За все хорошее - смерть - Ибрагимбеков Максуд Мамедович. Страница 11
Сабиру это ужасно подействовало на нервы, и он приказал мне его закрыть и отложить в сторону. Я сразу же послушался, чтобы еще больше не раздражать его. Он сказал очень торжественным голосом, что мы еще .завтра поищем выход, а если не найдем, то завтра же вечером или послезавтра он попытается взорвать эту плиту гранатами. Другого выхода нет. Я подумал, как же он взорвет, если никогда в жизни до этого не видел гранату, нигде, кроме как в кино.
- А ты умеешь с ними обращаться? - спросил Алик.
- Ничего особенного. Надо оттянуть к себе ручку и повернуть, перед тем как бросить, - сказал он. - Только я ее бросать не буду, надо будет продолбить под плитой небольшую ямку, я положу туда гранату и отбегу в сторону за бронетранспортер. По-моему, все будет в порядке. Все равно другого выхода нет. Еда кончилась, и придется завтра начать есть консервы.
- А почему завтра? - спросил Алик. -- Можно и сегодня.
Только он это сказал, у всех прямо глаза загорелись. Слюну все проглотили. Мы все ужасно проголодались. И до этого есть хотели, а после кусочка сыра вообще озверели. Но Сабир сказал, ~ что до завтра мы консервов трогать не будем, надо и о будущем подумать. Я попытался напомнить им о том, что консервы испорчены, только начал говорить, а они на меня все. закричали, сразу втроем.
- Не хочешь - не ешь, - сказала Кама. - Никто тебя не уговаривает. А в наши дела не вмешивайся!
У нее в это время такое нехорошее лицо было, когда она мне это говорила, голос и лицо. Особенно лицо - чужое и неприятное. Я даже не думал, что у нее может быть такое лицо. Я уже слушать перестал, что мне говорят Алик и Сабир, так мне обидно стало после того, что я услышал от Камы.
Все легли спать. Я почитал еще немного разговорник, а потом тоже решил заснуть. Лег на бок и закрыл глаза, и в эта время Кама мне говорит - она, оказывается, не спала:
- Ты на меня обиделся?
Я помотал головой - мол, нет.
- Обиделся, обиделся, я же вижу!
- Не обиделся.
- Если не обиделся, дай руку, мне с твоей рукой удобнее спать, - взяла мою руку и замолчала.
Смотрю - уже спит. А я никак не мог в ту ночь заснуть. Все думал о том, что утром Сабир раздаст всем эти рыбные консервы. Я-то, конечно, их есть не буду, но ребята все трое съедят же их. И говорить с ними бесполезно. Одни неприятности. Ничего не понимают. Я же помню, что было написано насчет ботулизма, у меня память на все напечатанное очень хорошая, я все стихи с самого первого раза запоминаю, даже плохие. И не только стихи - любую формулу, самую длинную, могу запомнить сразу. Там было написано, что человека, который отравится этими проклятыми консервами с раздутыми крышками, надо немедленно госпитализировать, я это слово тоже запомнил. Иначе смертельный исход. Я же помню, как Витя Щеглов умер - такой здоровый человек, а за одну ночь умер, несмотря на то, что его все-таки доставили в больницу. Мы же все отравимся, и умрем, и останемся здесь, как эти скелеты. Почему они не хотят меня послушать? Ведь если бы это сказал Сабир, они послушались' бы его! Неужели для того чтобы тебя слушали, ты должен уметь тридцать раз подтянуться на турнике?!
Я представил себе, как утром Сабир раздаст им содержимое одной банки и они съедят его: каждый свою долю. Съедят, а через час или полтора они, конечно, сразу пожалеют, что меня не послушались, но будет поздно. Все умрут в страшных мучениях: и Камка, и Алик, и Сабир. Меня от этой мысли почему-то даже тошнить стало.
Я осторожно вынул свою руку из ладони Камы, встал и на цыпочках подошел к Сабиру, очень не хотелось идти, но я все-таки пошел. Разбудил его, он открыл глаза и смотрит на меня удивленно. Я ему стал говорить, что если мы утром съедим эти консервы, то все погибнем. Он сперва молча слушал, видно, не понимал, о чем речь, а потом, когда понял, ужасно разозлился.
- Если ты сейчас же не пойдешь и не ляжешь спать, я тебе так дам, что всю жизнь калекой ходить будешь! - я повернулся сразу и пошел к себе, а он мне вслед говорит: - Я с тобой утром поговорю, - и еще одно слово добавил, если бы он не знал что Кама спит, он никогда бы его не сказал.
