Гильдия темных ткачей - Соловьева Евгения. Страница 80

Букай глянул на него исподлобья, хмыкнул.

— А ничего. Исчез Кса. Шагнул за черту, и все, нет его. — Букай опустил взгляд, поковырял каблуком вязаный из лоскутов коврик, и продолжил: — Страшно, когда не знаешь, откуда удар. С Трехруким-то оно просто было. Быстрый, сильный, зуржий сын, но все равно человек же, хоть и краснорожая тварь. А если против тебя незнамо что? Вот что ни говорите, а магия эта вся не для простого человека. Шеры вон жалуются, что Двуединые их благословения лишили, а может, оно все не так? Может, наоборот, без магии-то оно лучше будет? Просто и понятно. Честная сталь против честной стали, а не эти их закорючки.

Шельма под своей шалью вздохнула. Просто и понятно. Когда-то она тоже думала, что без дара все стало бы просто и понятно. Пока Учитель Нье не показал, что это — жизнь без дара. Не слепота, не глухота. Хуже. Ровно как бродить среди бесплотных призраков вещей, людей, солнца и неба.

— Эй, Шельма, чего не спишь? Припомнила чего? — обернулся к ней Плотник.

Сибу не ответила, только закряхтела и свистнула носом, словно во сне.

— Оставь старуху, — проворчал Букай. — Пусть хоть она поспит.

— Чего за Шельму заступаешься? Или мешок золота тебе нагадала? — беззлобно просипел Плотник.

Бездумная подначка неожиданно сильно задела нити вероятности, тени затрепетали, заплакали, Ургаш дохнул отчаянием. Тонкая, как отравленная шпилька, мальчишеская фигура двигалась пятном тьмы в золотом ореоле — Сибу видела отмеченного Хиссом лучше, чем наяву. Вот он выспрашивает уснувшего под гибискусами нищего, вот скользит вдоль стен, невидимый бессонному патрулю, вот просачивается в заднюю дверь. А вслед за ним, сквозь прожженную тьмой дыру, вливаются в некогда защищенный дом тени, прошлое и будущее танцуют свадебную микё, обмениваясь масками…

Этот клиент не спросит о деньгах и не заплатит деньгами. Он несет в уплату за гадание смерть, и он не уйдет просто так, как не уйдут просто так тени.

Сибу трясло. Холод и страх сковали её, не позволяя ни бежать, ни кричать. Только видеть и думать, перебирать паутинки в извечных поисках той, что выведет пусть не к свету, хоть к жизни. Но нити рвались и таяли, стоило темной фигуре коснуться их.

— Эй, Шельма! Да Шельма же! Что с тобой? — издалека звали незнакомые голоса. — Проснись, Шельма! Букай, что делать?

Беспокойные руки тормошили ее, обжигали, клочки чужих судеб вплетались в раздерганную ость предопределенности. Она не хотела видеть и слышать смерть, загораживалась обрывками паутины, но нити расползались в ее руках, слишком тонкие, чтобы выдержать взгляд сразу обоих богов.

Словно ниоткуда раздалось хриплое карканье:

— Не смотри, эй! Ни север, ни запад. Не желай ни звезды, ни окружья, ни злата, ни меди. В алом терне упавшая цепь королевы, не играй с ней, забудь льда и пламени танцы… сгинь! Исчезни! Погасни! Фонарь и веревка, чешуя, черепок, ость и узел…

Карканье перешло в хриплый шепот, и только когда последние слова упали в перепутанную пряжу, свивая ее в новый узор, Сибу поняла, почему молчат и не шевелятся стражники. Снова Мертвый бог говорил её голосом. Говорил с отмеченным Двуедиными юношей, что сейчас доставал из тайника в спальне фиал с пыльцой циль, совал в карманы коробочки и баночки с настойками…

Темнота отступила. Вновь отступила, как первый раз, шестьдесят лет назад, когда восьмилетняя дочь купца с острова Умо забралась на мачту готового к отплытию отцовского корабля и кричала на всю пристань — сама не понимая, что и зачем кричит. Но отец её не поплыл на том корабле и не попал в шторм. Зато на следующий день после того, как обломки корабля принес прилив, пришел Старейшина и велел шеену Такаими отдать дочь в общину Серых Дев. И маленькая Сибу сбежала. Она всего раз видела одну из Дев рядом со Старейшиной, и потом месяц не могла спать спокойно, все ей виделись пепельные, выжженные глаза на бесцветном лице Серой — на её лице.

