Монтенегро (ЛП) - Исторический роман группа. Страница 6

Бедолаге Сьенфуэгосу потребовалось несколько минут, чтобы убедиться, что это не глупый розыгрыш, а действительно два разных человека, каким-то непостижимым образом сросшиеся вместе в области груди, что трудно было заметить сразу благодаря длинной просторной тунике, скрывающей тела.

Они двигались с такой синхронностью, что ее можно было бы назвать поистине чудесной; а когда уселись на широкую скамью, покрытую мягкой красной тканью, то проделали это с таким изяществом, как будто были единым существом.

— Мне жаль, — только и смог пробормотать Сьенфуэхгос. — Мне правда очень жаль...

— И почему же тебе жаль? — поинтересовалась Аяпель. — Что мы такие, как есть? Не бери в голову, нас это совершенно не беспокоит.

— Не беспокоит? — изумился канарец.

— Вот скажи: тебя беспокоит, что ты такой чудовищно огромный, рыжий, волосатый и вонючий?

Этот неожиданный вопрос настолько смутил Сьенфуэгоса, что он невольно поднял руку и понюхал подмышку.

— Я не вонючий, — растерянно ответил он. — Сегодня утром я купался в реке.

— Что-то незаметно, — отрезала Аяпель, оказавшаяся довольно-таки агрессивной и бесцеремонной особой. — Воняешь, как ягуар во время гона.

— Сомневаюсь, что тебе когда-нибудь доводилось нюхать ягуара во время гона, — раздраженно проворчал канарец. — Но не хотелось бы тратить время на подобную ерунду. Я не хотел тебя обидеть, просто мне кажется, что очень неудобно так жить.

— Почему же? — спросила Кимари, которой, видимо, потребовалось немало усилий, чтобы решиться высказать свое мнение. — Мы такими родились и никогда не чувствовали себя неудобно.

Сьенфуэгос ничего не ответил, но в памяти у него всплыл давний разговор с одним деревенским слепым на родном острове, который тоже говорил, что вовсе не сожалеет о своей слепоте, поскольку никогда не знал, что такое свет или цвет.

— Я думал, что повидал все чудеса на свете, и вот теперь вижу перед собой величайшее в мире чудо, — произнес он наконец. Затем он медленно встал и подошел к окну, чтобы полюбоваться великолепным закатом, занимающимся над рекой и озером. — Теперь даже ящерицы, оказавшиеся свирепыми кайманами, и трупы, замерзшие во льду, мне кажутся просто нелепой шуткой. Скажите, много ли еще здесь таких, как вы?

— Других таких, как мы, больше нет, — заявила Аяпель. — Никто не помнит другого такого случая. Возможно, именно поэтому нас и назначили хранительницами крови Мусо.

— Как если бы вы были богинями? — спросил Сьенфуэгос с явным интересом.

— Никто не считает нас богинями, — честно ответила та. — Хотя с тех пор как мы родились, Мусо ни разу не сражался с Акаром, земля не дрожала, урожаи из года в год были все лучше, а извечные наши враги, чиригуаны, не переступали наших границ. Разве всего этого недостаточно для того, чтобы мы могли гордиться тем, какие мы есть?

— Думаю, что да, — согласился канарец. — Особенно если учесть, что вы выглядите вполне счастливыми.

— А почему бы нам и не быть счастливыми? — с неизменной нежностью в голосе вмешалась Кимари. — Мы всегда вместе, и когда смотрим на тебя, обреченного вечно жить в одиночестве, задаемся вопросом: как ты можешь вынести подобную пытку? Ведь на свете нет ничего страшнее одиночества.

«Чудо».

Корабль вполне соответствовал своему имени, не только потому, что его построили в рекордные сроки, но в особенности потому, что был и впрямь чудом красоты и изящества, его очертания заставляли забыть об архаичной архитектуре старых каравелл и каракк, часто навещающих порт на реке Осама. Такие обводы несколько столетий спустя были характерны для пиратских кораблей, за счет дьявольской скорости и маневренности ставшими кошмаром Карибского моря.

