Хроники Темных Времен (6 романов в одном томе) (ЛП) - Тогоева Ирина Алексеевна. Страница 4

Впервые в жизни Торак остался совершенно один. Он больше не чувствовал себя частью Леса. Ему казалось, будто его внешняя душа разорвала ту нить, что связывала ее с душами всех прочих живых существ: деревьев и птиц, охотников и дичи, реки и скал. Никто во всем свете не знал, что он, Торак, сейчас чувствует. И никто не хотел этого знать.

Боль в раненой руке заставила его отвлечься от горьких мыслей. Из мешочка с целебными травами и кореньями он вытащил последний кусок бересты и наложил на предплечье жесткую повязку. Потом заставил себя встать, оттолкнуться от ствола дуба и оглядеться.

Он вырос в этой части Леса. Здесь ему были знакомы каждый холм, каждая поляна. Чуть западнее, в долине, протекала Красная Вода, слишком мелкая, чтобы плыть по ней на лодке, но ловить в ней рыбу, особенно весной, когда лосось шел в Море на нерест, было одно удовольствие. На восток, вплоть до самой границы с Темной Чащей, простирались залитые солнцем рощи с полянами, где было полно орехов и ягод, а осенью нагуливала жирок дичь. А на юге раскинулись болотистые пустоши, заросшие мхом, где зимой паслись северные олени.

Отец говорил, что самое лучшее в здешних местах – это безлюдье. Действительно, здесь редко бывали охотники из других племен. Разве что порой забредали люди из племени Ивы, обитавшего на западе, у Моря, или из южного племени Гадюки, но ни те, ни другие никогда надолго в их краях не задерживались. Они просто шли своим путем, охотясь свободно, как и все в Лесу, и даже не подозревая, что и Торак с отцом тоже охотятся неподалеку.

До сих пор Торак никогда не задавался вопросом, почему это так. Ведь они так жили всегда: вдвоем с отцом, вдали от других племен. Но теперь, впервые в жизни, ему вдруг страстно захотелось оказаться среди людей. Захотелось крикнуть, позвать на помощь…

Но отец предупредил, что ему следует держаться от людей подальше.

И кроме того, крики могут привлечь внимание медведя.

Того медведя…

Тораку стало вдруг так страшно, что перехватило горло. Он несколько раз глубоко вздохнул и снова побежал, но теперь более размеренно и спокойно, направляясь к северу.

На бегу он подмечал следы возможной добычи. Вот прошел лось. А это помет зубра. А там сквозь заросли папоротника с шумом продирается олень. Да, пока что медведю не удалось распугать всех обитателей Леса! Но только пока.

А что, если отец ошибался? Вдруг все, что он говорил, было предсмертным бредом?

«Твой отец сумасшедший!» – дразнили Торака ребятишки, когда лет пять назад они с отцом ходили к Морю на ежегодный Совет племен. Ничего хорошего это путешествие им не принесло, и отец больше никогда не брал Торака на такие собрания.

«Говорят, твой отец проглотил одну из душ умершего, – кричали мальчишки, – вот ему и пришлось уйти из племени и перебиваться, как может!»

Семилетний Торак страшно разозлился. Он бы точно побил этих мальчишек, но его окликнул проходивший мимо отец и, отведя в сторонку, сказал, смеясь:

– Не обращай на них внимания, Торак. Они и сами не понимают, что говорят.

И он был, конечно, прав.

Но был ли он прав насчет медведя?

Впереди за деревьями Торак заметил поляну, залитую солнечным светом, вышел на нее и замер, точно налетев на невидимую преграду, ошеломленный жутким запахом разложения.

Медведь уже побывал здесь. И на небольшой поляне царила смерть.

Трупы оленей валялись точно поломанные игрушки. Ни один падальщик не осмелился поживиться этой добычей. Над мертвыми животными даже мух не было видно.

Никогда еще Торак не видел, чтобы такой охотник, как медведь, столь безжалостно обошелся со своей добычей. Нормальный медведь сперва сдирает со своей жертвы шкуру, потом пожирает внутренности и заднюю часть туши, а остальное прячет про запас, и у него не пропадает даром ни кусочка. Но этот зверь убивал не потому, что хотел есть: он едва ли хоть раз куснул каждую тушу. Нет, он убивал, потому что ему нравилось убивать.

