Книжный вор - Мезин Николай. Страница 59

Роза смотрела в сторону.

– Что, Мама?

Та обернулась.

– Не штокай мне, свинюха малолетняя! – Скорость этих слов пропорола Лизель насквозь. – Моя гребенка! – Струйка смеха выкатилась из-под двери, но тут же втянулась обратно.

– Мама?

Лицо Розы было сурово, но улыбалось.

– Куда ты затолкала мою гребенку, глупая свинюха, воровка малолетняя? Сто раз говорила не трогать мою расческу, а тебе хоть кол на голове теши!

Розина тирада продолжалась еще, наверное, с минуту, и Лизель успела сделать пару отчаянных предположений о возможном местопребывании названной гребенки. Поток слов оборвался внезапно – Роза притянула Лизель к себе, на пару секунд буквально. Даже в такой близи ее шепот было почти невозможно расслышать.

– Ты просила наорать. Ты сказала, все поверят. – Роза оглянулась по сторонам, а ее голос был как нитка с иголкой. – Он очнулся, Лизель. Он в сознании. – Она вынула из кармана солдатика в ободранном мундире. – Просил отнести тебе. Он ему больше всех понравился. – Роза отдала девочке солдатика, крепко взяла ее за плечи и улыбнулась. Прежде чем Лизель успела что-то сказать, Роза поставила жирную точку. – Ну? Отвечай! Больше ты нигде ее не могла забыть?

Он жив, думала Лизель.

– …Нет, Мама. Прости, Мама, я…

– Ну что с тебя толку? – Роза выпустила ее, кивнула и пошла прочь.

Еще несколько секунд Лизель постояла. Коридор был огромным. Она посмотрела на солдатика в ладони. Инстинкт подталкивал ее бежать домой прямо сейчас, но благоразумие не позволяло. Вместо этого она сунула покореженного солдатика в карман и вернулась в класс.

Все ждали.

– Глупая корова, – прошептала Лизель себе под нос.

Дети опять засмеялись. Фрау Олендрих не стала.

– Что такое?

Лизель была в такой вышине, что чувствовала себя неуязвимой.

– Я сказала, – с широкой улыбкой пояснила она, – глупая корова. – И в ту же секунду на ее щеке зазвенела ладонь фрау Олендрих.

– Не смей так говорить о матери, – сказала учительница, но подействовало слабо. Девочка только стояла и пыталась удержаться от улыбки. В конце концов, она не хуже любого тут умеет получать «варчен». – Иди на место.

– Да, фрау Олендрих.

Руди, сидевший рядом, осмелился заговорить.

– Езус, Мария и Йозеф, – зашептал он, – у тебя на щеке вся ее рука. Большая красная рука. Пять пальцев!

– Отлично, – сказала Лизель, потому что Макс был живой.

Когда она пришла домой, Макс сидел в кровати со сдутым мячом на коленях. От бороды у него чесалось лицо, и стоило большого труда держать заболоченные глаза открытыми. Рядом с подарками стояла пустая миска из-под супа.

Они не сказали друг другу «Привет».

Скорее, столкнулись зазубренными краями.

Скрипнула дверь, девочка вошла и встала перед больным, глядя на миску.

– Мама влила его тебе в горло силком?

Он кивнул, довольный, утомленный.

– Но он был очень вкусный.

– Мамин суп? Правда?

Улыбки у него не вышло.

– Спасибо за подарки. – Скорее – едва заметный разрыв губ. – Спасибо за облако. Твой Папа мне объяснил про него.

Через час Лизель тоже попробовала кое в чем признаться.

– Мы не знали, что нам делать, если ты умрешь, Макс. Мы…

Много времени у него это не заняло.

– То есть как от меня избавиться?

– Прости.

– Нет. – Он не обиделся. – Вы правы. – Он вяло поиграл со сдутым мячом. – Вы правильно делали, что думали об этом. В вашем положении мертвый еврей так же опасен, как и живой, а может, и хуже.