— Натиска настоящего бискайского шторма он не выдержит, — убежденно заявил Сиксто Вискайно. — Там, у себя дома, я бы не осмелился спустить такой корабль на воду, но не думаю, что какой-либо другой будет лучше двигаться между этими островами или больше подойдет для вашей миссии.

— Это настоящее произведение искусства, — восхитилась немка.

— Это плод вашего вдохновения, моего труда и бесконечных придирок капитана Соленого, — с усмешкой ответил плотник. — Как ни жаль, но я вынужден признать, что без вашего энтузиазма «Чудо» никогда бы не появилось на свет. Когда вы намерены отплыть?

— Как только получу разрешение вице-короля.

Но оказалось, что одно дело — построить корабль, это было лишь вопросом времени и денег, и совсем другое — добиться от дона Христофора Колумба подписи под простым документом, разрешающим донье Мариане Монтенегро отправиться к берегам Твердой Земли в поисках человека, предположительно пережившего резню в форте Рождества, поскольку адмирал отрицал само существование Твердой Земли, не говоря уже о выжившем в резне.

Он все еще отчаянно цеплялся за свою идею, что находится у самых ворот Катая и совсем скоро отыщет пролив между островами и достигнет золотых дворцов Великого хана, а потому ему совсем не хотелось, чтобы его опередила какая-то авантюристка с сомнительным прошлым, чей умопомрачительный корабль уже качался на волнах менее чем в полулиге от его темной крепости на берегу Осамы.

— Кто на самом деле эта Мариана Монтенегро? — раздраженно бросил он. — И как ей удалось за столь короткое время скопить такие богатства?

— Она имеет небольшой процент от прибыли за посредничество в деле о золотых рудниках, — напомнил брату Бартоломео. — Кстати, Мигель Диас тоже получил свою часть.

— И теперь она хочет воспользоваться нашим же золотом, чтобы раньше нас добраться до Катая и украсть всю славу! — рассвирепел вице-король. — Нам следует ее повесить!

— Она всего лишь ищет какого-то человека.

— Вздор! — заявил адмирал. — Ни одна женщина не станет тратить время и деньги на поиски какого-то мужика, если под боком полно других.

— Но она необычная женщина.

Для человека, считающего себя самым необычным на планете, это была худшая рекомендация, и хотя он отверг мысль о ее наказании, Христофор Колумб, вице-король Индий, ограничился тем, что не дал хода прошению, и прекрасный корабль по-прежнему стоял на верфи, а его хозяйка сгорала от нетерпения.

— Итак, единственный выход, который вам остался — просить личного разрешения королевы, — объявил дон Луис де Торрес. — Она, как женщина, сможет понять ваши мотивы.

— Вы действительно полагаете, что королева, которая всегда была столь ревностной католичкой, сможет понять женщину, ради молодого любовника бросившую мужа, к тому же дальнего родственника короля Фердинанда? — усмехнулась донья Мариана.— Неужели вы и впрямь на это надеетесь?

— По правде говоря, не слишком, — ответил Луис, немного смутившись. — Но не вижу другого выхода.

— Он есть, — заявил капитан Моисей Соленый со свойственной ему лаконичностью.

— И какой?

— Отчалить.

— Отчалить?

— Отчалить.

— И что это означает, черт подери?

— Поднять якорь.

— Да знаю я, что отчалить означает поднять якорь и выйти в море! — вышел из себя Луис де Торрес. — Я хочу понять, что вы предлагаете, четко и ясно. Покинуть порт без разрешения вице-короля?

— Именно так.

— Это нас доведет до виселицы.

— Если поймают.

— Вы совсем спятили?

— Возможно.

— Донья Мариана... — продолжил бывший королевский толмач, бросив укоризненный взгляд на невозмутимого моряка. — Подумайте, какой опасности вы себя подвергаете в руках столь безответственного человека, даже если вам и удастся получить это проклятое разрешение. Я уже начинаю сомневаться, что этот замечательный корабль переживет и первую волну в открытом море.

— Наше «Чудо» втрое быстрее, чем любой корабль адмирала, — ответил Балабол, с трудом переведя дыхание после такой длинной фразы. — И гораздо надежнее.

— Это только слова!

— Раз он их произнес, значит в них уверен, — иронично ответила немка. — Он никогда не любил слова.