У ног Торака лежал мертвый олененок; с маленьких копытцев еще не успела осыпаться высохшая речная глина – видно, перед смертью он подходил к ручью напиться. У Торака тошнота подступила к горлу. Что же это за тварь, если просто так вырезано целое стадо? Что это за медведь, если он убивает потехи ради?

Торак помнил глаза того медведя – он, правда, видел их лишь мельком, но теперь уже никогда не сможет их позабыть. Никогда прежде ему не доводилось видеть таких глаз. В их глубине светилось одно-единственное чувство: бесконечная злоба. Бесконечная ненависть ко всему живому. На Торака тогда точно глянул обжигающий, смертоносный хаос Иного Мира.

Нет, конечно же, отец был прав. Никакой это не медведь. Это злой дух. И он будет убивать и убивать без конца, пока не умрет и сам Лес.

«Но кто же может сразиться с таким чудовищем?» – думал Торак. То и дело спотыкаясь, он старался уйти подальше от страшной поляны. «Этого медведя никому не одолеть!» – так сказал отец. Неужели это значит, что Лес приговорен? И почему именно он, Торак, должен искать Священную Гору, где обитает Великий Дух? А ведь эту Гору никто и никогда не мог отыскать…

И тут же в ушах его прозвучал голос отца: «Тебе поможет провожатый».

Какой провожатый?

Вскоре Торак снова очутился в густой чаще. Он уже снова бежал.

Бежал, бежал… Бежал, пока ноги не отказались служить ему. И там, у подножия какого-то холма, поросшего густым лесом, он ничком рухнул на землю, совершенно лишившись сил и тяжело дыша.

Немного отдышавшись, Торак ощутил невыносимый голод. Он слишком давно ел в последний раз и слишком долго бежал. И почему же он, глупец, не остановился чуть раньше и не подстрелил какую-нибудь дичь?

И тут вдруг до него донеслись из-за холма какие-то звуки – то ли слабое мяуканье, то ли писк.

Торак прислушался: какой-то маленький звереныш явно звал свою мать.

Сердце Торака радостно забилось. О, Великий Дух, благодарю тебя за эту легкую добычу! При мысли о свежем мясе у Торака сводило кишки, и ему было совершенно безразлично, какой зверь попадется. Он был так голоден, что съел бы даже летучую мышь!

Торак припал к земле и пополз меж берез к вершине холма. Сверху он увидел узкую лощину, по которой бежала маленькая быстрая речушка. Речку он сразу узнал: она называлась Быстрая Вода. Чуть дальше от этих мест, к западу, они с отцом устраивали летом стоянку, заготавливая там лыко для веревок. Но сейчас знакомые места показались Тораку совсем чужими. И он не сразу понял почему.

За день до этого с гор в лощину обрушился поток воды, все смывая на своем пути. Теперь вода уже схлынула, оставив после себя вырванные с корнем кустарники и поваленные деревца, опутанные мокрой травой. Поток разрушил также волчье логово, находившееся на противоположном конце лощины. Там, возле огромного красного валуна, валялись тела двух взрослых волков. Утонувшие волки стали бурыми от воды и грязи и издали напоминали спящего зубра. Рядом в глубокой луже плавали тела трех волчат.

А возле лужи сидел четвертый волчонок и весь дрожал.

Волчонку, похоже, не исполнилось еще и трех месяцев; он был тощенький, мокрый и тихонько жаловался самому себе, слабо повизгивая.

Торак вздрогнул. Эти тихие жалобные звуки вдруг вызвали в его душе удивительные воспоминания: жаркая черная шерсть; теплая тьма; густое жирное молоко; мать, тщательно вылизывающая его… а чьи-то крохотные коготки царапают его, и чьи-то маленькие мокрые носы тычутся в лицо, и пушистые малыши карабкаются на него, нового и самого младшего члена волчьей семьи…

Это видение было точно яркая вспышка молнии. Но что оно означало?

Мальчик крепче сжал рукоять отцовского ножа.

«Неважно, что означает это видение, – сказал он себе. – Видения не помогут тебе выжить. Если сейчас ты не убьешь и не съешь этого волчонка, завтра у тебя уже не хватит сил охотиться. К тому же закон разрешает убивать даже тотемное животное, чтобы спасти себя от голодной смерти. И тебе это прекрасно известно».

Волчонок поднял голову и растерянно взвыл.