Сибу не стала просить родителей, чтобы её оставили дома, потому что знала: бесполезно. Никто в Полуденной Марке не посмеет ослушаться приказа Старейшины, даже если он потребует голову наследника рода. Если же речь идет о девочке, годной лишь продать замуж за будущего торгового компаньона, отец и думать не станет о её просьбах. А мать не заступится — её дело кланяться и исполнять повеления супруга.

Тогда впервые Сибу пошла за самой красивой и яркой ниточкой, что потянулась от её порога к галеону чужестранцев. За ниточкой, обещающей жизнь, а не служение Старейшинам. Теперь же она сама пряла из паутинок нить, способную выдержать еще год или два — дальше Сибу не заглядывала, опасаясь повредить пряжу.

За те пять ударов сердца, что она глядела на растерянных стражников и призрак галеона, Ткач Теней забрал все необходимое и собрался покуситься на лишнее.

— Здесь! Он здесь! — заорала Шельма.

Стражники подскочили от неожиданности. Молодые потянулись к амулетам, двое ветеранов выхватили оружие и встали по обе стороны от Сибу.

— Где? Где, Шельма? Ну? — хрипнул Плотник.

— Северный ветер ответит страннику, восточный даст покой! — закричала Сибу звонким молодым голосом. — Высокий форт падет, шесть глаз паука ослепнут, глядя на закат! Лети, не приземляйся, стриж! Полдень! Узел и полдень!

Давно забытое веселье охватило шель Такаими. Мастер Теней ушел — ему не пришлось спрашивать, не пришлось убивать. Видение мертвого Букая растаяло, затканное новыми нитями. Сбросив пестрые покрывала, старуха с глазами девочки закружилась веретеном, наматывая пряжу, тонкую пряжу судеб, сплетая оборванные нити в новые узоры…

— Шис! Она сошла с ума! Букай, да держи же!

— Оставь ее, Плотник. Пусть капитан Клийон сам разбирается, не наше это дело.

— Она спугнула ткача!

— И слава Светлой! Ты жив, чего тебе еще?

— Приказ!..

— …удача!..

— …снимите с меня эти тряпки…

— Срочно выпить…

Пять голосов слились в невнятный гул, зашумели прибоем — как когда-то давно, волны лизали сваи дома, пели колыбельную, рассказывали ведомые только им истории. Прошлое казалось будущим, а веретено пело в руках древней старухи, вторя забытой сказке о золотом драконе и злой колдунье.

Тьма отступила от дома гадалки, чтобы когда-нибудь вернуться. Но не сегодня.

Ость и узел, ни запад, ни север. Загадала старая Шельма загадок. Хилл был уверен, что гадалка сказала не только о том, как открыть тайник в спальне и найти Ориса. И, возможно, не только о том, как преодолеть барьер. Но пока смысл ее речей ускользал — разве что направление… ни запад, ни север. Ни золото, ни медь. Юг и восток — как раз площадь Близнецов. Наверное, Шельма говорила про серебряный шпиль Райны… но что тогда значит «не желай ни звезды, ни окружья»? И какой узел? Ткачи не вяжут узлов, лишь режут — на вывеске Гильдии ножницы.

Сельский рынок только открылся: служанки и домохозяйки уже торговались с крестьянами за колбасы и сметану, лук и мед, но до рядов горшечников и корзинщиков оживление пока не добралось. Одинокий наемник выглядел среди груд ишачьей упряжи, плошек и расписных деревянных кукол странно и чуждо.

— Охра? Да сколько угодно, — в предвкушении заработка расплылся в щербатой улыбке сухонький мужичок в беленной рубахе со следами киновари на рукаве. — И сурик, и сурьма, и кармин, а вот еще отличные кисти, кончик беличьего хвоста!

Сам чем-то похожий на белку торговец совал Хиллу обернутые тряпицами баночки и коробочки, предлагая понюхать, пощупать и испробовать в деле. Его ничуть не смущал непривычный вид покупателя. В прищуренных глазах читалось: не наше дело, зачем безработному солдату удачи краски, наше дело — получить за товар полновесными марками.

За полторы марки Хилл купил четверть буна охры, горшочек для приготовления смеси и ненужные киноварь, белила и кисть. Как положено бедному наемнику, он отчаянно торговался и призывал на голову жадного мужичонки гнев Вольного Ветра, покровителя солдат удачи. «Ты должен быть тем, чем кажешься. Настоящее искусство — не убить, а остаться живым», — этому Мастер учил приемных сыновей раньше, чем владению шпагой и кастетом.