В тени луны. Том 1 - Кайе Мэри Маргарет. Страница 20

Мистер Конвей Бартон начал разговаривать с одиннадцатилетней Винтер о жизни в Индии, описывая фантастические красоты, которые были по большей части плодом его фантазии. Индия, по его рассказам, была населена восточными королями и королевами, которые разъезжали на белых слонах, украшенных золотыми попонами, и жили в сверкающих красочных дворцах из белого мрамора на земле, где всегда светит солнце, а сады полны цветов, фонтанов и экзотических фруктов: все это так во многом совпадало с туманными воспоминаниями Винтер, что она слушала с восторгом.

Помимо ее прадеда и Беды, никто в Уэйре не брал на себя труда уделить ей немного внимания и доброты, а этот высокий, золотоволосый человек был добр к ней, заметил ее, разговаривал с ней, хвалил ее. Она нашла его замечательным, и граф, довольный, что его любимица проявила такое расположение к человеку, который ему так понравился, принял это как подтверждение правильности его собственных ощущений.

— Дети и собаки, — сказал старик, повторив банальность так, как если бы он сам придумал ее, — они все всегда чувствуют. Невозможно обмануть собаку, как невозможно обмануть и ребенка.

Конвей Бартон покинул Уэйр, получив настойчивое предложение еще раз приехать туда; и это случилось во время его последнего визита, когда он заговорил с Эрлом о Винтер. Он все тщательно обдумал и подбирал слова с большой осторожностью. Он очень привязался к девочке, однако сейчас возвращается в Индию на следующий срок, на восемь-десять лет, и когда наступит вероятность его возвращения, Винтер уже будет молодой женщиной. Он намекнул весьма деликатно, что поскольку он сам уже не так молод, а жизнь не вечна, то, если с ним случится нечто — э-э-э… — непредвиденное, то бедняжка Винтер останется на попечении леди Джулии, с которой девочка, как оказалось, не испытывает взаимных симпатий. Он понимал, конечно, что о формальном обручении с девочкой-школьницей не может быть и речи, однако ему хотелось бы надеяться, что по возвращении с Востока он мог бы с разрешения и одобрения лорда Уэйра сделать юной леди предложение в качестве возможного претендента на ее руку.

Мистер Бартон очень долго распространялся по этому поводу — все было хорошо сформулировано и рассчитано таким образом, чтобы оставить, по возможности, наилучшее впечатление — и старый Эрл был очень тронут. Он всегда знал, что Джулия недолюбливает дочь Сабрины и не питал никаких надежд на то, что после его смерти она будет либо добра, либо внимательна по отношению к ребенку. Ему было уже восемьдесят шесть лет и это — хотя он очень надеялся достичь столетнего рубежа — был сверхзрелый возраст для мужчины; очень немногие, достигшие его, могли рассчитывать на большее, чем просто рассматривать каждый прожитый месяц жизни как подарок, предоставленный временем, а не полученный по праву.

Лорд Уэйр иногда приходил в волнение, когда, проснувшись после недолгого старческого сна, думал о будущем Винтер. Может ли он доверить Джулии заботу о ней, когда его не станет? Он очень сомневался в этом. Все, о чем Джулия заботилась в этом мире, была ее хорошенькая, но пустая дочка и она сама, холодная и тщеславная, и на нее нельзя было положиться в том, что она защитит Винтер от охотников за приданым или мужчин с клеймом Денниса Аллингтона — мотов, распутников или азартных игроков. Теперь появился выход из всех этих затруднений. Замечательный молодой человек, напомнивший ему собственного, давно потерянного Джони, такой благоразумный и уравновешенный и так понравился самой Винтер он был, без сомнения, самым подходящим человеком, чтобы позаботиться о своей маленькой подопечной. Выйдя замуж за него, она оказалась бы в безопасности, а с ее расположением к нему она тоже могла бы быть счастлива, у него были все основания полагать, что ее детская привязанность с годами будет расти, а не уменьшаться.

Мысль, что Бартон вернется через несколько лет в Англию и только тогда будет просить руки Винтер, графа очень огорчила — к тому времени он вполне может умереть. Он вспомнил, как в его далекой юности детей часто объявляли помолвленными в очень раннем возрасте. А так как сам он не мог рассчитывать прожить достаточно долго, будущее Винтер должно быть гарантировано именно сейчас.

