Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 2 - Негри Антонио. Страница 77
Она рассмеялась, когда я шепотом спросил о свирепых Псах и их несчетных жертвах. Оказывается, ужасы той послереволюционной эпохи давно канули в Лету вслед за ужасами Робеспьерова террора или казнями Ивана Грозного, и на Ферму пришли либеральные, но патриархальные порядки. Это был тихий сельский уголок, буколический край, так не похожий на шумные, многолюдные и оснащенные современной техникой фермы, города и веси Страны Людей. Время тут остановилось: ни рекламы кока-колы, ни призывов любить машинное масло «Шелл» на стенах, ни финансовых экспресс-новостей о курсе акций на бирже. Все у них было свое, непривычное: свои напитки, свои машины, свои лозунги, призывавшие не покупать, а работать лучше. Гости извне редко бывали здесь, видимо, многие опасались, что тут их подкараулят описанные тобой, Джордж, страшные Псы.
Несмотря на лозунги, производительность труда на Ферме была одной из самых низких в округе, но Животные хорошо и сытно ели и жили в аккуратных, хоть и не роскошных постройках. Мечта о полном равенстве рухнула сразу после революции, когда был провозглашен знаменитый лозунг «Все Животные равны, но некоторые равнее других», однако подавляющее большинство Животных жили практически в состоянии равенства. Небольшая группа специально выращенных Свиней именовала себя Номенклатурой и правила Фермой, но даже их «улучшенные условия жизни» не так уж резко отличались от средних — побольше жратвы, пошире хлев и доступ к принадлежащей Ферме упряжке Коней были максимумом льгот.
Но Животные не были довольны и не радовались своему благополучию. Особенно изумило меня то, что правители были еще менее довольны, чем управляемые. Чем ближе был Скот к вершине власти, тем более он был недовольным.
Мой маленький гид Линда мечтала оказаться в Мире Людей. Она не сомневалась, что ее ждет великая карьера звезды популярной телепрограммы «Маппет Шоу». И она была не одинока в этой тяге к Людям, что я узнал тем же вечером, когда Линда привела в мой номер в Человеческом Отеле своих друзей, в основном Лис и Свиней.
Замечу, что иностранец вроде меня обычно встречался только с двумя видами Животных: с правящими Свиньями и с интеллигентными Лисами. Рабочие Лошади и крестьянские Коровы не умели говорить по-человечески и не приобрели, в отличие от Лис и Свиней, человеческих цивилизованных привычек.
Друзья Линды вели себя совсем как люди: они навалились на мое виски, расхватали мои сигареты и стали наперебой рассказывать о своих поездках в Мир Людей.
Своей жизнью на Ферме они были недовольны, да и саму Ферму презирали. Свиньи сравнивали свои свинарники с виллами техасских нефтяных королей, знакомыми им по телесериалу «Даллас», и сравнение было не в пользу первых.
Среди друзей Линды был один влиятельный Боров по прозвищу Душок, которому в дальнейшем было суждено сыграть роковую роль в судьбе Фермы. Он был директором Спецбань для особо влиятельных Свиней, а значит, принадлежал к элите местного общества. В его распоряжении было все, что только могла дать Ферма: неограниченная жратва, послушные самки, отменный индивидуальный хлев, дача и возможность часто посещать Париж и Лондон по делам Фермы. «Уж вы-то должны быть довольны», — сказал я ему. «Нет, я несчастное существо, —проверещал он, — когда я еду в Париж или Нью-Йорк, я должен на всем экономить и жить в наших собственных служебных квартирах. Не для меня развлечения Лазурного берега, не для меня трудятся ювелиры Картье, не для меня маленькие изысканные магазины Фобур Сент-Оноре».
«Но у вас есть свои курорты, свои ювелиры», — возразил я»Они с вашими не сравняются, — твердо ответил он. — Директор моего ранга в мире Людей получает, может быть, пять миллионов долларов в год, как Якокка. А мне дают только на семечки!»
