В тени луны. Том 2 - Кайе Мэри Маргарет. Страница 18

— Я ранил его, — сказал Алекс.

— Вы? — она подняла на него глаза, удивленная, слегка нахмуренная.

— Да, я увидел, что он упал, и пошел, чтобы подобрать его.

— О, — несколько мгновений она молчала, и Алекс, наблюдая за ней, мягко спросил:

— Это не все равно?

Ее взгляд вернулся к нему, и она задумчиво сказала:

— Да, но я не знаю, почему.

— Это лучше… или хуже?

Она не ответила ему, и Алекс поднял руку и легко провел пальцами по ее лбу.

— Не хмурьтесь, дорогая. Все это не имеет такого большого значения. Дайте мне носовой платок.

Она протянула ему платок, он взял его; раздвинув траву и тростники, намочил в воде и вытер им самые большие пятна с ее амазонки, заметив, что на солнце она высохнет очень быстро.

— А теперь попробуйте сами подстрелить утку. Вы еще никогда не стреляли из охотничьего ружья.

Винтер вздрогнула и отшатнулась от него, ее лицо побледнело от обиды, но Алекс прямо встретил ее взгляд.

— Вы считаете, что это бессердечно и жестоко с моей стороны, не правда ли? — после всего, что случилось только что. Но это привычка, вы знаете. Все равно что вернуться в седло, после того, как упали, когда вы только учитесь ездить верхом. Разве вас никогда не заставляли делать это? Кроме того, вы обнаружите, что попасть в подвижную мишень не так просто, как вы полагали. Это требует большого умения, тут нужно действовать по-другому.

Винтер передернула плечами:

— Я не хочу никого убивать — никого! А если я попаду в птицу, я могу только ранить ее, а не убить с первого выстрела. Как… как этого гуся.

С обдуманной резкостью Алекс сказал:

— А как вы думаете, что происходит с диким животным, когда оно стареет? В девяти случаях из десяти оно умирает медленной и мучительной смертью. И так здесь бывает с большинством животных. Вчера я прошел мимо буйвола, который упал в овраг и сломал две ноги. Вороны уже выклевали ему глаза, а бродячие собаки рвали его мясо. Это происходило неподалеку от деревенской дороги, и двадцать человек в час проходили мимо него, но так как он был еще жив, никто и не подумал прикончить его.

Винтер судорожно сглотнула.

— Вы убили его?

— Да. И выслушал нотацию от местного брамина за то, что сделал это. Он мой приятель, но настоящий фанатик. Утиная охота — это не настоящее убийство, что бы вы ни думали. Кроме того, это еда, и ни одна из птиц не пропадает зря. И еще — это требует сноровки. Вы можете не испытывать желания попробовать самой пострелять, но это заставило бы вас увидеть все в другом свете. Как противоядие от сентиментальности.

Его голос вдруг лишился жалости или сочувствия и стал насмешливым, но его жестокость оказала бодрящее действие на Винтер. Она нуждалась в жестокости. Она согласилась. Неохотно, но согласилась. Алекс протянул ей ружье и дал несколько кратких инструкций.

— Вы обнаружите, что это совсем не то же самое, что стрелять в неподвижный предмет. Поворачивайтесь со своей целью и учитывайте ее скорость. Вот справа от вас чирки. Сейчас!

Винтер выстрелила, и три птицы, летевшие в ее сторону, дернулись, поднялись выше и улетели.

— Недостаточно высоко. Попробуйте еще раз.

Он заставлял ее стрелять снова и снова, и после первых трех-четырех попыток страх и тошнотворное отвращение, которое снова начало подниматься к горлу, пропало, и она думала только о теории стрельбы, тщательно сосредотачиваясь на мелькающих мишенях, так что пятнадцать минут спустя, когда Алекс взял у нее ружье и показал свое умение, сбив двух птиц в ярде одну от другой, интерес в ней занял место ужаса.

— Ну? — спросил Алекс, глядя вниз, где она сидела среди причудливых теней. — Ваши чувства изменились?

Винтер кивнула.

— Да. Но я все-таки не хочу никого убивать сама.

