От имени государства - Кровякова А. В.. Страница 76

Прошла неделя после того, как он увидел Ольгу в кабинете Гошенко. Карл по-прежнему чувствовал себя разбитым и глубоко несчастным. Он не сказал Ольге, что засек ее, не пытался уличить ее во лжи. Хотя она еще злилась на него, в постели была такой же страстной и по-прежнему уверяла, что хочет изменить свою жизнь, чтобы они были вместе. Ее заверения еще больше смущали Карла. Одержимость, ревность и унижение сочетались с чувством вины по отношению к Нэнси и детям. Эмоции раздирали его на части.

Всю жизнь Карла считали оптимистом; он внушал себе, что все будет хорошо. Коллеги и друзья, бывшие свидетелями его бурных и разнообразных отношений с женщинами, говорили, что все его романы — победа надежды над жизненным опытом. Карл всегда воспринимал слова друзей как комплимент, но последняя связь оказалась гораздо более серьезным испытанием. После ночи с Ольгой ему всякий раз с трудом удавалось восстанавливать душевное равновесие. Сердцем он стремился к совместному будущему с Ольгой; здравый смысл советовал на всякий случай сохранить за собой съемную квартиру.

Застегивая пиджак, Карл вошел в роскошный кабинет Гошенко. В кресле, похожем на трон, сидел Анатолий Ригов. Гошенко скромно притулился сбоку. К заместителю российского министра торговли он относился с явным почтением. При виде Карла ни один из них не улыбнулся.

Гошенко первым подал голос.

— Ключ, — потребовал он, протягивая руку.

Озадаченный Карл протянул ему ключи от «мерседеса».

— Карл, я вас предупреждал, — продолжал Гошенко. — Я не могу держать водителя, который садится за руль в пьяном виде… И который совершенно не следит за своим внешним видом.

Все помолчали. Ригов улыбнулся, разряжая обстановку:

— Я бы все изложил по-другому. На должность простого водителя я бы нанял человека вроде Бориса. Вы же, друг мой, обладаете более ценными качествами, позволяющими вам ориентироваться в серьезных вопросах…

— Уже нет.

— В связи с чем могу лишь выразить вам свои сожаления, — сказал Ригов, покосившись на Гошенко. — Кстати, именно поэтому я и хотел вас видеть. По-моему, вас наказали из-за… скажем, излишней обидчивости сотрудников нашего посольства. Я просто информировал посла о том, что в тот вечер вы скрупулезно исполняли свои обязанности. В любом случае примите мои извинения. Вот что я хотел вам сказать. Карл, я чувствую себя в ответе за то, что с вами случилось. И я хочу вам помочь вернуться в профессию, для которой вы так хорошо подходите.

Прямота Ригова поразила Карла; неожиданно для себя он разволновался. Его карьера прервалась на взлете; в личной жизни тоже наступил перелом. Неуверенность в завтрашнем дне порождала уныние. Хотя в подсознании что-то екнуло, он по-прежнему сохранял скептическое выражение лица.

— Вот как?

— Карл, я не понаслышке знаю о том, как вы работаете, — продолжал Ригов. — И мне больно видеть, что к моему соотечественнику относятся так неуважительно. Я хочу наладить отношения. — Внутри снова что-то екнуло. Карл усмехнулся и как бы невзначай сунул руку в карман пиджака.

— Это невозможно.

— Иногда можно и передумать, — заметил Гошенко.

— Ни в коем случае.

— Возражения иногда отклоняются, — ласково продолжал Ригов. — Юрий позаботится о вас. Он знает, как вы привязаны к своей подруге, и о ваших семейных проблемах. В особенности о том, как вам не хватает денег.

Карл снова покосился на Гошенко.

— Это Ольга вам сказала? Вы с ней говорили обо мне?

— Конечно нет. — Ригов снова заулыбался. — Карл, для нас ваше лицо — открытая книга. Вот сейчас мы оба понимаем, что вы очень беспокоитесь. Ваши чувства вполне естественны. Я хочу помочь вам вернуться в Скотленд-Ярд.

— Почему?

— Карл, мы высоко ценим вас. В конце концов, вы тоже русский.

С лица Ригова не сходила улыбка. Даже Гошенко вдруг повеселел.

— Мы видели вас с детьми.

— Вы за мной следили?

— Ваши дети заслуживают лучшего будущего. И Ольга тоже. Вы не согласны?

— А что взамен?

— Я хочу подружиться с вами. Иногда я буду приглашать вас в какое-нибудь тихое место, где можно выпить без посторонних и поговорить о том, что представляет взаимный интерес.

