Науфрагум. Дилогия(СИ) - Костин Тимофей. Страница 44

  - Нашла! - воскликнула очкастая отличница, отделив нужный проводок. Неизвестно откуда взявшимися маникюрными ножничками она двумя ловкими движениями вспорола оболочку и умело сняла изоляцию с кончиков двух спрятавшихся внутри проводов - черного и красного. Но где же провод в моем пучке, почему я не его не вижу?..

  Закрепленный над люком динамик оглушительно задребезжал. Затем выдал искаженным металлическим голосом:

  - Внимание, пассажирам и экипажу! Приготовиться к столкновению. Пассажирская гондола будет сброшена на грунт с безопасной высоты. Вахтенным механикам немедленно покинуть машинные отделения и перейти в пассажирскую гондолу. Повторяю, всем приготовиться к столкновению!

  Понятно. Фаррагут послал ее предупредить пассажиров и экипаж - чтобы люди успели схватиться за что-нибудь, а механики не остались в разнесенных по сторонам от корпуса моторных гондолах, которые наверняка сорвет при достаточно сильном ударе.

  - Ты же его сразу пропустил, балда!.. - Алиса вдруг сунулась под руку и выхватила черно-красный кабель из пучка, который я отделил, как уже просмотренный.

  - Скорее!!!

  Отличница не заставила себя просить дважды, но поторопилась, прихватив ножницами кожу на ладони. Выхватив у нее проводки, я скрутил оголенные концы и сунул обратно.

  - Держите на весу, чтобы не замкнули друг о друга!.. - гаркнул я и метнулся обратно к люку. В последний момент затормозил и обернулся к девушкам: - А-а-а, нет! Лучше бегите быстрее к трапу и вниз, в гондолу - там безопаснее!..

  Веревка снова обожгла ладони, и я сосредоточился на том, чтобы вовремя затормозить, поэтому бросил взгляд вперед лишь после того, как ноги ударились о крышу рубки. Здесь я и замер, как пораженный громом.

  "Олимпик", скрипя и стеная всеми своими сочленениями, карабкался вверх вдоль стены вертикального скального сброса, рассеченного трещинами и ощетинившегося острыми выступами гранита.

   Нос дирижабля уходил все выше и выше, и скоро устоять на ногах стало невозможно. Мне пришлось схватиться за холодную дюралюминиевую балку, и лишь в этот момент я заметил, что принцесса стоит рядом, точно так же вцепившись в ферму и не отрывая взгляда от надвигающейся стены.

  Как и все прочие дирижабли, "Олимпик" страдал родовым пороком - малой маневренностью. Замедленная реакция на рули не позволяла надеяться на резкий набор высоты, а огромная инерция продолжала нести воздушный корабль по гибельной траектории прямо в гранитный отвес. Но теперь уже стало ясно намерение капитана Фаррагута: работая рулями и винтами, он заставил циклопическую сигару длиной более трехсот ярдов задрать нос, получив дифферент на корму не менее тридцати градусов. Центр тяжести продолжал движение по той же дуге, ведущей к зазубренному частоколу вершин, но теперь длинный дирижабль поднял нос. Вместо того, чтобы удариться в лобовую или распороть о пики брюхо и раскрошить полную людей пассажирскую гондолу, капитан сместил точку надвигающегося столкновения в сторону хвоста, в район крепления стабилизаторов, где в этот момент не было ни единого члена экипажа.

  Риск все равно оставался огромным - стоило дирижаблю зацепиться какой-нибудь деталью конструкции, и он встал бы вертикально, потеряв скорость, и рухнул бы назад с обрыва высотой не менее пятисот ярдов. Оставалось только молиться и уповать на то, что капитан Фаррагут знает, что делает. Судьба "Олимпика" и всех, кто находился на борту, должна была решиться в ближайшие секунды.

  Неотвратимо надвигающиеся острые скалы, поблескивающие в свете луны, гипнотизировали, но каким-то запредельным усилием воли мне удалось сбросить засасывающее, тягучее наваждение.

   Наверное, в этом была какая-то болезненная бравада, но я вдруг понял, что могу выбирать, на чем остановить взор в мгновения, которые могут стать последними. Повернув голову, я взглянул на стоявшую бок о бок принцессу. Не знаю, о чем она думала, но, словно почувствовав мое движение, повернулась ко мне.

