Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан - Новиков Николай Михайлович. Страница 23

— Пойду собирать вещи, — вздохнул Данилов.

13

Скотина! Подлец! Мерзавец! Идиот несчастный! С этими словами она засыпала вчера, с ними проснулась утром. Они звучали в ее голове, когда она принимала душ, обтирая свое прекрасное, такое желанное для всех мужчин тело массажной варежкой. Для всех — кроме одного! Скотина! Она даже в отпуске не была этим жарким летом, хотя Савин предлагал поехать в Бразилию, никак не могла решить, что же делать с этим идиотом Даниловым, то ли развестись и забыть, то ли попытаться возродить семью. Развестись-то нынче нетрудно, но вот забыть его… Почему-то казалось, что после развода это сделать будет еще труднее. Ведь не забыла же за год жизни порознь! Решала… И что же? Руки-ноги загорели, на груди, где вырез блузки, — красное пятно, а живот белый! Прямо-таки мозаика получается!

С этими словами она завтракала и ехала на службу. Припарковала свой коричневый «ВАЗ-21099» у подъезда банка, включила сигнализацию, а потом вспомнила, что забыла на сиденье сумочку. Рванула дверцу — сирена взвыла…

Ну прямо все из рук валится. И слова, которые звучали в ее голове, стучали в ее сердце, жестокие, грубые, не могли выразить весь накал ее злости.

И ведь не заставишь Данилова прибежать с извинениями, со словами раскаяния и заверениями, что ему без нее трудно! А ведь именно такое она предполагала как естественный ход событий, когда решилась вчера позвонить ему.

Скотина!

Или что-то можно сделать? Заставить… не прибежать, а приползти к ней, не извиняться, а умолять простить его, идиота несчастного?

Что он возомнил о себе? Подумаешь, писатель! Сейчас все кому не лень сочиняют романчики, и чем глупее получается, тем лучше покупают их книги! Уже и на трибуны не лезут, понимают, что всего-то развлекают домохозяек за деньги. Массовики… затейники! А этот? Все еще гением себя считает?!

Подлый лжец! Насочинял, как он любил, как ему трудно было пережить разлуку с любимой женщиной, — и ведь про нее, про жену свою, написал! А когда она позвонила — и встретиться с ней не желает! Так-то он любил, страдал? Надеялся? Ложь, ложь, ложь!

Ну разве можно работать в таком состоянии? Нужно было сказать отцу, что сегодня она плохо себя чувствует, он бы сам предупредил Савина. Но сидеть в одиночестве дома — еще хуже!

К полудню разболелась голова. Марина выпила таблетку растворимого аспирина и долго сидела без движения, глядя на свои ладони, лежащие на столе поверх сводок, счетов, компьютерных выкладок. Солнце продвинулось на запад, жаркие лучи уперлись в ее лицо. Марина вскочила с кресла, раздраженно дернула за шнурок пластиковых жалюзи. Похоже, всю силу вложила в этот рывок — жалюзи посыпались вниз, едва успела отскочить от окна.

В кабинет стремительно вошел Савин.

— Что случилось, Марина? — Он смотрел то на нее, то на пластиковые полоски, беспорядочно лежавшие под окном.

— Солнце… — пробормотала Марина, усаживаясь в кресло. — Хотела жалюзи прикрыть, а они упали. День какой-то жуткий, настроение паршивое… все из рук валится!

— Ну, это мелочи. Ты не ушиблась? — Он подошел почти вплотную, белоснежным носовым платком принялся стряхивать пыль с ее блузки. — Я вызову ремонтников, они мигом все исправят. Ты такая красивая, когда злишься, Марина…

Она нервно передернула плечами, несильно оттолкнула.

— Пожалуйста, Лева… У меня и вправду сегодня ужасный день. Я вчера позвонила ему…

— Кому? — насторожился Савин.

— Мужу своему, Данилову. Отец попросил. Прописка и все такое…

— И что же?

— Да ничего! Он вел себя отвратительно, разговаривал со мной по-хамски! Даже вспоминать противно.

— Ну, Мариночка, ну зачем же так себя расстраивать? Забудь ты о нем, вот и все. А выписать его из твоей квартиры — это не проблема. Если Григория Анисимовича беспокоит его незримое присутствие там, уберем нахала.

— Григория Анисимовича беспокоит совсем другое…

— Что именно?