Загоревшись этой идеей, граф послал за Хантли и объяснил ему свое желание. Хантли засомневался, однако Джулия неожиданно поддержала графа, и, убежденный своей женой, он согласился, что помолвку между Винтер и Конвеем Бартоном следует признать всей семьей, хотя это, естественно, сугубо частное дело, решение которого определится в течение последующих нескольких лет.

Винтер была приглашена в комнату своего прадеда, ей объяснили ситуацию, и ее будущее было решено. Ей казалось, что с ней произошла самая чудесная вещь на свете, так как для одиннадцатилетнего ребенка возраст ее прадедушки был буквально пугающим. С момента смерти ее известных дяди Герберта и тети Шарлотты она жила в ежедневном страхе, что он тоже может умереть, и когда это случится, она и Беда останутся одни и совсем без друзей. Но сейчас дорогой мистер Бартон, который был так добр, как сам прадедушка, позаботится о них, и они не останутся совершенно одни в Уэйре. Он мог бы приехать за ними и забрать их отсюда назад, в ту золотую Землю обетованную, воспоминания о которой он снова разбудил в ней. Прочь от дракона с холодными глазами и с холодным сердцем, который именовался кузиной Джулией!

По желанию графа был составлен официальный контракт о помолвке, в котором он в качестве законного опекуна девочки дал свое согласие на возможный брак его подопечной с Конвеем Бартоном, и мистер Бартон отчетливо и аккуратно подписался своим именем собственной рукой под детской подписью Винтер. Этот контракт был оформлен по настоянию самого графа, он являлся его волеизъявлением и предусматривал, что в случае его смерти Конвей Бартон немедленно затребует свою невесту при условии, что она достигнет возраста, разрешающего бракосочетание.

На той же неделе, чуть позже, поверенные Эрла прибыли в Уэйр и составили различные официальные документы, к которым Винтер, как несовершеннолетний подросток, не имела отношения; ее прадед подписал их за нее. А в тот день, когда он покидал Уэйр, Конвей подарил ей кольцо.

Это была маленькая вещица, годящаяся по размеру для тонкого пальчика, но все же великоватая для детской руки Винтер. Скромная маленькая безделушка (мистер Бартон знал, что леди Джулия строго запретила что-либо более ценное), состоящая из маленькой жемчужины, вставленной в простое золотое колечко.

— Ты еще не можешь носить его на нужном пальце, — сказал Конвей Бартон, надевая его на средний палец правой руки Винтер, — но сейчас это только подарок на память. Однажды, когда ты вырастешь, я надену туда другое кольцо — самый яркий бриллиант, который я смогу найти для тебя в Индии. Ты должна быстро расти и не забывать меня все эти годы.

Ребенок обхватил его шею своими тонкими ручками в крепком объятии:

— Забыть вас? Неужели я бы смогла!? Я люблю вас больше, чем кого бы то ни было, за исключением прадедушки и Беды. Вы такой хороший и такой добрый, а я буду стараться и вырасту так быстро, как только смогу.

Конвей Бартон ободряюще похлопал ее, освободился из ее объятий и уехал прочь.

Он выглядел самодовольным и вполне удовлетворенным самим собой. Он всегда знал, что ему повезет, но такое счастье — такое невероятное везение — это сама судьба подбросила ему шанс приобрести огромное состояние таким несложным путем, а также дала голову, чтобы воспользоваться этим. Его довольная улыбка сменилась раздражением: на груди его безупречного костюма для верховой езды было пятно от джема. Отвратительно. Винтер, должно быть, ела хлеб с джемом. Он достал носовой платок из кармана брюк и начал им вытирать пятно, напустив на себя выражение крайнего отвращения. Конечно, было обидно, что она была таким тощим и непривлекательным созданием: сам он предпочитал полных красавиц, а его суженая с виду не обещала превратиться во что-нибудь более стоящее, чем простенькая, худосочная девица. Однако невозможно в этой жизни иметь все сразу. Что же касается поездки с ней в Индию, он не имеет никакого намерения делать подобные глупости. За шесть, самое большее за семь лет, он уйдет в отставку со своего поста, вернется и женится на ней. Как только ее состояние окажется у него в руках, ему не надо будет больше притворяться — он будет вести привольную и роскошную жизнь, и он не видит никаких причин, почему бы богатому и благоразумному человеку, пусть даже женатому на некрасивой жене, не продолжать наслаждаться прелестями жизни. Конвей Бартон принялся напевать что-то веселое: у него были причины быть довольным собой.