– И еще мне снился сон. – Сжимая в руке солдатика, Лизель подробно описала свой сон. Она собиралась еще раз просить прощения, но Макс перебил:

– Лизель. – Он дождался, когда она посмотрит на него. – Никогда не проси у меня прощения. Это я должен просить его у тебя. – Он окинул взглядом все, что она ему принесла. – Посмотри на них. Какие подарки. – Он взял в руку пуговицу. – А Роза сказала, что ты читала мне каждый день по два раза, а иногда и по три. – Теперь он смотрел на шторы, как будто видел сквозь них. Сел чуть повыше и промолчал с десяток безмолвных фраз. На его лице прокралась тревога, и он тоже признался девочке кое в чем. – Лизель? – Он чуть подался вправо. – Я боюсь, – сказал он, – что снова засыпаю.

Лизель твердо ответила:

– Тогда я тебе почитаю. А начнешь дремать, я буду шлепать тебя по щекам. Брошу книжку и буду тебя трясти, пока не проснешься.

Весь остаток дня и добрую часть вечера Лизель читала Максу. Он сидел в постели и впитывал ее слова, уже в сознании, до десяти часов с минутами. Во время короткой передышки Лизель подняла глаза от книги и увидела, что Макс спит. Встревожившись, она толкнула его книгой. Он проснулся.

Макс засыпал еще три раза. Дважды она его разбудила.

Следующие четыре дня он каждое утро просыпался в ее постели, потом – у камина, и наконец, в середине апреля – в подвале. Он окреп, избавился от бороды, вернулись огрызки веса.

Во внутреннем мире Лизель то было время великого облегчения. А во внешнем мире многое пошатнулось. В конце марта засыпали бомбами город под названием Любек. Следующим в очереди будет Кёльн, и вскоре дойдет до многих других немецких городов, включая Мюнхен.

Да, начальник стоял у меня за плечом.

«Сделай, сделай…»

Бомбы летели – и с ними я.

ДНЕВНИК СМЕРТИ: КЁЛЬН

Падшие часы 30 мая.

Не сомневаюсь, Лизель Мемингер крепко спала, когда больше тысячи самолетов пролетели к городу, известному под именем Кёльн. В итоге мне достались пятьсот человек или около того. Еще пятьдесят тысяч неприкаянно совались между призрачными грудами щебня, пытаясь понять, где какая сторона и где чьи обломки.

Пятьсот душ.

Я зацеплял их пальцами, будто чемоданы. Или закидывал за спину. На руках я выносил только детей.

К тому времени, как я закончил, небо было рыжее, как подожженная газета. Если приглядеться, можно было прочесть слова, заголовки реляций, описывающих положение на фронтах, и так далее. Как бы мне хотелось сорвать это все, скомкать газетное небо и отбросить прочь. Руки у меня ныли, и мне было нельзя рисковать и обжигать себе пальцы. Впереди еще столько работы.

Как и ожидалось, многие умерли мгновенно. Другие протянули чуть дольше. Мне нужно было посетить еще несколько мест, повидать разные небеса и собрать еще душ, и когда я позже вернулся в Кёльн – вскоре после того, как прошли последние самолеты, – мне случилось увидеть кое-что совершенно небывалое.

Я нес обуглившуюся душу девочки-подростка и поднял мрачный взгляд наверх, где небо теперь было сернистым. Рядом – группа девочек лет десяти. Одна крикнула:

– Что это там?

Вытянула руку и показала пальцем на черный предмет, медленно валившийся с неба. Сначала он был черным пером, вьющимся, парящим. Или чешуйкой пепла. Потом стал больше. Та же девочка – рыжая, в конопушках, как и положено, – опять подала голос, на сей раз более горячо.

– Да что это там?

– Это мертвец, – предположила другая девчушка. Черные волосы, хвостики, косой пробор посередине.

– Нет, это бомба!

Но для бомбы оно падало слишком медленно.

Юная душа еще немного тлела у меня на руках, а я прошел следом за ними еще несколько сот метров. Как и девочки, я не сводил глаз с неба. Меньше всего мне хотелось бы смотреть на такое одинокое лицо моей ноши. Красивая девочка. Теперь вся смерть у нее впереди.

Как и девочек, меня застал врасплох метнувшийся к нам голос. Это рассерженный отец загонял детей домой. Рыжая возразила. Точки ее конопушек вытянулись в запятые.

– Но, папа, – смотри.

Мужчина сделал несколько мелких шагов и скоро определил, что это падает.

– Топливо, – сказал он.

– В каком смысле?