Простые вещи - Сотер Таис. Страница 89

— Кто это? — тихо спросила я, когда дипломаты прошли мимо.

— Граф Туане. Впрочем, он в столице ненадолго. Ходят слухи, что император подписывает с Алертом договор об одной из спорных территорий на границе. В нашу пользу.

— А взамен?

— Пакт о ненападении.

Даже так? Последнюю войну с Алертом мы проиграли, при этом потеряв часть земель. Но теперь Грейдор превосходил Алерт не только в военной мощи, но и магической силе. Значило ли это, что наши соседи будут стремиться уйти от конфликта с нами? Едва ли. Тот же Рено «приглашал» меня в Алерт отнюдь не для того, чтобы отдохнуть на знаменитых курортах.

В целом церемония оказалась довольно скучной. Дорогие и безликие подарки, громкие и бессмысленные речи. Если бы не Рихтер, иногда комментировавший тот или иной жест со стороны гостей, я бы совсем заснула.

После всех дипмиссий пришел черед представителей торговых ассоциаций и различных гильдий. Магов представляли гильдии артефакторов и алхимиков, а также департамент магических изобретений. Алхимики и артефакторы должны были продемонстрировать свой подарок завтра, на военном параде. Над подарком от департамента работали уже целители, которые вывели новую породу лошадей — император был ярым поклонником скачек. Грациозного скакуна, украшенного алой попоной, явили взорам восхищенных зрителей и увели.

— А теперь самое интересное. Час славы любимчика императора.

Язвительность в голосе Рихтера удивила меня. Раньше казалось, что алхимик если и не благоволит Котовскому, то хотя бы относится к нему без предубеждения, как Шефнер.

— Котовский — это проблема, — мрачно сказал наставник. — Будущее Грейдора было бы более предсказуемым, если бы не его появление. Слишком многие заинтересованы в его успехе, и не меньше желающих ему поражения. И самое поганое, что у этого юноши хватит умений утащить и Грейдор за собой. Особенно теперь, когда канцлер бездействует. Не к добру это.

— А как связа…

Наши перешептывания наконец привлекли внимание дяди Клеменса, и мне пришлось оставить свои вопросы на потом. Хотя я все же не была уверена, что стоило лезть в политические интриги вокруг наследования трона.

В тот момент я не понимала, что уже по уши во все это влипла. Если я не хотела становиться одной из фигур в этой игре, мне следовало бы держаться от роанского княжича подальше и забыть о Мартине Шефнере. Последнее, впрочем, давно уже было невозможно.

Мартин внимательно слушал речь императора, в этот раз написанную довольно неплохо. Впечатление не портили даже долгие паузы и некоторая нечеткость дикции. Если Крайн и был пьян, то совсем немного. Или же целители уже успели его подлечить.

То, что император был любителем выпить, знали все, но мало кто подозревал, насколько тяжела ситуация. Сорванные приемы и совещания, отвратительные пьянки, порочащие трон, растраты, которые приходилось покрывать правительству. Казалось, что император делает все, чтобы подтвердить убежденность Тренка в том, что монархия — пережиток прошлого. Даже у преданных сторонников трона Крайн вызывал опасения. Мало кто симпатизировал и герцогу Строгеру, скучному, мелочному и скупому. Представить, что этот человек когда-нибудь станет во главе могущественной империи, было сложно.

Но Котовский — совсем другое дело. Молодой, хорошо образованный, умный. Почти безупречный. Он умел произвести впечатление. Даже сейчас, преклонив колено перед императором во всем великолепии, он умудрялся выглядеть более величественно и благородно, чем Крайн. Прекрасный принц со столь же прекрасным будущим.

— Смотри, Мартин. Вот он, наш фаворит. Мы присутствуем при историческом моменте — Анджей Котовский стал официальным наследником Крайна.

Канцлер добродушно улыбался, но менталист хорошо знал цену этой улыбки. Если все пойдет, как было запланировано, то этот день изменит все, став началом конца целой эпохи. Разговор, произошедший утром между ними, не оставлял ни малейших сомнений о намерениях Тренка в отношении племянника императора.

