Зверь дышит - Байтов Николай Владимирович. Страница 7

Трудности встречаются огромные. С большим трудом удаётся различить карликового Talpa europaea и маленького средиземноморского Talpa caeca. Talpa europaea может регулярно встречаться в списках плейстоценовых мелких млекопитающих. Talpa romana не упоминается. Что бросается в глаза у современного римского крота, так это раздробленность его ареала. В него входят участки с необычно малым протяжением. Южноитальянские также производят впечатление последнего бастиона. Это относится ещё больше к расщеплённым популяциям французского Средиземноморья. В генетических связях между Talpa europaea и Talpa romana после появления промежуточных частей не приходится больше сомневаться, и римского крота приходится считать географическим представителем нашего. Если его рассматривать как исторически старейшего крота, то можно удовлетвориться представлением, что первоначальной послеледниковой областью его поселения были участки Южной Европы. Средняя Европа в плейстоцене, во время оледенения, была неподходящим местом для ряда мелких млекопитающих и, конечно, кротов. Поселениям Talpa europaea, происходящим оттуда, предстояло отклониться — в западном направлении на Пиренейский полуостров, средняя часть на Балканы и Апеннинский полуостров, а юго-восточная в сибирском направлении. Выяснить осталось ещё дифференцирование крота на две формы развития черепа и далее их последовательное географическое деление.

Общее пространство, которым смогут овладеть кроты с широким черепом в послеледниковый период, очень мало. Более прогрессивными являются типы с узким черепом. Чтобы понять сущность их борьбы за место обитания, необходимо быть сведущим в генеалогии. Римский крот, в противоположность узкочерепным переселенцам, в ледниковый период демонстрирует своё настоящее, ясно выраженное наследственное распространение. Борьба за жизненное пространство у кротов протекает на основе физического превосходства. Тот факт, что ледниковый Talpa europaea, будучи намного слабее Talpa romana, смог проникнуть на юг Европы и заставил последнего расколоть свой ареал и радикально сузить, является серьёзной проблемой, однако говорит за селекционное преимущество узкочерепных типов.

Уединённая жизнь в темноте в отдельных туннелях дала основание некоторым авторам называть крота исключительно нетерпимым отшельником. Оказывается, что летом два или три крота могут занимать один туннель. Существует больше терпимости между самцами, чем между самками.

Две самки — большая и маленькая — были помещены в ящик, содержащий 10 см почвы. Обе рыли туннель, пока не встретились. Тут же они атаковали друг друга зубами и лапами, но через некоторое время разделились и не пытались гнаться друг за другом, но продолжали рыть, пока опять не встретились, — тогда начали снова драться. Когда обе были на поверхности и большая открыла присутствие маленькой по запаху, она быстро-быстро подкопалась под неё и быстрыми движеньями передних лап столкнула меньшую с её пути.

Для процессов в плейстоцене и после него имеется следующее представление: в «изгнание» с севера ушли генетически единые поселения кротов и именно узкочерепные формы. В восточном и среднем направлении на трёх южноевропейских полуостровах они столкнулись с местными кротами (Talpa romana), обладающими крайне широким черепом. Они проникли в их жизненное пространство и уменьшили его, так что замкнутая область поселения осталась только на юге Италии. При явном сексуальном сродстве двух форм, в северной половине Италии образовалась гомогенная смешанная форма со сверхшироким черепом, из которой в послеплейстоценовый период возникло поселение кротов с широким черепом в северных областях Европы.

Крот чаще выходит на поверхность в период засухи — ночью и в пасмурные дни, т. к. отверстия в насыпях появляются чаще в это время. Хищные животные, такие как ястребы, совы и кошки, иногда ловят кротов. Никто из них не откапывает свою добычу. В Америке крота видели на поверхности многие исследователи, в том числе и автор.

