Славянский сокол - Самаров Сергей Васильевич. Страница 16

– Алкуин, что у них за дощечки на левой руке? – спросил король.

– Это, ваше величество, костяной защитный щиток. Без такого щитка стрельцы рискуют остаться однорукими – слишком сильно бьет тетива.

– А почему наши не носят таких дощечек?

– Носят, ваше величество. Только не все, а особые неженки. Остальные обходятся толстой войлочной рукавицей.

– Значит, ты славян относишь к неженкам?

– Не в этом дело, ваше величество. Наш лук не может так сильно бить тетивой. Для этого он должен быть вполовину сильнее, чем сейчас.

– Одно утешение – в королевстве не будет одноруких… – сердито сказал Карл.

Подошел Оливье.

– Что? – коротко спросил король.

– Я хотел бы, чтобы это было так, ваше величество. Но я в сомнении.

– Чем твое сомнение вызвано?

– Ратибор не снимает шлем с полумаской, а сразу от полумаски у него начинается бармица. Никто не видел его лица. Разговаривает он с сильным акцентом, словно очень плохо знает франкский язык. Из-за этого невозможно разобрать голос. Я спросил Ратибора…

– Это не Ратибор.

– Что, ваше величество?

– Это не Ратибор. Я вчера получил письмо из Тоскании от тамошнего соглядатая. Князь Ратибор представляет своего кагана на переговорах с герцогом Тосканским Дезиреем.

– Тогда кто же этот рыцарь?

– Я хотел у тебя спросить…

– Я в растерянности, ваше величество. Отдаленное сходство с Хроутландом есть, это несомненно, но я не решусь утверждать… Кроме того, семь лет может так много изменить в облике любого человека. И даже в голосе.

– Ладно. Посмотрим. Хроутланда лучше всего видно в бою. Завтра будет меле…

– Этот рыцарь будет в нем участвовать, ваше величество, на стороне саксов под командованием герцога Трафальбрасса.

– Вот и посмотрим…

– Ваше величество, – обратился к королю герольд. – Эти два стрельца уже израсходовали почти все стрелы, и ни один из них не промахивается. Мишень отнесена на предельное расстояние. Дальше нельзя. Мы не можем определить победителя.

– И что? – спросил Карл.

– Я предлагаю разделить приз между ними и объявить победителями обоих.

– Делиться, ну уж – нет! – воскликнул бодрич, которому уже было известно предложение герольда. – Победитель должен быть один!

Алкуин перевел это восклицание королю.

В это время зашумели и бешено захохотали берфруа. Карл вместе со всеми обернулся.

– Боже мой… – ужаснулся Алкуин. – Это же брат Феофан.

– Очевидно, до него только сейчас дошли удары дубинок, – сказал король. – Иначе отчего бы он так сильно шатался. Посмотрите, у вашего брата Феофана даже ноги не сгибаются.

Брат Феофан шествовал животом вперед, одна пола сутаны так и осталась заправленной за веревку, как была утром, во время поединков на дубинках. Сандалию с правой ноги монах где-то потерял, и сейчас правая нога была босая. Он появился прямо из-за мишени и шел к группе стрельцов, даже не видя, что среди них находится и сам король. Все молчали и ждали продолжения. Даже турнирные стражники не решились вытолкать монаха хотя бы в ресе.

Брат Феофан под хохот и улюлюканье берфруа уже преодолел с великим трудом треть дистанции, когда стрелец-бодрич вдруг выступил на боевой рубеж.

– А вот так кто-нибудь из вас сможет? – воскликнул он, покопался в своем туле и достал новую стрелу, выбрав ее по непонятному другим принципу.

Алкуин опять перевел слова бодрича Карлу.

– Что он хочет делать? – поинтересовался король.

– Я думаю, он застрелит брата Феофана.

– Я его тогда на тетиве повешу!

Бодрич натянул лук, но целился он, как все видели, вовсе не в монаха, закрывающего собой мишень, а куда-то чуть ли не в берфруа.

– Что он делает? – опять воскликнул Карл. Он увидел, как заметались люди на скамьях, не зная, кого из них стрелец выбрал. – Он сошел с ума. Остановите его!

Герольд бросился к Барабашу, но было уже поздно. Стрела сорвалась с тетивы.

Все берфруа молчали.