Я пошел и лег на свое место. Полежал немного, а потом, когда мне показалось, что Сабир уснул, я встал, взял консервы. все восемь банок, и, тихонько ступая, пошел с ними в другой конец, туда, где коридор и комендантская. Я сперва хотел их спрятать куда-нибудь подальше, но подумал, что Сабир все равно заставит меня сказать, куда я их спрятал... Я взял и бросил их все по одной банке в глубокую яму, куда сливалась вода из желоба. После каждой банки я прислушивался: хотел услышать, как они ударяются о дно, но так ничего и не услышал, бездонная, она, что ли, эта яма?
Утром я раньше всех проснулся. Проснулся и лежу молча. Глаза открывать не хочется. Слышу, Сабир поднялся, сперва Каму разбудил, за ней Алика, а потом надо мной остановился, подергал за плечо: "Вставай, уже утро". Умылись, собрались вместе. Настроение у всех ужасное, по лицам видно, а хуже всех у меня, конечно. Только и думаю, что дальше будет. Сабир говорит:
- Ночью меня этот паникер будит, говорит, боюсь консервы кушать, животик от них заболеть может. Я, говорит, все энциклопедии на свете прочитал... Иди, читака, лучше консервы принеси.
И я пошел. До того места, где они были вчера сложены, шагов пять. Медленно пошел, потом вернулся и говорю:
- Нет консервов.
- А где они?
-- Я их выбросил.
Они на меня все трое удивленно посмотрели.
- Куда же ты их выбросил?-это Сабир спросил. Недоверчиво.
- В яму, куда ручей сливается, - я сразу почувствовал, что Сабир поверил. И остальные тоже, я говорю - Сабир, потому что я тогда только на него смотрел.
- Все банки выбросил?
-Да.
Они все страшно разозлились.
- Подлец, - сказал Алик. - Какое ты имел право?
Он замахнулся, и я даже голову вобрал, думал, он меня ударит, но он не ударил, только плюнул и отошел в сторону. И Кама на меня посмотрела очень возмущенно и презрительно и сказала, что я дурак и эгоист несчастный. Только Сабир ничего не сказал, он стоял молча и смотрел на меня с ненавистью. Он стоял от меня на расстоянии двух шагов, а между нами была моя постель, и вдруг как прыгнет ко мне через нее.
Он меня ударил в лица, и во рту появился соленый привкус, и в голове зашумело. Очки сразу отлетели в сторону, я пожалел, что не снял их. Наверное, стекла разбились об пол. Я подумал, что он меня еще два или три раза ударит и остановится, но он не останавливался, а бил и бил, и все по лицу. Я стал закрывать лицо руками, а он сразу же изо всех сил ударил меня в живот, тогда я руки убрал, и он снова стал бить по лицу. А потом уже и лицо не мог закрыть, руки стали непослушными, и я их не мог поднять. До сих пор мне непонятно, почему я не упал, качался из стороны в сторону, но не падал. Наверное, Сабир еще больше злился оттого, что я не падаю. Я без очков плохо вижу, а тут как будто глаза какой-то мутной пеленой прикрыло - все как в тумане стало вокруг. Потом у меня все-таки ноги подогнулись, но я не упал совсем, а встал на колени. А Сабир продолжал меня бить. Только я уже боли не чувствовал, а видел его какими-то вспышками, то вижу, то нет, как будто кто-то играет со светом включает и выключает, включает и выключает. Я думал, это никогда не кончится, но без всякого страха, мне уже все это безразлично, как будто не меня бьют, а кого-то другого. В одну из этих вспышек я увидел, как на Сабира бросилась Кама. Он повернулся к ней и обеими руками изо всех сил толкнул ее в грудь. Она отлетела на несколько шагов и упала на пол. Я видел, как с криком "Перестань!" на Сабира побежал Алик. В это время Сабир изо всех сил ударил меня ногой в лицо, и я больше ничего не помнил. Когда я падал, я еще, кажется, как следует стукнулся головой об пол.
Оказывается, он и Алика избил, не так сильно, как меня, но тоже избил. Я удивился, что Сабиру удалось так его сильно избить, но Алик объяснил мне, что Сабир дрался нечестно, вцепился в рубашку на груди, притянул к себе и ударил его головой в. лицо, а потом дал подножку и уже бил лежачего. И тут на него бросилась с автоматом Кама. Алик говорит, что он жуткого страха натерпелся, думал, Камка хочет его убить. И Сабир перепугался, сразу остановился и стал от нее пятиться, а она протянула ему автомат и кричит: "На, стреляй! Убей нас всех, фашистская морда!"