Увязнуть в паутине (ЛП) - Марченко Владимир Борисович. Страница 4

— Как это случилось? — спросила супруга покойного.

— Нападение с целью ограбления. — Шацкий умел лгать так гладко и с такой уверенностью, что ему не раз советовали заняться адвокатурой. — Пока что все указывает на то, что ночью взломщик случайно столкнулся с вашим мужем, вполне возможно, что пан Хенрик даже пытался его задержать. Вор его убил.

— Как? — спросила та.

Мужчины обменялись взглядами.

— Вашего мужа ударили в голову острым предметом. — Шацкий терпеть не мог криминалистического новояза, но он лучше всего подходил для того, чтобы ободрать смерть от всяческой драматургии. Это звучало мягче, чем: кто-то вонзил ему вертел в мозг через глазное отверстие». — Скончался он мгновенно. Врач утверждает, что смерть наступила настолько быстро, что он даже не успел почувствовать боли.

— По крайней мере, хоть это, — сказала жена Теляка, помолчав, после чего впервые подняла голову. — Могу ли я его увидеть? — спросила она, глядя на Шацкого, у которого перед глазами тут же встало серое пятно в форме гоночного автомобиля.

— Такой потребности нет.

— Мне бы хотелось попрощаться с ним.

— Пока что продолжается сбор следов, — вмешался Кузнецов. — Обстановка не слишком интимная, опять же, прошу мне поверить, вид весьма неприятный.

— Как хотите, господа, — разочарованно согласилась та, а Шацкий еле сдержал облегченный вздох. — Я могу идти?

— Да, конечно же. Только оставьте координаты. Мне еще нужно будет с вами переговорить.

Женщина продиктовала Кузнецову адрес и телефон.

— А как с телом? — спросила она.

— Ничего не поделаешь, придется провести вскрытие. Но, самое позднее, в пятницу похоронное бюро сможет его забрать.

— Это хорошо. Быть может, удастся устроить похороны на субботу. Человека необходимо похоронить до воскресенья, иначе в тот же год умрет кто-то из близких.

— Ну, это всего лишь суеверие, — ответил на это Шацкий. Он вынул из кармана две визитки и вручил вдове. — На одной мои телефоны, а на другой — центра, занимающегося помощью семьям жертв преступлений. Рекомендую вам позвонить туда. Может помочь.

— Они занимаются воскрешением мужей?

Шацкому не хотелось, чтобы беседа пошла в подобном направлении. Сюрреалистические замечания, как правило, служили предвестниками истерии.

— Скорее уж, воскрешением живых. Возвращением к жизни, к которой те частенько не желают возвращаться. Понятное дело, пани сделаете то, считаете нужным. Лично я утверждаю лишь то, что это люди, которые способны помочь.

Та согласно покачала головой и спрятала обе визитки в сумочку. Полицейский и прокурор попрощались с ней, после чего вернулись в здание.

Олег спросил, не желает ли Теодор сейчас допросить людей, проходивших психотерапию. Шацкий раздумывал над тем, как все разыграть, и хотя его первым порывом было переговорить с ними как можно скорее, даже прямо здесь, то теперь ему показалось, что будет лучше чуточку потянуть, чтобы немного их всех помучить. Старая добрая метода лейтенанта Коломбо. Он задумался над тем, о чем те размышляют в своих — nomen omen — кельях, если не камерах. Наверняка все прокручивали в памяти каждое словечко и жест за последние два дня, разыскивая указание, кто же из них может быть убийцей. Кроме самого убийцы — тот, в свою очередь, размышляя, а не выдал ли он себя за эти два дня каким-то словом или действием. И все это при сенсационном предположении, что кто-то из них и вправду убил. Можно ли исключить то, что убийца пришел снаружи? Нельзя. Как обычно, на этом этапе ничего исключить нельзя. Да, дело может быть любопытным, приятной переменой после всех тех банальных городских убийств. Вонь, пустые бутылки, кровища на стенках, выглядящая лет на тридцать старше данных в собственном свидетельств о рождении женщина, что сейчас хнычет на полу, изумленные, находящиеся в полусознании дружки, которые никак не могут поверить в то, что кто-то из них в пьяном состоянии зарезал приятеля — сколько раз он видел подобное?