— Да у вас нет и причин к этому. Но всегда полезно развивать в себе чувство рациональности. — Он положил ружье и уселся рядом с ней на теплую траву. — Я сам когда-то страдал от такого же мысленного неприятия, как и вы. Недавно я подстрелил кое-кого не ради пропитания и даже не для того, чтобы испытать ловкость на трудной мишени, но из-за мести и из-за того, что я был в чертовски плохом настроении. Я не чувствовал сожаления, но это показалось мне бессмысленным, и по той или иной причине, но я долго не мог заснуть — по меньшей мере, минут десять!

— Человека? — спросила Винтер, затаив дыхание.

Алекс коротко рассмеялся.

— Нет. Вот где противоречие. Не так давно я убил человека по тем же самым причинам; но это совсем не казалось бессмысленным, и мне не пришлось ворочаться из-за этого по ночам. Не позволяйте себе расстраиваться по таким поводам, — он дернул головой в сторону болотистого озера. — Относитесь к этому правильно. Я сам не люблю такую большую охоту, когда льется много крови. Предпочитаю охотиться в одиночку или, самое большее, в обществе двух человек вместо того, чтобы наслаждаться массовым убийством.

— Тогда почему вы пришли сюда? Если вы знали, на что это будет похоже.

— Из любопытства. Хотелось посмотреть, не смогу ли я выяснить, для чего Кишан Прасад и его друзья устроили эту тщательно продуманную охоту.

— И вам удалось это выяснить?

— Да.

Алекс ничего не добавил к своему утверждению, но, прищурив глаза от солнечного света, перевел взгляд на залитую солнцем воду за узкой полосой травы и тростника, окаймлявшего дамбу. Теперь там было меньше птиц, многие разлетелись и направлялись к тихим местам на реке и дальних озерах, а те, что остались, слишком сильно метались из стороны в сторону, чтобы служить приемлемой мишенью. Стрельба почти прекратилась, только время от времени раздавались единичные выстрелы, и теплое, сонное молчание вернулось в утренний воздух, нарушаемое только тихим монотонным воркованием невозмутимых голубей.

Винтер выдернула травинку и задумчиво стала ее жевать, смотря на смуглый профиль Алекса на фоне резких лучей света, проникавших сквозь ветви деревьев и высокие стебли сухой травы. В ее молчании не было ничего натянутого, и спустя некоторое время она произнесла:

— Как вы думаете, почему они устроили эту охоту?

— М-мм? — рассеянно протянул Алекс.

Винтер повторила вопрос.

— Это не утиная охота, — сказал Алекс, его взгляд все еще был обращен к блестящей поверхности воды. — Это просто средство достичь цели и… возможно, еще и репетиция.

— Репетиция? Я не понимаю. Что они репетируют?

— Они — ничего. Это мы любезно делаем за них.

Он вытянулся во весь рост и повернулся лицом к ней, лежа на теплой земле.

— Право, это было довольно просто. Лунджор лежит на одной из главных дорог в Оуд, а эта дорога пересекает металлический мост в десяти милях к югу. Если начнется восстание в Пенджабе или Дели, мы сможем удержать этот мост; но если дело зайдет слишком далеко, то мы просто могли бы взорвать его и не только изолировать себя от взбунтовавшихся войск, но и помешать им воспользоваться дорогой в Оуд, являющийся в настоящее время рассадником недовольства. В Сутрагуни есть арсенал. Притом очень большой и, по моему мнению, недостаточно защищенный от возможного восстания. Некоторые из наших местных влиятельных друзей не упустили это обстоятельство, и под прикрытием щедрого и хорошо организованного развлечения для гарнизонов обоих районов они построили приличную дорогу, которая идет мимо моста и соединяет нас с Сутрагуни, так что он оказывается примерно в двадцати милях от нас. Мы очень любезно согласились испытать ее для них, и высоко оценили ее удобство и время, затраченное на поездку, провезя по ней множество экипажей, в то время как офицеры из Сутрагуни со своей стороны сделали то же самое. А там, где проехал экипаж, сможет проехать и фургон с амуницией и оружием.

Алекс повернулся на спину, положив голову на сцепленные руки, и смотрел на длинную процессию рыжих муравьев, спешивших куда-то по нижней стороне ветки у него над головой, пока через несколько мгновений Винтер с некоторой неуверенностью не спросила:

— Вы действительно… вы действительно думаете, что начнутся волнения?