о енотах, и Август не мог успокоиться всю ночь, хотя остальные рейнджеры так перетрусили, что не могли даже помочиться.

Разумеется, мальчишка тут же заинтересовался рассказом Августа о речном судне и шлюхах. Парень нигде не был, так что для него все было окрашено в романтические краски.

— От твоей трепотни о женщинах мне вкуснее не становится, — наконец вымолвил Калл.

— Калл, если хочешь чего-нибудь повкуснее, пристрели сначала Боливара, — проговорил Август, которому слова Калла напомнили о его собственном недовольстве поваром. — Бол, я хочу, чтобы ты прекратил колотить ломом по этому колоколу, — заявил он. — В полдень еще куда ни шло, но только не вечером. Любой зрячий может различить закат. Ты мне много хороших вечеров испортил своим блямканьем.

Боливар помешал свой сахар с кофе и промолчал. Он бил по колоколу потому, что ему нравился звук, а вовсе не потому, что он страстно желал, чтобы все собрались ужинать. Пусть едят, когда хотят, а он будет колотить в колокол, когда ему заблагорассудится. Ему нравилось быть поваром, это куда легче, чем бандитом, но это не означало, что ему можно приказывать. Его чувство не зависимости не уменьшилось ни на йоту.

— Генерал Ли освободил рабов, — сердито заметил он.

Ньют рассмеялся. Бол до конца так и не разобрался в войне, но был искренне огорчен, когда она прекратилась. По правде говоря, продолжайся война, он не ушел бы из бандитов. Для большинства его земляков это была легкая и доходная профессия. Но те, кто вернулся с войны, и сами были в основном бандитами, к тому же лучше вооруженными. Так что оказалось слишком много желающих заняться этим делом. Боливар понял, что пора менять занятие, но время от времени испытывал желание немного пострелять.

— То был не генерал Ли, а Эйб Линкольн, это он освободил рабов, — поправил его Август.

Боливар пожал плечами.

— Какая разница, — сказал он.

— Большая разница, — вмешался Калл. — Один — янки, а другой — нет.

Пи Ай на минутку заинтересовался. Бобы с потрохами оживили его. Его очень волновала проблема аболиционизма, и, работая, он часто над ней размышлял. Наверное, ему просто повезло, что он не родился рабом, но, если бы ему так не пофартило, Линкольн освободил бы его. Поэтому этот человек вызывал у него определенное восхищение.

— Он просто освободил американцев, — сказал он Боливару.

Август фыркнул.

— Ты совсем запутался, Пи, — возразил он. — Кого Линкольн освободил, так это шайку африканцев, которые такие же американцы, как, к примеру, Калл.