  Ветер трепал золотые волосы, теребил золотой аксельбант на плече декоративного ментика. Загадочная глубина зеленых глаз затягивала, точно в омут.

  Наверное, надо было что-то сказать.

  - Получилось довольно насыщенное путешествие, ваше высочество.

  - Только не думала, что оно закончится так быстро, - печально проговорила она. - Вопросов стало больше, но ответов... как не было, так и нет.

  - Возможно, - согласился я. - Но я все равно много узнал, и многому научился. В том числе у вас, ваше высочество.

  - А я у вас, господин Немирович, - принцесса чуть улыбнулась. - Удивительно, еще сегодня утром я понятия не имела, кто вы такой. И не подозревала, как много нас связывает.

  - ...Связывает? Что же?

  - Например, отношения наших предков. Вам не приходило в голову, что, обернись прошлое чуть по-другому, мы могли бы оказаться братом и сестрой?

  - Не приходило, - искренне ответил я. - И лучше пусть останется как есть. Хотя... я заметил, у вас не самые лучшие отношения с принцем Яковом?

  Принцесса помрачнела.

  - С удовольствием обменяла бы его на кого угодно. Жаль, что родственников не выбирают. Не знаю, как мне заслужить ваше прощение - ведь это из-за моей легкомысленности Яков разозлился на вас и подстроил ту подлость.

  - Мне и в голову не пришло вас винить, ваше высочество.

  - Нет, не говорите так. Хуже всего осознавать, что я в глубине души всегда знала, как он опасен, хотя пока и не творил подобных безумств... насколько мне известно, конечно. Если бы я была более ответственной...

  - Оставьте, ваше высочество, сейчас это уже совершено неважно. Глупо терзаться последние минуты, если мы не выживем. А если наоборот... лучше порадоваться.

  Как раз в этот момент заслонявшие все поле зрения скалы расступились. Рубка прошла точно между двух бритвенно-острых останцов, нависающих над пропастью, точно корабельные форштевни. Казалось, можно было рукой дотронуться до верхушек раскидистых сосен, впившихся корнями в трещины скал на гребне.

  Обратная сторона хребта оказалась не столь крутой. Пологий склон, поросший лесом, простирался на четверть мили, прежде чем снова уйти вниз крутым обрывом.

  Как раз в тот миг, когда перед нами открылась эта панорама, конструкцию дирижабля сотряс тяжелый удар. Докатившаяся до носа волна упругих деформаций заставила все сочленения корпусного набора застонать и завибрировать.

  Мы с принцессой едва устояли на ногах, изо всех сил держась за балку. Гул винтов оборвался - то ли капитан отдал приказ "стоп-машины", то ли мото-гондолы просто сорвало. Нос дирижабля с жуткой плавностью, точно в замедленной съемке, пошел вниз. Отдаленный грохот и скрежет рвущегося за спиной металла все не стихал, но корпус "Олимпика" продолжал медленно, по сантиметрам, ползти вперед. Черные вершины сосен вдруг оказались почти под ногами.

  Рискованный, но рассчитанный с хирургической точностью маневр капитана Фаррагута удался. Дирижабль преодолел обрыв, пусть и ударившись хвостом. Зато корпус опустился в практически горизонтальное положение, остался без поступательной скорости и улегся на плоской вершине хребта. Но долго он в этом положении оставаться не мог - лишившись руля и двигателей, "Олимпик" стал неуправляемым, и первый же порыв ветра мог столкнуть его обратно в пропасть или потащить по земле, ломая огромный, но хрупкий дюралюминиевый скелет. Если капитан решился сбросить гондолу, это должно было произойти именно сейчас - даже минута промедления могла оказаться роковой.

  Не сговариваясь, мы обернулись назад, к пассажирской гондоле. Ее днище фактически легло на кроны соснового бора.

  Мое внимание вдруг привлекла одинокая фигура, стоящая на балконе прямо напротив рубки, чуть левее бессильно повисшей переходной галереи. На фоне освещенного окна блеснули золотые эполеты, длинные волнистые волосы... принц Яков?!

  Судя по тому, как принцесса вздрогнула и замерла, она тоже увидела его. Повисла тишина. Словно подчеркивая важность момента, умолк даже отдаленный скрежет и гул.