Ничего кроме правды - Болен Дитер Гюнтер. Страница 55

В общей сложности было продано 4,5 миллиона дисков, футлярами от которых можно было трижды выложить по площади весь Заарланд. Люди буквально срывали диски с полок, во всемирном ежегоднике наиболее раскупаемых альбомов «Back For Good» стоял на третьем месте, и мы добавили в закрома концерна «Бертельсманн», который 13 лет назад задарма, то есть за 1400 марок, купил права на «You're My Heart You're My Soul», ещё 135 миллионов.

Самый большой успех в моей жизни был самым большим успехом в истории империи Бертельсманна.

В Германии ли, в Италии или во Франции, возврат Modern Talking вызвал реанимацию музыки восьмидесятых, Блонди вернулась из своего склепа, и даже сам Бой Джорж вытряхнул старый хлам из ящиков стола. Все, кто был велик в наше время, пытались теперь урвать кусок от сладкого пирога. Modern Talking был популярен, как никогда. Выглядело странным, что до воссоединения мы не были столь популярны и успешны, как после него, что заставляло предполагать — вершина успеха ещё впереди. А именно тогда, когда мы с Томасом устроим comeback 3, и нас выкатят на сцену в инвалидных креслах. Мы оба, возможно, станем чем–то вроде Уолтера Маттхауса и Джека Леммона в музыке, даже если нас одолеют артроз и простатит, петь мы не перестанем.

Но чтобы устроить Comeback 3, нам нужно, по крайней мере, поссориться во второй раз. И, конечно, меня уже спрашивают: «Когда же вы, наконец, снова повздорите?»

Я могу только сказать: между мной и Томасом всё ещё много разногласий. Мы такие же разные, какими были во время нашей первой встречи (хотя теперь мой сынок во время съёмок очередного клипа потягивает пивко). Короче говоря, мы всё ещё не собираемся пожениться, но мы перестали вцепляться друг другу в волосы из–за каждого пустяка. Наши жизни идут параллельно, он занимается своими делами, я своими, мы оба знаем, что Modern Talking — это счастье, которое нас не покинет.

Я знаю, конечно же, он страдает, когда видит в газете в рубрике «вечно вторые» радом с Байером Леверкузеном и Пепси — Колой имя Томас Андерс, но пусть он утешится, ибо, как говорится, на вершине есть только один. Это я. Но для него есть местечко вицце–великого.

Thomas, I love you!

Вдвоём мы больше, чем двое.

19 ГЛАВА

Ковровая шлюха или уличные цыпочки не несут яйца

Всё началось с Вероны. Девочки, с которыми я встречался раньше, были со мной вместе, чтобы получить удовольствие. Возможно, отчасти и в сексе. Ни одна не пыталась сделать на этом бизнес. Но с Вероной вся Германия узнала: из отношений с Дитером Боленом можно извлечь и деньги и известность.

Причём Вероне не нужна была слава ради славы, но так как она всегда жила в бедности, то теперь преследует только одну цель: зарабатывать бабки, зарабатывать бабки, зарабатывать бабки. «Я докажу тебе, что когда–нибудь у меня будет больше денег, чем у тебя!» — как–то сказала она мне. Она не сказала, что станет известнее. Нет! Речь шла только о деньгах.

Раньше я часто бывал в «Traxx», дискотеке в гамбургском Дейхторгаллене. Это был мой личный частный охотничий ареал, там я себя прекрасно чувствовал, там я был вожаком стаи. В среднем меня за вечер спрашивало не меньше пяти женщин: «Послушай, может, нам стоит… Как думаешь?» В один вечер могло быть только три, зато в другой целых восемь, но, в общем, я всегда был занят. Высшей точки толкотня вокруг меня достигала с трёх до шести утра. К тому времени претендентки были уже под хмельком и подходили, чтобы заговорить со мной. Она знакомая телеведущая даже не утруждала себя фразой «Привет, Дитер!», а сразу переходила к делу: «Хочешь еб..?», хотя её манера общения до сего времени остаётся самой грубой.

Алкоголь раскрепощает женщин. В этом, предположительно, и кроется секрет вечеринок Михаэля Аммера — спаивать баб. Потому что, как правило, маленькие девочки с маленькими кошельками не пьют много на дискотеке. Но когда можно выпить нахаляву, всё становится другим: не болтай, а наливай. Цыпочки идут на водопой. Тук–тук–тук! Буль–буль–буль! А некоторые цыпочки находят новый шесток, на который можно удобно усесться.