«Было бы неразумно идти против желания императора, так, Мартин? Правительство окажет поддержку Котовскому… Пока».

Анджей Котовский. Чужак, без связей в Грейдоре, с сомнительным правом наследования и болезнью, которая в любой момент может выйти из-под контроля. Сместить Котовского, когда он станет императором, гораздо легче, чем Строгера. Поэтому Тренк, изначально стремившийся убрать роанца с игрового поля, изменил свое к нему отношение.

Вот только канцлер не знал Котовского так хорошо, как узнал его Мартин. Следовало бы велеть Петеру и Софи держаться от княжича как можно дальше. Но если на племянника Шефнер как-то еще мог влиять, то любая попытка надавить на Софию могла привести к обратному эффекту. Да и Тренк счел удачным, что здоровьем Котовского занимается протеже Шефнера.

«Надеетесь, что сможете контролировать роанца, канцлер?»

— …будешь достоин этой страны, Анджей.

Под вежливые аплодисменты император тяжело поднялся с трона и протянул руку Котовскому, помогая ему встать с колен.

— Теперь, когда с формальностями покончено… А? Ты приготовил дар, Анджей? Совсем забыл. Надеюсь, ты сможешь приятно меня удивить, иначе мне придется передумать на твой счет.

Император походил на пресыщенного, избалованного ребенка, заваленного сладостями и игрушками. Сможет ли Котовский на самом деле произвести на него впечатление? Конечно, сейчас монарх шутил, но Мартин хорошо знал, как изменчив бывает Крайн в своих привязанностях.

Роанец принял из рук своего слуги прозрачный хрустальный ящичек, в середине которого загадочно светился золотисто-розовый топаз, увитый нитями из серебра. Издалека не видно, но Мартин знал, что на дне коробки находится линза и дополнительный кристалл, назначение которого ему неведомо. Он смог понять, изучая созданный Вернер артефакт, что в сам топаз вложены ментальные чары. Но вот для чего они служили?

«Надеюсь, это все же не будет что-то незаконное, — мрачно подумал глава СБ. — Такое даже мне не удастся замять».

Освещение в зале было приглушено, лишь на деревянном столике перед троном мерцал таинственный артефакт, все больше и больше наполняясь светом. Внезапно в ящичке будто что-то вспыхнуло, и вверх устремился луч золотистого цвета. Сначала он, казалось, поглотил топаз и саму коробку, но вот луч стал уже и в то же время ярче. Проходя сначала через линзу и грани топаза, пучок света разделился, и по потолку и стенам заплясали разноцветные всполохи.

— Свет не должен так преломляться, — заметил канцлер, прикрывая глаза рукой. — И разве топаз не розовый? Почему вокруг так много синего и желтого?

— Это иллюзия. Ничего этого нет, и…

Голос Шефнера заглушил рокот, такой знакомый и столь удивительный здесь, посреди дворца. Шум волн, обрушивающихся на скалистый берег. Запахло морем, а в лицо ударил ветер. Мартин смежил веки, а когда открыл, то оказался на скалистом берегу. Внизу бушевала водная стихия, а над горизонтом всходило солнце, окрашивая небо и море в золото.

Иллюзия… Нет, не просто иллюзия. Воспоминание. Вот что было заложено в эти чары. Воспоминание о рассвете, увиденном когда-то маленькой девочкой. И как любое драгоценное воспоминание, оно было удивительно точным и в то же время нереально прекрасным и сказочным.

Даже Мартину как менталисту приходилось прикладывать усилие, чтобы увидеть под ногами не серую скалу, а мраморный пол. Лица придворных — восхищенные, испуганные, застывшие — то появлялись, то исчезали, создавая ощущение, что он сходит с ума. Воссозданное воспоминание не затронуло троих: Корбина Рихтера, на которого иллюзии не действовали, Анджея Котовского, стоявшего близко к артефакту, чтобы попасть под его влияние, и Софию Вернер, защищенную от собственного творения браслетом. Мартин видел, как шевелятся ее губы, проговаривающие формулы, запустившие и поддерживающие чары, будто это могло помочь артефакту работать лучше. Взволнованная, бледная, она казалась сейчас прекраснее, чем когда-либо.