Одд и Ключ времени - Баррель Оак. Страница 29

Своды шахт укрепляли деревянными балками, а большинство солдат таскали на поясе кривые железные мечи. Некоторые орки даже надевали доспехи и башмаки из кожи с привязанной деревяшкой вместо подошвы. Но такие считались настоящими модниками и эстетами. Большинство же тварей шлепали по грязи босиком и едва прикрывали свой зад куском шкуры — то есть щеголяли в тех самых нарядах, которые шил голодный старый орк в своей каморке. Многие теперь носили кожаный шлем, защищавший голову от острых камней в пещерах и ударов дубинок во время драки. Не сказать, что в голове среднего орка было чем рисковать, например, мозгами, но все-таки шлем позволял избегать шишек на лбу. Это пришлось как нельзя кстати, чтобы скрыть большую голову маленького Клюппа, придав ему официальный вид. Крокк особенно на этом настаивал:

— Арест — дело официальное! — его указательный палец завис в воздухе. — И стражник должен выглядеть так, чтобы никому даже в голову не пришло спросить: «Что это за прыщ тут расхаживает с дубинкой?» — увещевал он товарищей, крутя в руках найденное где-то облезлое воронье перо.

Из шкур, предназначенных для набедренных повязок, сложенных в несколько слоев, для Клюппа смастерили что-то наподобие плоской широкополой шляпы, крепившейся шнурком под подбородком. Конечно, с пером, иначе зачем бы Крокк его искал в пещере? Да и что за шляпа без пера, скажу я вам.

В своем новомодном головном уборе головастик смотрелся просто уморительно, и сколь же велико было удивление Одда, когда Клюпп, увидев свое отражение в луже, пришел в неописуемый восторг, едва не станцевав джигу. Вот уж никогда не знаешь, где обретешь…

Хорошенько перепачкавшись сажей (то есть еще больше, потому что они и так были черные с ног до головы), порвав на себе одежду и нахлобучив на Клюппа драгоценную его сердцу шляпу, друзья медленно двинулись вниз. То, что на нем были штаны и куртка, уже выделяло Клюппа среди сородичей настолько, как если бы он колотил на ходу в барабан и взрывал петарды. Шляпа же делала его божественно важным.

Как ни странно, орки были сами не свои от разных официальных штук. Тут Крокк оказался совершенно прав. Первый же чумазый криворотый орк, попавшийся им на пути, вжался в стену и страшно выпучил глаза, уступая дорогу официальной процессии. От усердия он даже пнул Крокка, стараясь угодить величественному стражнику в шляпе с пером. Клюпп великодушно позволил ему пнуть также Одда, чем привел орка в неописуемый восторг. Головастик словно стал вдвое выше от важности. А для среднего орка выглядел, наверное, настоящим гигантом.

Оба товарища наградили головастика такими взглядами, пояснять значение которых нет никакой необходимости. На что Клюпп гордо вздернул подбородок и приказал пленникам молча идти дальше да пошевеливаться.

Лестница то сужалась до тропки шириной в локоть, то вдруг расширялась так, что по ней можно было прогнать стадо коров. Часть пути приходилось проделывать по узким крутым ступеням, прижимаясь спиной к стене, чтобы не сорваться в пропасть. А затем вдруг ноги оказывались на широкой ровной площадке, занимавшей с четверть оборота колодца. Вся эта висячая галерея состояла из неровных, кое-как подогнанных друг к другу кусков, словно ее строили в разное время и по разным планам. В одном месте пролеты поддерживали тонкие витые колонны, завершавшиеся резным портиком с крылатыми лошадьми и бегущими куда-то героями. Все трое удивленно переглядывались: такое просто не могли создать орки! Но тогда кто? Зато тут же, в нескольких шагах, словно оправдывая ожидания от этого варварского племени, обломки другого портика подпирали грубо отесанные колонны-тумбы, изящества в которых было не больше, чем в танцующем джигу сарае.

Виток за витком друзья пробирались вниз мимо тускло освещенных гротов, в которых суетились неясные тени. Судя по всему, многие из них уходили глубоко в гору. В некоторые что-то суетливо затаскивали, гремя цепями и разрывая воздух отборной бранью. Из других вылетали куски дерева, спутанной проволоки или просто ведро помоев, так что только успевай уворачиваться.