— Нет, — ответил он Олегу. — Давай сделаем вот как. Допроси сейчас их ты, в конце концов, так оно обычно и выглядит. Только сделай это именно ты, а не какой-то там постовой, который еще пару недель назад проживал с мамой и папой в окрестностях Седлец. Допрашивай спокойно и поверхностно, относясь к каждому как к свидетелю. Когда они видели Теляка в последний раз, когда с ним познакомились, что делали ночью. Не выпытывай, что их связывает, про психотерапию, пускай почувствуют себя безопасно, а у меня будет причина вызвать их еще несколько раз.

— Ну у тебя и идейки, — отшатнулся Олег. — Заставляешь мне с ними играться, чтобы приготовить тебе почву. Заполнять протоколы, писать четко, давать прочесть…

— Примани себе под крылышко какую-нибудь девочку-постовую, пускай пишет тебе округлыми буквочками. Встретимся завтра на Вильчей, обменяемся расписками, переговорим, определимся, чего дальше. Правда, мне следовало идти на объявление приговора по делу Пещоха, но я попрошу Еву, чтобы отправилась вместо меня.

— Тогда выставляй кофе.

— Помилуй. Я же государственный служащий, а не полицейский из дорожной службы. И жена у меня тоже госслужащая. На работе мы делаем себе растворимый кофе, и никому его не выставляем.

Олег вытащил сигарету. Шацкий едва сдержался, чтобы не сделать того же самого. Ему не хотелось, чтобы до самого конца дня у него оставалась лишь одна сигаретка.

— Ставишь, ставишь, и не надо никаких объяснений.

— Ты паршивый русак. [16]

— Знаю, мне постоянно об этом талдычат. В «Горячке», в девять.

— Терпеть не могу эту мусорскую малину.

— В «Браме»?

Шацкий кивнул. Олег провел его до автомобиля.

— Боюсь, что может быть тяжеловато, — заметил полицейский. — Если убийца не совершил ошибок, а остальные ничего не видели — тогда это висяк.

Шацкий не мог отказать себе в улыбке.

— Они всегда совершают ошибки, — заявил он.

5

Он не мог припомнить, когда еще погода в Татрах его так баловала. С вершины Копы Кондрацкей [17] у него был превосходный вид во все стороны, только лишь где-то далеко, над словацкой частью гор были видны малюсенькие тучки. С тех пор, как утром поставил машину в Кирах и после коротенькой прогулки по Кошчелиской долине он начал восхождение на Красные Верхи, все время его сопровождало солнце. Где-то со средины пути, когда тропка начала забирать все круче, низкая кедровая сосна не давала ни малейшего шанса на тень, а поблизости не было ни единого ручья, горная прогулка превратилась в марш по раскаленной сковороде. Ему вспомнились рассказы об американских солдатах во Вьетнаме, у которых, якобы, мозговая жидкость закипала под раскаленными солнцем шлемами. Он сам всегда считал такие россказни чушью, но вот сейчас чувствовал себя точно так же, хотя голову его защищала не каска, а бежевого цвета шляпа, памятка от поездки в Австралию.

Когда он уже был совсем близко от ребра горы, когда перед глазами затанцевали световые пятна, а ноги сделались совершенно ватными, он проклял собственную глупость семидесятилетнего старика, которому все еще кажется, будто бы все можно делать, как раньше. Точно так же выпивать, так же заниматься любовью, и так же ходить по горам.

На самой вершине свалился без сил на землю, позволяя ветру охлаждать себя, и вслушался в расходившееся сердце. Что поделать, пришла в голову мысль, но лучше дать дуба на Чемняке [18] чем на Маршалковской. Когда сердце чуточку успокоилось, ему подумалось, что, все же, лучше умереть на Малолончнике, поскольку звучит он значительно лучше, чем чертов Чемняк. А то бы после его смерти о нем анекдоты рассказывали. Так что он потащился на Малолочняк, выпил немного кофе из термоса, пытаясь не думать о собственной мышце номер раз, и в силу разгона добрался на Копу. Странная вещь, но похоже было на то, что слабое сердце в соединении со старческой глупостью и на этот раз его не убьют. Он налил себе очередную кружку кофе, вынул завернутый в фольгу бутерброд и глядел на пузатых тридцатилеток, которые забирались на эту несчастную Копу с такими усилиями, словно то был семитысячник. Ему хотелось посоветовать им брать с собой кислород.