Карлу удалось криво улыбнуться.

— С кем же именно я буду беседовать, мистер Ригов?

— Перестаньте, старина! — Ригов разговаривал с ним терпеливо, как отец с непослушным ребенком. — Мы оба раскусили друг друга при первой встрече. В мое отсутствие будете встречаться с Юрием.

— А если я все-таки откажусь?

Ригов пожал плечами:

— Значит, мы расстанемся, как и встретились, — друзьями. Вы нам ничего не должны, — продолжал он, покосившись на Гошенко. — Зато Юрий еще не расплатился с вами… — Он многозначительно замолчал. Гошенко тут же выложил на стол пачку новеньких пятидесятифунтовых банкнотов. — Пять тысяч фунтов — это аванс. Деньги ваши независимо от того, примете вы мое предложение или нет. Здесь плата за услуги, которые вы уже оказали Юрию. И подарок — жест доброй воли, компенсация за те неудобства, которые мы вам причинили.

Карл глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла. Несколько секунд он молчал, переводя взгляд с одного на другого.

— Ольга в курсе?

Ригов покачал головой:

— Никто ничего не знает за пределами этого кабинета. Если вы позволите мне вам помочь, я, конечно, подумаю о более удобном канале передачи вознаграждения.

Карл достаточно давно занимался русскими делами и знал, что «расстаться друзьями» — старый эвфемизм, которым в КГБ обозначали убийство, иногда медленное и мучительное, но часто насильственное и кровавое. Он потянулся к деньгам и снова перевел взгляд с одного на другого.

— Чего вы от меня хотите?

Первым заговорил Гошенко:

— Оставайтесь хорошим сотрудником Скотленд-Ярда. — Поймав на себе тяжелый взгляд Ригова, он продолжал: — И естественно, не забывайте о том, что вы — русский. — Он снова улыбнулся, но его голос больше не звучал дружелюбно.

Мелани пришлось прождать Пустельгу у штаб-квартиры МИ-5 почти два часа. Она стояла, не бросаясь в глаза, в Виктория-Тауэр-Гарденз, прелестном скверике между набережной Миллбанк и Темзой; агент Керра всегда срезал здесь дорогу по пути к станции метро «Вестминстер». Она сидела на скамейке под деревом и листала книгу в мягкой обложке. Иногда она смотрела на реку и на шикарные современные дома на южной стороне Ламбетского моста.

Пустельга появился уже в сумерках. Мелани как раз поднялась на ступеньки рядом с детской площадкой, чтобы еще раз взглянуть на Темз-Хаус, и вдруг увидела его. За аркой Пустельга повернул налево и зашагал к пешеходному переходу на оживленной Хорсферри-Роуд. По мосту мчались машины; Пустельга шел, не глядя по сторонам. Машины резко тормозили; водители высовывались из окон и жали на клаксоны. Пассажир белого мини-вэна грязно обругал его. Мелани показалось, что Пустельга совершенно ничего не замечает. Он почти бежал; полы плаща хлопали на ходу. С реки дул свежий ветер, растрепав его жидкие волосы.

Мелани не показывалась Пустельге на глаза, пока он не добрался до Парламентской площади. Она догнала его у фонтана «Бакстон мемориал», воздвигнутого в честь принятия закона об отмене рабства.

— Джерри, мы все получили, — только и сказала она, легко тронув его за плечо.

Он поспешно развернулся, очевидно не подозревая, что она шла за ним. Вид у него был измученный; лицо потное и серое, несмотря на быструю ходьбу. Его била дрожь.

— Видео, — тихо пояснила Мелани. — Памела нам все рассказала, и Джон хочет немедленно увидеться с тобой.

Пустельга отдернул руку и крикнул:

— Передай ему, пусть катится ко всем чертям!

— Джереми, дело слишком серьезно, чтобы сейчас все бросить.

— И ты тоже катись!

Пустельга припустил к метро, не оглядываясь. Он почти бежал. Мелани держалась на расстоянии. В толпе на подходе к Вестминстерскому мосту он вдруг бросился через дорогу, не ожидая, пока переключится свет на светофоре, и Мелани чуть не потеряла его из вида. Ей снова удалось подобраться к нему, когда он проходил через турникет; на эскалаторе она встала за ним. Пустельга пошел не на «Юбилейную» ветку, по которой всегда ездил домой, а на кольцевую. В голове Мелани прозвенел тревожный звонок. Она помнила, что только на «Юбилейной» платформа отделена от рельсов прозрачными щитами, поэтому там невозможно спрыгнуть на пути.