ФОКУС СОЛОВЬЁВА

1

Поезд замедлил ход… Потом совсем остановился. Мерц сидел в туалете. Он вдруг ощутил полную тишину кругом. Было два часа ночи. Он прислушался… Нет, не станция…

Постепенно тишина стала не такой полной. — За окном шелестел ветер. В вагоне кто-то ходил. Щёлкнула дверь купе поблизости. Кто-то бросил мусор в ящик — хрустнула пластиковая бутылка… Но человек не стал дёргать ручку туалета, хотя продолжал там стоять — у ящика, напротив двери, — наверное, высунул голову в окно, стараясь разглядеть огонь светофора… Вдруг Мерц услышал, как тот — довольно отчётливо — декламирует стихи. Голос, однако, был глухой, местами сползал в бормотанье, — человек явно говорил себе самому, никого не было рядом с ним. Мерц напрягся, разбирая слова. —

Когда <прогромыхал> московский скорый
<мимо> <…> кладбищенских столпов,
никто не слышал, как ещё нескоро
<утихнул> гул в пустотах черепов.
Лишь <…> в <холодной грязной> жиже
<почувствовал> запойный гитарист,
что ветер взвыл на четверть тона ниже
и <…> <дрогнул> нотный лист.
И понял он, что всё не так-то просто,
и надо как-то денег наскрести,
чтоб переехать дальше от погоста
и, может быть, собаку завести [1].

Последняя строфа прозвучала на подъёме, более уверенно. Мерц поспешил спустить воду и, мимоходом глянув в зеркало, открыл дверь. Вышел.

— Извините, — сказал он в спину стоявшего у окна. Тот не прореагировал, но потом, когда Мерц его тронул за плечо, вздрогнул и обернулся, — как показалось, со страхом.

— Простите меня, — сказал Мерц, стараясь улыбнуться приветливо и обезоруживающе. — Я был в туалете и невольно подслушал стихотворение, которое вы прочитали… Вы знаете, я был просто… э-э… потрясён… Вы знаете… э-э… если б вы не возражали, я бы хотел… ну, что ли… познакомиться с вами, а?

— Познакомиться? — отозвался тот вяло (страх его мелькнул — и пропал). — Ну так что ж. Игорь. — Он протянул ладонь.

— Да? Совпадение: я тоже Игорь, — Мерц пожал. — Хотя мои друзья предпочитают звать меня Мерц. Кличка такая. (А некоторые, кто меня не знают, зовут — Игорь Мерц, — то есть это уже превращается в фамилию…) Но дело не в этом… Вы знаете, может быть, мы просто пойдём ко мне в купе, выпьем коньяка, а? И я, может быть, попрошу вас ещё раз прочесть это стихотворение, — потому что я не всё расслышал, а мне очень хочется… Мне хочется даже выучить его наизусть…

Несколько секунд человек смотрел на Мерца молча и, казалось, рассеянно, — и Мерц вдруг поразился своей суетливости. Она была ему вовсе не свойственна. Что за тон он взял и почему? — какое-то мелкое мельтешение. Мерц устыдился… Человек этот, Игорь, был примерно одного с ним возраста и одной комплекции: плотный, невысокий здоровяк, — лицо немного одутловатое, на голове короткий ёжик, в левом ухе маленькая серьга.

— К вам в купе? — протянул он с сомнением. — Там, наверное, люди спят, мы помешаем…

— Там только один — мой сослуживец, точней, даже подчинённый. Коммерческий директор. Я взял целое купе на двоих… Он не пьёт со мной, потому что стесняется, держит себя официально. Да я и не предлагаю, — знаете, чтобы не создавать для него неловкости… Нет, я думаю, мы не очень его потревожим…

— Ну, тогда можно. — Игорь улыбнулся. — Других предложений всё равно нет: у меня полное купе, и все спят.

Через минуту они сидели за столиком, и Мерц разливал дагестанский коньяк в пластмассовые стаканчики.

— Терпеть не могу ездить в поездах. Маюсь, не сплю, не нахожу места… И эта теснота, люди кругом… Потому и на отдельное купе раскошелился, а всё равно…

вернуться

1

В рассказе звучит стихотворение Игоря Алексеева.