Вопреки опасениям, орки лишь вскользь бросали взгляд на пробирающуюся мимо них троицу, занятые своими делами. Когда кто-то проявлял излишнее любопытство, Клюпп прикрикивал на «пленников», демонстративно давая Одду или Крокку пинка в лодыжку — поочередно, одному и другому. Все же чувство справедливости было у головастика в крови (или что там течет по жилам у орков).

Когда они преодолели с десяток витков, примерно на треть приблизившись ко дну ямы, то нос к носу столкнулись с тощим вертлявым существом, выбежавшим из освещенной факелами пещеры. Он выглядел странно даже для орка, а уж в этом деле природа постаралась как следует. Длинный, худой и нескладный, как переломанная трость, со свисающими до колен руками, он походил на огородное пугало, над которым изрядно поглумились создатели.

Судя по всему, пугало это служило подмастерьем у толстого широкогрудого корзинщика, который сидел перед входом в пещеру и плел из коры большой дырявый, как сыр, короб из березовой коры.

Подмастерье с круглыми совиными глазами только что получил от хозяина хороший пинок и бежал за кувшином грибного пива. Такое делали и в деревне, только люди не добавляли в него глину и пучки мышиных хвостов для аромата.

— Ы-ы-ы! — орал толстяк на своего подопечного. — Брезг-г о-хмырь!!!

Видимо, этот орк был из приезжих и ругался на каком-то другом языке, незнакомом Одду. Он хорошо помнил, что обычно орки обзывали друг друга «зубной гнилью» и тут же начинали драку.

Подмастерье схватил кувшин, кинувшись обратно к хозяину, который ни на секунду не замолкал, продолжая ругаться. Корзинщик у входа в пещеру так орал, а тощий работник так суетился, стараясь ему угодить, что запнулся о Клюппа и растянулся на камнях, разбив кувшин и повалив на спину головастика. Запах от пива, надо сказать, шел отвратительный, если можно сделать еще хуже вонь, которая царила вокруг.

Корзинщик взревел, поднялся на толстые шишковатые ноги, похожие на два мешка со свеклой, и пошел к ним, в ярости размахивая недоделанным коробом. Кажется, дело приняло дурной оборот.

На крики и топот со всех сторон начали глазеть другие орки. Одд даже не представлял, сколько их здесь… Осмотревшись, он насчитал не меньше сотни уродливых голов, повернутых в их сторону с ближайших каменных выступов. Тогда он незаметно нащупал под курткой булаву и приготовился драться или, на крайний случай, переместиться в другое время вместе с друзьями, чтобы потом повторить все заново.

Никаких перил на площадке не было, и толстяк мог легко сбросить всех на дно колодца, если бы Клюпп не совершил невозможное: он резко вскочил на ноги и двинулся прямо на разъяренного корзинщика. Откуда-то из глубины мешка, который он забрал у Крокка как у пленного по всем правилам проведения ареста, он достал первое, что попалось под руку — растрепанную книгу в засаленном переплете.

«Великий меморий всемудрого Крокка (мл.)» взмыл перед носом орущего толстяка на странице с отметками погоды, а сам Клюпп, придя в полную ярость от нарушения своих стражнических прав, затопал, решительно наступая на корзинщика и повторяя ему его собственное ругательство:

— Брезг-г о-хмырь! Ы-ы-ы! — верещал распалившийся не на шутку Клюпп.

Ни Одд, ни Крокк даже представить себе не могли, что он на такое способен.

Клюпп жестом показал на своих «пленников» и важно выставил вперед несуществующий живот. Как ни странно, корзинщик растерянно остановился, дико тараща глаза на странную троицу.

— Ы-ы-ы! — наседал на него Клюпп, не желая уступать ни пяди.

В голове у орков, конечно, всего две извилины, но и их обычно хватает, чтобы понять, что не стоит связываться с наглецом, размахивающим толстенным документом у тебя перед носом. Тем более если наглец этот одет в штаны, шляпу с пером и ведет двух пленников. Этот прыщ наверняка состоит на службе у самого главного, кем бы он ни был. А уж своего главного орки хорошо знали: если что не так, и зад не успеешь почесать, как тебе отчекрыжат голову!