Из-под лжи - Миронова Татьяна. Страница 1

Татьяна МИРОНОВА

ИЗ-ПОД ЛЖИ

Государь Николай II

Григорий Распутин

О грехе отречения русских от своего Царя

В 1865 году умер наследник Престола Николай Александрович, старший сын Императора Александра II, и это большое русское горе неожиданно вызвало злую радость не только вне России, но и в самой России. Потрясенный Федор Иванович Тютчев отозвался на злобное ликование странно звучавшим стихотворением:

О, эти толки роковые,
Преступный лепет и шальной
Всех выродков земли родной,
Да не услышит их Россия, –
И отповедью – да не грянет
Тот страшный клич, что в старину:
"Везде измена – Царь в плену!"
И Русь спасать Его не встанет.

И только полвека спустя, в 1917 году, обнажился пророческий смысл тютчевских строк. Плененный своими же генералами, понятно, что изменниками, но от этого не легче, в поезде под Псковом Император всея Руси Николай II, покинутый Церковью, преданный народом, пишет в своем дневнике горько и точно: "Кругом измена и трусость, и обман". Генералы Рузский, Алексеев, Эверт, Брусилов и думские масоны требовали тогда у Царя отречения от Престола в пользу Наследника.

Исчисление событий, непосредственно связанных с отречением Государя, надо вести, очевидно, с 14 февраля 1917 года, когда недовольные скудостью жизни военного времени толпы вышли на улицы Петрограда с лозунгами "Долой войну!", "Да здравствует республика!". 17 февраля стачечная зараза охватила крупнейший Путиловский завод и чумовой волной покатилась по всему городу. Рабочие громили хлебные лавки, избивали городовых. 23 февраля бастовало уже 128 тысяч человек. 26 февраля восстала распропагандированная революционерами 4-я рота запасного батальона Павловского гвардейского полка, которая открыла огонь по полиции, пытавшейся пресечь беспорядки. Начался переход петроградского гарнизона на сторону толпы… К этому времени уже весь Петроград захлестнули демонстрации рабочих, требовавших хлеба, преступным умыслом не подвозимого в город, намеренно не продаваемого в лавках. Начался народный бунт, спровоцированный масонским заговором. Масонам мало было Государственной думы, они рвались к всевластию в России. Им мешал монархический строй, преградой на их пути стоял Государь.

Государя Николая Александровича и до того нельзя было упрекнуть в нерешительности, а в те мятежные дни жесткость его приказов на подавление предательского бунта в столице была поистине диктаторской. Вечером 25 февраля генерал Хабалов получает приказ Государя о немедленном прекращении всех беспорядков в столице – там громили магазины, грабили лавки, избивали и убивали городовых. В помощь Хабалову Государь посылает из Ставки корпус генерала Иванова. Считая и это недостаточным, едет поездом к командующему Северным фронтом генералу Рузскому, чтобы направить в Петроград подтянутые с фронта войска. Не медля Царь подписывает Указ о приостановке на месяц работы Государственной думы и Государственного совета. Деятельность думских говорунов объявляется незаконной. По замыслу Государя власть сосредотачивается в его руках и в руках его Правительства с опорой на верную Царю Армию.

Но события развиваются вопреки воле Государя. Его приказы не выполняются. Генерал Иванов не доводит свой корпус до Петербурга. Солдаты петербургских полков отказываются подчиняться генералу Хабалову. Дума противится указу Государя, организует Временный комитет, а затем на его основе Временное правительство… Будь у Государя в тот момент хотя бы триста солдат, преданных ему, Присяге и Закону, способных исполнить железную волю Царя, Россию можно было удержать на краю разверзшейся пропасти: думский Временный комитет разогнать, Советы "рачьих и собачьих депутатов", как их тогда называли умные люди, расстрелять. Но в Пскове Государь встретил от командующего Северным фронтом генерала Рузского не верности себе, присяге и крестоцелованию, а… требование отречения. Генерал-адъютант (одно из высших воинских званий в царской России) Рузский, исполняя порученную ему Временным комитетом роль, предложил Николаю Второму "сдаться на милость победителя". Генерал царской свиты Дубенский вспоминал потом: "С цинизмом и грубой определенностью сказанная Рузским фраза "надо сдаваться на милость победителя", с несомненностью указывала, что не только Дума, Петроград, но и лица высшего командования на фронте действуют в полном согласии и решили произвести переворот".