Я парковал свой красный Феррари так, что левое крыло всегда было прямо у входа в «Traxx». Никто слова дурного не говорил, если мы устраивали вечеринку, а потом я отправлялся с девчонками в постель. Никаких фотографий, никаких историй на первых полосах газет. Это было самое клёвое время в моей жизни. Я мог делать всё, что хотел. Мы с тёлками были единодушны. Мы вместе кайфовали. Было весело, было легко. Но, как я уже говорил, это было до Вероны.

А потом пошло–поехало, и многие женщины сказали себе: «Вот это да! Здорово! Здорово! Молодец эта Верона! Вот это класс! Подцепила известного мужика и использовала его в своих целях. Такое и мне под силу!» И все девчонки, с которыми я знакомился позже, просчитывали: «Это совсем просто! Я вцеплюсь в этого Болена, пооколачиваюсь вокруг него, а потом стану второй Вероной Фельдбуш.»

Так было с ковровой шлюхой Яниной. Я с ней познакомился в самую горячую пору в «Traxx». Ей было 17 лет, роста она была высокого, танцевала, как ненормальная. Мы немного выпили, я показал ей салон Феррари. Но поболтать мы не смогли, её IQ был не выше, чем у пакетика поп–корна. Время от времени мы виделись в «Кафе Летние Террасы», излюбленном месте встреч бомонда. Во время одной из таких встреч она спросила меня: «Эй, Дитер, не зайти ли нам воон в тот кустарник?» Но меня это не заинтересовало: «Нет, оставь это.»

Она не отступила, позвонила мне на мобильный и принялась рассказывать дикие истории: «Слушай, я в больнице при университете в Эппендорфе. У меня проблемы, я больна булимией!» Впоследствии я думал, что, возможно, она была больна «болемией». И если она вообще хоть раз в жизни чем–нибудь давилась, то разве что только макаронами с соусом «болЕньезе».

«Слушай, Дитер," — живо продолжала она — «это всё не так уж и плохо. Я вчера была вместе с тремя женщинами. Они делали со мной то и это. Мне это показалось просто супер!» Янина умеет говорить грязные вещи, не скупясь на детали: будто девчонки утром вчетвером отправились в душ, намылили друг друга шампунем и тёрли тела подруг мылом. Едва ли такое вообще возможно, ни в одном порнофильме ничего подобного я не видел. И если я правильно оцениваю её задатки, тогда, возможно, в её жизни было больше девочек, чем в моей. Описав мне всё это, она предложила: «Ты можешь зайти посмотреть! И даже поучаствовать!»

Я очень любопытен, а потому подумал: «Вот это да! Может, там и вправду будет нечто развратное!» Я отправился нанести визит Янине. Когда я на красном Феррари въезжал во двор больницы, весь персонал выглянул на улицу, радуясь новому пациенту. Я резко крутанул руль влево, вышел, отдал Янине пакет жевачки и предоставил ей возможность в одиночестве принимать душ сколько влезет. Вот и всё.

Через три года сидел я однажды утром за завтраком на вилле Розенгартен и пил вторую чашку чая; Наддель принесла с бензозаправки булочки и газету. «Вот, почитай!» — она хлопнула по столу новым выпуском «Бильда» — «Что ты ещё натворил?» Я взял в руки лист и прочёл: «Дитер Болен лакомится персиянкой в магазине персидских ковров»

Я не сразу понял, кто эта женщина на фото. А потом ещё одна проблема: идиотская лавчонка ковров, изображённая на фотографии, была мне незнакома. Но вот чего я никак не мог понять: почему эта женщина, Янина, утверждала, будто секс со мной был ей жутко противен? Это первое доказательство того, что она не знала меня по–настоящему. И если всё было так плохо, почему же она, как утверждалось, была со мной вместе целых три года? Вопрос за вопросом.

Но сначала мне пришлось успокоить Наддель: «Послушай, взгляни на календарь. Как раз в тот день, когда это должно было произойти, я выступал с Modern Talking.»

А потом я снял трубку и позвонил Манни Мейеру, начальнику отдела развлечений: «Эй, что означает это свинство? Вы там все умом тронулись?» — злился я на него. Тот пребывал в отличном настроении: «Эй, Дитер» — донеслось из трубки — «Ты же знаешь, мы друзья! Это всё ради твоего имиджа! Ты же рок–н–ролльщик. Так гордись. Это здорово!» Да, в некотором роде. Спасибочки.