В тени луны. Том 2 - Кайе Мэри Маргарет. Страница 25

В эти дни резиденция всегда была полна гостей, так как только что назначенный Верховный Комиссар держал двери открытыми для знати, землевладельцев и дворянства округа, чтобы внушить доверие к себе и быть в курсе мнений, преобладающих в Оуде. Его юрисдикция не простиралась за границы его провинции, но, так как Лунджор прилегал к этим границам, ему не терпелось встретиться с его комиссаром, о котором он слышал мало хорошего. Мистер Бартон не завоевал его расположения:

— Так как вы в данное время находитесь в отпуске, мистер Бартон, возможно, вы не слышали, что в Барракпуре произошел серьезный инцидент, — сказал сэр Генри. — Скоро это станет общественным достоянием, но я подумал, что вы хотите узнать об этом как можно быстрее в том случае, если вы считаете желательным при данных обстоятельствах, вновь присоединить его к вашему району.

— Вновь присоединить? — сказал мистер Бартон, выпятив белые глаза. — Вы сказали Барракпур? Но он вряд ли затрагивает нас. От Лунджора далеко до Калькутты и Барракпура.

— «Дели дур уст», — сказал сэр Генри с кислой улыбкой.

— Что, простите?

— Это старая здешняя поговорка, — сказал сэр Генри. — «Далеко до Дели». Но я не думаю, что расстояние может защитить кого-то из нас, потому что то, что случилось в Барракпуре, может повлиять на всех нас. За этими волнениями снова была проблема с пыжами. Кажется, сипай 38-го полка Национальной пехоты убил начальника отделения личного состава и сержанта, бросившегося к нему на помощь, в то время как джемадар и двадцать наблюдавших человек отказались ему помочь. Генерал Хеарси, кажется, терроризировал этого человека, который потом сам застрелился. Это случилось за день до того, как был расформирован 19-й полк, устроивший мятеж в Берхампуре, и я опасаюсь, что это может оказать пагубное влияние на любой военный лагерь в Индии. В Амбале уже прошли некоторые волнения, и страх перед пыжами распространяется.

— Все раскроется, — утешительно сказал мистер Бартон.

— Не знаю. Признаюсь вам, что мне не нравится это дело с пыжами. Самое плохое, что в нем есть частица правды, и я уверен в том, что этому не было уделено надлежащего внимания и нужно было прямо признать свою ошибку и исправить ее. Но в решении этого вопроса я не могу участвовать. Я не знаю, как обстоят дела в вашем округе, но, по-моему, нас должна беспокоить армия, а не местная знать и талукдары; хотя и не могу отрицать, что у знати есть множество поводов проявлять недовольство. Я всегда полагал, что мы слишком склонны недооценивать индийские формы правления и мерить все по британской мерке: и вопреки здравому смыслу мы все еще как будто ожидаем, что прежние правители этой страны с радостью примут то, что мы забрали у них всю власть и все доходы! Если мы не можем относиться к ним, в особенности к солдатам, как к людям, у которых те же желания, что и у нас, мы никогда не будем в безопасности. В Бенгальской армии многие годы были дурные настроения, но сейчас, когда они понимают, как мы малочисленны, они обнаруживают опасное сознание силы. Сержант пехоты, с которым я разговаривал всего несколько дней назад, предостерег меня, что, если мы в ближайшее время не возместим их обиды, они возместят их себе сами.

— Я надеюсь, негодяй был повешен в назидание? — спросил мистер Бартон, его лицо покраснело от оскорбления.

Серые глаза под нависшими бровями посмотрели на него.

— Я не наказываю людей за то, что они говорят мне правду, — холодно ответил сэр Генри. — Самой мудрой политикой всегда было — я уверен, вы сами это поймете — позволять людям выражать свои мысли, потому что мешать им делать это — значит самому оставаться в неведении. Ваш округ лежит так близко к моему, что непорядки здесь должны обязательно оказать влияние на Лунджор, и я не скрою от вас, что я не без мрачных предчувствий смотрю в будущее. В Лунджоре нет королевский войск, я полагаю?

— Нет, только три полка Национальной пехоты: 93-ий и 105-ый, полк нерегулярных войск и контингент военной полиции. Но я могу заверить вас, сэр Генри, что у нас нет причин для тревоги и беспокойства. Мой округ никогда не был спокойнее, и полки лояльны до последнего человека. Я полностью в них уверен.

— Я вам завидую, — тихо сказал сэр Генри. — Хотелось бы сказать о себе то же самое. Конечно, у вас очень способный помощник. Как Рэнделл? Я надеялся увидеть его. Он обещает стать очень умелым администратором.

Мистер Бартон пожал плечами.

— Удовлетворителен. Весьма удовлетворителен. Я не буду отрицать того, что он усердный работник, но он слишком много берет на себя. Сначала делает, а потом спрашивает.

Сэр Генри улыбнулся.

— Боюсь, эта черта лежит на моей совести. Впоследствии от нее пострадали все мои ученики. Но вы знаете, Бартон, в определенных пределах это неплохо. В этой стране мы слишком страдаем оттого, что множество людей не готовы взять на себя риск или сделать то, что они считают нужным, не получив сперва письменную санкцию от вышестоящей инстанции. А на это уходит время. Я учил их действовать по своему усмотрению и поступать так, как они считают нужным. Для администратора существует только три золотых правила. Наведи порядок в стране. Сделай людей счастливыми. Заботься о том, чтобы не было скандалов.

— Если бы Рэнделл делал все по-своему, — угрюмо сказал мистер Бартон, — то мы имели бы скандалы в изобилии. Он теряет свою полезность, и это факт. Начинает видеть вора под каждой кроватью, словно какая-то занудная старая дева!

— В самом деле? Это так непохоже на Алекса Рэнделла. Каких же конкретных воров он увидел?

Мистер Бартон, кажется, почувствовал себя несколько неуютно, потому что ему только что пришло в голову, что между взглядами капитана Рэнделла и теми, что выражал хозяин, существовало определенное сходство. Он уверенно сказал:

— О, да ничего особенного. Ничего особенного. Какую-то нелепицу о планируемом организованном восстании. Ему передали какую-то историю про чуппатти, которые раздаются по деревням моего округа, и он посчитал, что это сигнал — «огненная черта», как он ее называет.

Сэр Генри задумчиво его оглядел.

— Не только вашего округа, мистер Бартон, — сказал он мягко, — эти чуппатти распространялись по большей части Индии, и я тоже склонен считать их чем-то вроде… Рэнделл выразился лучше всего, «огненной черты».

Лицо мистера Бартона опасно побагровело, но он проглотил свое раздражение и пожал плечами.

— Я не слышал, что это было замечено в других районах, — признался он. — Но я могу заверить вас, что в том, что касается Лунджора, страхи капитана Рэнделла совершенно беспочвенны. Конечно, я не могу говорить за остальную Индию, но я счастлив сказать, что мой район абсолютно свободен от каких бы то ни было недовольств. Я знаю, что могу говорить за полки, находящиеся в нем, так как их командиры и вместе и по отдельности заверили меня в том, что совершенно уверены в своих людях.

— Тем не менее, — сказал сэр Генри, поднимаясь, — я надеюсь, что вы не сочтете меня дерзким, если я предположу, что с сипаев нельзя сводить пристальнейшего взгляда и, может быть, целесообразно было бы просматривать их переписку. Наступили тревожные времена, мистер Бартон, и всем нам необходимо быть настороже… Давайте присоединимся к дамам.

— Что я тебе говорил? — спрашивал мистер Бартон, возмущенно передавая этот разговор своей жене, когда они в теплой темноте ехали домой. — Он болен и не годится для такого поста. Прислушивается ко всякой базарной сплетне и мучается от этого! Эти туземцы понимают только железную руку. Они уважают силу и презирают слабость. «Я не наказываю людей за то, что они говорят мне правду» — ба! Уж я бы знал, как поступить с любым черномазым наглецом, который осмелился разговаривать со мной подобным образом! Слушать их болтовню — значит, только подзадоривать их!

Мистер Бартон обнаружил бы, что в некоторых взглядах он сходится с Гонорией Лоуренс, если прочел, что она писала о своем муже почти пятью годами раньше: «Если новая доктрина полагает, что сочувствие к народу не подходит человеку, который управляет им, тогда сэр Генри в самом деле не подходит для своего поста». По мнению мистера Бартона, сэр Генри был совершенно неподходящим человеком, но у него не было желания оскорбить такую выдающуюся личность, поэтому он придерживал свой язык, пока не смог дать ему волю, оставшись наедине с женой.