Стремительная измена не только Рузского, который два месяца спустя похвалялся в газетных интервью о своих "заслугах перед революцией", но всего поголовно командования Армии. Вот свидетельство самого Рузского: "Часов в 10 утра я явился к Царю с докладом о моих переговорах. Опасаясь, что он отнесется с моим словам с недоверием, я пригласил с собой начальника моего штаба генерала Данилова и начальника снабжений генерала Саввича, которые должны были поддержать меня в моем настойчивом совете Царю ради блага России и победы над врагом отречься от Престола. К этому времени у меня уже были ответы Великого князя Николая Николаевича, генералов Алексеева, Брусилова и Эверта, которые все единодушно тоже признавали необходимость отречения".

"Кругом измена и трусость, и обман", – записал Государь в своем дневнике.

Одни сознательно изменяли – Алексеев, Рузский, Брусилов, Корнилов, Данилов, Иванов; другие трусливо покорялись изменникам, хоть и проливали слезы сочувствия Императору, – его свитские офицеры Граббе, Нарышкин, Апраксин, Мордвинов..; третьи, вырывая у Императора отречение, лгали ему, что это делается в пользу Наследника, на самом деле стремясь к свержению монархии в России. Зловещие фигуры Временного комитета Государственной Думы Родзянко, Гучков, Милюков, Керенский, Шульгин – разномастная и разноголосая, но единая в злобе на Русское Самодержавие свора подлецов и предателей России.

1 марта 1917 года Государь остался один, практически плененный в поезде, преданный и покинутый подданными, разлученный с семьей, ждавшей и молившейся за него в Царском Селе. Оставшись один, Николай Александрович берет себе в совет и укрепление Слово Священного Писания, читает, подчеркивает избранное. Эта книга сохранилась, и первое, что непреложно встает из государевых помет в Библии – твердая вера Императора в Божий Промысел, убежденность, что Господь с ним: "Не бойся, ибо Я с тобой" (I Быт. 26,24), "Не бойся, Я твой щит" (I Быт. 15,1), "Бог твой есть Бог благий и милосердый, Он не оставит тебя и не погубит тебя" (Второзак. 4, 31).

Государь поступил единственно возможным в тех обстоятельствах образом. Он подписал не Манифест, какой только и подобает подписывать в такие моменты, а лишь телеграмму в Ставку с лаконичным, конкретным, единственным адресатом "начальнику штаба", это потом ее подложно назовут "Манифестом об отречении", но уже подписывая телеграмму, кстати, подписывая карандашом, и это единственный государевый документ, подписанный Николаем Александровичем карандашом, Государь знал, как знало и все его предательское окружение, что документ этот незаконен. Незаконен для всех по очевидным причинам: во-первых, отречение Самодержавного Государя да еще с формулировкой "в согласии с Государственной думой" не допускалось никакими Законами Российской Империи, во-вторых, в телеграмме Государь говорит о передаче наследия на Престол своему брату Михаилу Александровичу, тем самым минуя законного наследника царевича Алексея, а это уже прямое нарушение Свода Законов Российской Империи. Телеграмма Государя в Ставку, подложно названная "Манифестом об отречении", была единственно возможным в тех обстоятельствах призывом Государя к своей Армии. Из телеграммы этой, спешно разосланной в войска начальником штаба Ставки Алексеевым, всякому верному и честному офицеру было ясно, что над Государем творят насилие, что это государственный переворот, и долг присягнувшего на верную службу Царю и Отечеству повелевает спасать Императора, чего однако не случилось. Войска сделали вид, что поверили в добровольное сложение Государем Верховной власти, клятвопреступники, они не услышали набата молитвенно произнесенных когда-то каждым из них слов Присяги: "Клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу, Самодержцу Всероссийскому, и Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота "своего, до последней капли крови… Его Императорского Величества Государства и земель Его врагов, телом и кровью… храброе и сильное чинить сопротивление, и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всех случаях касаться может. Об ущербе же его Величества интереса, вреде и убытке… всякими мерами отвращать,.. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей моей клятвы целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь".