Дело о показаниях покойника - Клугер Даниэль Мусеевич. Страница 19

Взгляд его упал на землю.

– Ну и дела... – пробормотал он. От его ног убегали через дорогу две совершенно одинаковые тени. Ницан быстро присел и черкнул у ног верхушкой жезла. Тотчас одна из теней свернулось в туманный клубок и покатилась прочь, рассыпаясь по дороге клочьями серой тьмы, тающей на глазах. Детектив выпрямился. Ему вспомнились слова Лугальбанды насчет количества потусторонней мерзости, облепившей его после давешнего сеанса некромагии. Видимо, маг-эксперт очистил сыщика недостаточно тщательно.

Пока Ницан возился с опасным туманом, приклеившимся к его ногам, на улице стемнело. Тени от домов, быстро удлинявшиеся по мере того как солнце опускалось за горизонт, соединились в единую темно-синюю реку, затопившую улицу Бав-Илу и окрестности – вплоть до арочного моста, еще освещенного прощальными лучами и потому казавшегося куда более фантастическим ссоружением, чем в действительности.

Частный детектив Ницан Бар-Аба, часто и подолгу бывавший в восточном Тель-Рефаиме, редко обращал внимание на причудливую, ни на что не похожую архитектуру здешних сооружений. Ему, как наверное, большинству прохожих (а возможно, и части обитателей улицы Бав-Илу и бульвара Благословенной Иштар), казалось, что здесь просто скучились кривобокие ветхие лачуги, прилепившиеся к нескольким храмам, тоже, впрочем, не отличавшимся изяществом линий. И никто даже не вспоминал, что именно эта часть Тель-Рефаима являлась историческим центром города, насчитывающим, во-первых, без малого полторы тысячи лет, а во-вторых не перестраивалась ни разу – и даже ремонты отдельных домов имели весьма условный характер. Так что кажущаяся ветхость домишек, зажавших в кривых объятиях узкую Бав-Илу, на самом деле была следствием отличия принципов и эстетических категорий древнего зодчества от принятого ныне.

Такие неожиданные и, следует честно признать, редкие мысли посетили голову озабоченно-растерянного Ницана после того, как он несколько раз случайно замечал на фасадах здешних развалюх полустертые барельефы, изображавшие богов и животных, а также гербы до сих пор известных тель-рефаимских семейств. Он пошел медленнее – не столько для того, чтобы внимательнее рассмотреть особенности местных архитектурных достопримечательностей, сколько для того, чтобы, неторопливо шагая по Бав-Илу, попытаться упорядочить собранную за два дня информацию. Информация – хотя ее было немного – упорно противилась упорядочиванию, поэтому Ницану то и дело приходилось останавливаться и уговаривать ее. А чтобы не привлекать внимания прохожих, детектив в этом случае задирал голову и с фальшивым интересом принимался разглядывать фронтон какого-нибудь ветхого строения.

Остановившись в очередной раз, он вдруг обнаружил рядом поблизости знакомую фигуру. Причем человек явно пытался быть незамеченным сыщиком, но, видимо, никак не мог попасть в прихотливый ритм его движения. Что было неудивительно: ведь прогулка Ницана, как уже было сказано, определялась внутренним, весьма смутным состоянием последнего.

Обычно Ницан с сочувственным пониманием относился к «хвостам» и даже, по возможности, облегчал им работу. Разумеется, в разумных пределах. Скорее всего, сейчас он поступил бы так же – если бы тип, явно следивший за ним, не был слишком хорошо знаком.

Но этому человеку детектив вовсе не собирался идти навстречу. Поэтому он круто развернулся к нему и громко и радостно прокричал:

– Ба, кого я вижу?! Ну надо же! Оказывается и вы, господин следователь, не чураетесь вечерних прогулок!

Следователь Омри Шамаш – а это был именно он – вздрогнул и нервно завертел головой. В Восточном Тель-Рефаиме не любили представителей закона.

– Здравствуй, Ницан, – сказал он с кислой улыбкой. – Что это ты раскричался, как зазывала на ярмарке?

Ницан невозмутимо пожал плечами.

– Вполне искренняя радость от встречи со старым знакомым, – безмятежно ответил он. – Я так понимаю, ты тоже интересуешься старой архитектурой? Не скажешь ли, чей это герб? – он ткнул пальцем в керамический барельеф над покосившейся дверью. – Лев с крыльями и в короне. И держит а лапах ветку смоковницы с тремя плодами. Красиво, правда?

Шамаш нехотя взглянул на герб.

– Не знаю, – буркнул он. – Не интересуюсь древностями. В отличие от тебя.

– Напрасно, – сказал сыщик укоризненно. – Напрасно, дорогой старший следователь. Послушай, неужели Амар-Зуэн не мог нанять кого-нибудь другого для слежки? Помоложе, порасторопнее. Или ты сам вызвался?

– Ни на что я не вызывался! – ощерился Шамаш. – А направили меня сопровождать твою особу – сопровождать, Ницан, а не следить! – чтобы ты не нализался до полного отупения и не начал молоть языком направо и налево. У правительства сейчас хватает забот и без того!

Ницан некоторое время задумчиво смотрел на него. Действительно, экипировка старшего следователя не подходила для незаметной слежки. Детектив решил сменить гнев на милость. К тому же у него вдруг появилась идея что-нибудь выудить из Шамаша.

– Ладно! – Ницан хлопнул своего временного опекуна по плечу. – Раз уж мы встретились, почему бы не выпить по рюмочке? Тут на углу есть бар. Очень симпатичный.

Шамаш принял его приглашение с большой неохотой. Видимо, решил, что иначе его подопечный наберется сам и улизнет.

Направляясь к перекрестку улиц Бав-Илу и Ашторет, Ницан бросил еще один взгляд на герб с крылатым львом.

– Где-то я видел этот герб совсем недавно... – пробормотал он. – Совсем недавно. Но где?

– Что-что? – спросил Шамаш.

– Ничего, это я так просто. Мысли вслух.

Войдя в бар, Ницан приветливо кивнул хозяину Набукке, тощему и унылому субъекту, дремавшему с открытыми глазами за стойкой. При виде посетителей сонный взгляд Набукки несколько оживился. В плоском и рыхлом его лице появилось подобие эмоций, а отдельные части тела начали двигаться. В частности, он пододвинул ближе к себе столовой нож с зазубренным лезвием. Ницан был его старым знакомым, так что действия Набукки имели оправдание и объяснение. В прошлом году хозяин маленького кафе имел неосторожность обратиться к частному сыщику в связи с систематическим наведением порчи на все напитки, приобретаемые им для продажи. Набукка подозревал конкурентов, в том числе конкурентов потусторонних: чем больше посетителей становились жертвами порченного вина Набукки, тем соответственно больше их становилось постоянными потребителями совсем других напитков в Подземном Царстве. В действительности порча оказалась делом рук трех жен одного из посетителей. Таким образом они хотели отвадить дражайшего супруга от неуемного потребления лагашской горькой и хиосского сладкого. Выяснить истинную причину Ницану стоило двух часов не очень напряженной работы. Хозяин на радостях пообещал сыщику год поить его бесплатно.

Бедный Нибукка просто не знал, сколь опрометчивым было его обещание. Мало того, что примерно через месяц все запасы подошли к концу. Хозяину кафе пришлось взять ссуды в «Доме Шульги» и «Банке Гудеа», заложить само кафе – и все потому только, что Набукка имел неосторожность подкрепить данное обещание имемнем бога правосудия Баэл-Дина.

Ницан в конце концов сжалился над несчастным Набуккой и освободил его от клятвы – тем более, что во всей этой истории, имея безотказного Умника, он совсем не нуждался в услугах Набукки. Просто ему было интересно сравнивать оперативность своего рапаита и хозяина кафе на перекрестке Бав-Илу и Ашторет. Он даже заключал пари сам собой. Как на скачках.

Словом, Ницан после этой истории считал себя близким другом и благодетелем Набукки, а тот, бедняга, при виде частного сыщика судорожно хватался за режущие предметы и делал слабые попытки покончить с собой.

Вот как сейчас.

– Познакомься, Набукка, – Ницан подтолкнул к стойке Шамаша и сам взгромоздился на высокий табурет. – Этот хлыщ – мой самый старый и самый последовательный враг. Однажды он пытался навесить на меня предумышленное убийство. У него не получилось. С тех пор я искренне рад его видеть всегда и везде.