– Он попал… – тихо сказал Алкуин. – Посмотрите на герольда при мишени. Бодрич попал в цель. Его стрела летела по дуге…

Только сейчас все увидели, что герольд при мишени дает отмашку жезлом, означающую, что стрела в самом деле угодила в цель.

– Сможешь так выстрелить? – возбужденно спросил Барабаш у недавнего соперника.

– Нет… – тот отрицательно закачал головой. – Я слышал про такую стрельбу, но сам так не умею.

Алкуин перевел.

Карл стоял в растерянности.

– Но такого же не бывает! – сказал он.

Алкуин перевел его слова бодричу. Тот поковырялся в туле, достал новую стрелу, вернулся на рубеж и снова при полной тишине выстрелил. Герольд при мишенях дал отмашку жезлом.

– Бывает? – спросил Барабаш у короля. – Бывает… – сам же за короля ответил.

Карл молча выгреб все золото, что было у него в карманах, и пересыпал в ладони стрельцу. Потом принял из рук Алкуина рог, наполненный такими же монетами, и вручил Барабашу.

– Такого я никогда не видел! – сказал он и пошел к своей ложе прямо через ристалище.

Алкуин задержался и по-славянски спросил у стрельца:

– Может быть, ты расскажешь мне, в чем секрет?

– Какой уж тут секрет… – пожал плечами смущенный Барабаш, ссыпающий монеты себе в шапку. Он никогда раньше не держал в руках такого богатства, и сейчас бедному стрельцу трудно было оторвать от монет взгляд. – Просто в моей стреле все перья были из правого крыла… [13]

Глава 7

По дороге в Хаммабург Лют с десятком разведчиков решил попутно заехать на известный ему пост, где Скурлата перекрывал пути к западной границе, чтобы предупредить о происходящих в столице событиях.

Гонца от датского посольства в сторону Хаммабурга на посту не видели.

– Должен был быть гонец. Обязательно должен. Для них это очень важно, – расстроенный Лют настаивал так, словно это его жизнь зависела от поимки посла. Впрочем, для каждого из разведчиков жизнь князя равнялась собственной жизни, и не только потому, что все они очень любили Годослава, но еще и потому, что в случае прихода к власти в княжестве данов все те, кто верой и правдой отстаивал интересы своего правителя, стали бы изгоями.

– Нам он не попался. А что ты хочешь, я же не сокол, чтобы сверху смотреть… Ставр почти всех людей забрал. У нас в границе дыра на дыре, – оправдывался Скурлата. – Скачи поскорее дальше. Предупреди Ставра или даже самого князя. Пусть хоть из дружины заставы выставят… Меня воеводы не послушают…

Здесь, на западной границе, стояла, разбросанная по большому участку, основная княжеская дружина в шестнадцать тысяч копий и пять тысяч стрельцов. Ждала переправы франков, но где будет сама переправа осуществляться, никто не знал, и потому перекрывать требовалось все возможные участки, и дружину растянув точно так же, как были растянуты посты разведчиков. Но воеводы держали между собой постоянную связь, чтобы иметь возможность быстро сконцентрировать силы там, где объявится враг. Благо, протяженность границы княжества не настолько велика, чтобы лишить их этой возможности. Облитые смолой поленья держались на вышках, рядом с постоянно зажженным факелом дежурил воин, чтобы по команде поджечь сигнальный костер, предупреждающий о беде. А пары наблюдателей, ждущие этого костра, глаз не смыкали, сменяя одна другую, чтобы не устали от ожидания глаза и не был пропущен сигнал. Стрельцы в каждой дружине были посажены на коней, чтобы в нужный момент сконцентрироваться и массированным обстрелом помешать переправе. Все это было продумано и подготовлено князем-воеводой, хотя сам Дражко хорошо знал – остановить переправу такой большой армии он со своими силами не в состоянии.

– Отправь к воеводам гонца. Пусть поспрашивает. Был ли дан? А ты собирай людей, сколько сможешь, и даже больше… Сейчас все понадобиться смогут… – Лют рассказал, что устроили в Рароге даны и бояре. – Меня Сфирка спешно отправил. Не знаю даже, чем там кончилось… Но Дражко приказал готовиться к большим событиям. Велел беречь Годослава и никого к нему не подпускать. Данов и бояр, если они с данами, бить нещадно и без разбора. А если и без данов будут, потеря не велика…