Лисы были еще менее довольны своим уделом. «Мы вынуждены жить в тех же домах, что и Лошади, — сказал мне Лис, — мы, с нашим образованием, и эти грубые твари, мы живем в одинаковых квартирах, и наши дети учатся в тех же школах». Еноты гордились своим североамериканским происхождением, и ничто местное не было им мило. Один Енот вынул из кармана и показал мне ксерокопию статьи в Британской Энциклопедии, подтверждавшей этот факт. «Вот видите, — сказал он, — мы могли бы жить в Беверли Хиллс, а не в несчастных трущобах Фермы, где все нам так чуждо, так немило!» Он перешел на полушепот: «Знаете, моя тетушка уехала в Америку и попала в гардероб самой Нэнси Рейган!»
Как я узнал потом, Еноты занимали высокое положение в закрытом мире Фермы, где они считались на основании статьи в Британской Энциклопедии почти что иностранцами и вообще «тонкими штучками».
Поэтому и Лисы, и Свиньи, желая блеснуть нездешним лоском, попросту подражали Енотам.
«Семьдесят лет назад Отцы-Основатели Фермы порвали все связи с Миром Людей, — сказала Линда, — и с тех пор мы влачим жалкое существование. А как прекрасна жизнь в Большом Мире! Однажды меня послали на Выставку Свиней в Монреале (ведь, знаете, мой отец знатный Боров), и как это было непохоже на нашу серую унылую жизнь!
Мы жили в позолоченных хлевах, нас купали в огромных ваннах, как актрис Голливуда, и давали настоящую жареную картошку от Макдоналдса. Люди нас фотографировали, давали нам сласти, медали, подарки», — и Линда показала мне номер «Лайфа», где под надписью «Свиньи из-за колючей проволоки» можно было увидеть ее фотографию. — А когда я вернулась на Ферму, у меня все отобрали и запретили рассказывать о моей поездке в Канаду. Наши боссы не хотят, чтобы Животные поняли, к а к на самом деле можно жить, они талдычат с утра до ночи, что Люди нас съедят, пошлют на бойню, и прочие страшные сказки, которыми впору детей пугать. Конечно, Люди ездят верхом и доят Коров, но и мы это делаем. Никто из нас не верит в эти страшилки. Да что там, посмотрите вокруг — разве можно так жить без кока-колы, без пиццы, без Диора, без всего того, что прекрасно в жизни?»
«Так жить нельзя!» — хором воскликнули Животные и навалились на мое виски. Научите нас, о Человек, как отделаться от Правящих Свиней и присоединиться к Человечеству, зажить единым Человечьим общежитьем?
Я оказался в трудном положении. Их энтузиазм и стремление к людям заражали и восхищали, но и удивляли безудержным оптимизмом. Я пробурчал что-то о свиных шницелях.
Линда глянула на меня с презреньем:
— Я могла бы догадаться и раньше — если вас пригласили на Ферму, значит, вы обещали поддерживать пропаганду председателя Тухла! (Боров — престарелый руководитель Фермы, носил титул Председателя, как и все руководители со времен Основателей.) Вы не похожи на м-ра Джонсона!
— Кто такой м-р Джонсон? — спросил я.
— Это я м-р Джонсон, — ответил мне высокий, светловолосый аккуратно постриженный человек в элегантном сером костюме, который вошел не без стука. Линда и другие представительницы женского пола бросились обнимать его.
— Милый м-р Джонсон! — заверещали они. — Вы вернулись! Вы не забыли обещанные подарки?
— Нет, не забыл! Вот тебе «Мальборо», Линда, вот «Кристиан Диор» для вас, Душок, Ив Сен-Лоран для тебя, Макс, джинсы для тебя, Роза...
Так я впервые увидел м-ра Джонсона-младшего, наследника огромного Ранчо Джонсонов, которое находилось к западу от Фермы. В то время Ранчо управлял отец моего гостя, м-р Джеймисон Джонсон III, а юный м-р Джонсон регулярно наезжал на Ферму, где он покупал излишки их сельскохозяйственной продукции и привозил взамен предметы роскоши из Мира Людей. Хотя Ферма обеспечивала себя по всем основным статьям, она не могла произвести те излишества, которые столь украшают жизнь и которые так высоко ценят привилегированные классы.
Доходы Фермы от торговли были невелики: со времен Основателей повелось, что Животные могут есть сколько хотят (то есть много) и работать сколько хотят (то есть мало), поэтому Ферма производила мало излишков, а их с трудом хватало на приличный уровень жизни для председателя Тухла и его помощников.