Марина глубоко вздохнула и решила не говорить Савину, что именно беспокоит ее отца.

— Бизнес, вот что, — сказала она.

— Это естественно, — согласно кивнул Савин. — Григорий Анисимович настоящий деловой человек, хозяин.

— Этот хозяин мог бы посоветоваться с дочерью, прежде чем давать дурацкие задания тебе, Лева. Я ему так и сказала вчера. Ты знаешь, где взять деньги, Лева?

— Пока нет. Честно тебе признаюсь, ночью я думаю о другом. Никак не могу сосредоточиться, понимаешь. Вот когда мы наш с тобой главный вопрос решим, этот просто смешным покажется. Не надо напрягаться, ссориться с отцом, положись на меня, любимая. И не огорчайся, если тебе нахамил какой-то чужой человек. Забудь. Ты выполнила просьбу Григория Анисимовича и не виновата, что пришлось разговаривать с хамом.

— Между прочим, он все еще мой муж! Мог бы нормальным голосом разговаривать!

— Пожалуйста, не огорчайся. Ну какой он тебе муж? Так, чистые формальности, штамп в паспорте.

— Нет, не формальности! — сердито сказала Марина. — Я, между прочим, серьезно отношусь к браку! И если этот человек по паспорту до сих пор мой супруг, значит, так оно и есть!

— Может быть, убить его? — со смехом предложил Савин.

— Как? Совсем?

Лева нахмурился. Не нужно было ему говорить такое. А вдруг с ее мужем и вправду что-то случится?

— Я пошутил, Мариночка, но в принципе можно попросить моих ребят проучить нахала. Чтобы знал, как разговаривать с прекрасными дамами.

— Нет… — нерешительно сказала Марина. — Пока не нужно. Я сама придумаю, как ему отомстить. Ты же знаешь, отец категорически против нашего участия в криминальных делах.

— Да разве я настаиваю? — удивился Савин. — Просто сказал первое, что взбрело в голову. И потом, это ведь твой муж. Разве я могу себе позволить даже думать о подобных методах?

— Ну, в общем-то, первое, что взбрело тебе в голову, не так уж и плохо, — усмехнулась Марина, впервые после вчерашнего звонка чувствуя растущую уверенность в себе. — Но пока не будем ничего предпринимать, подождем. — Помолчала минуту и со значением повторила: — Подождем.

Савин согласно улыбнулся и поцеловал ее сухие губы. На этот раз она не отстранилась, напротив, страстно обвила руками его шею, привставая с кресла. Она даже тихонько застонала, как это было в Женеве. Савина этот жадный поцелуй и обрадовал и напугал. Причина его радости была понятной, испуга — тоже: а вдруг кто войдет?

— Скоро ты получишь от меня фантастический подарок, любимая, — прошептал он, когда ее ладони медленно сползли с его плеч. — После этого ты не будешь читать романы своего бывшего мужа и даже вспоминать о нем не будешь, это я тебе гарантирую на сто процентов.

— Интересно, интересно! И что же ты мне подаришь?

— Это секрет. Но могу с полной уверенностью сказать: такого подарка ни одна женщина в Москве не получала.

— Ну хоть намекни, Лева!

— Не могу, Мариночка, это будет сюрприз. Потерпи немного, и ты увидишь. И не просто увидишь, а поймешь, как сильно я тебя люблю, как жажду тебя каждый день, как помню все, что между нами было.

— Нет, а правда, что ни одной женщине в Москве такого не дарили?

— Правда. Ну, я вижу, настроение у тебя немного поднялось, пошел к себе, надо еще поработать, — Савин опасался, как бы она снова не потянулась к нему губами — отказаться от поцелуя невозможно, а войти могут в любую минуту.

Он торопливо одернул пиджак, нежно улыбнулся и стремительно вышел из кабинета. Через пару минут, сидя в своем директорском кресле, он, прежде чем снять трубку телефона, нащупал во внутреннем кармане пиджака магнитофонную кассету и вдруг понял, что это не только подарок, но еще и ловушка для Марины! Только он и она будут знать, о чьей страстной любви рассказывает этот роман, но если Марина захочет увильнуть от него, об этой любви узнает вся Москва, а такое вряд ли придется ей по душе! Роман-то будет весьма и весьма откровенным. Автор же никогда не узнает, о какой женщине он все это написал.