Целитель - Пройдаков Алексей Павлович. Страница 52

4

Уж больно глупо я тогда попался.

Была середина лета. Я решил сходить в рощу за грецкими орехами.

В эту пору они особенно сладки, молочны… Взял с собой автомат, но, когда полез на дерево, оставил его внизу, слишком понадеявшись на кажущуюся тишину и полное отсутствие всяких передвижений. И немного увлёкся.

Тянулся то к одной ветке, то к другой, срывая зеленые плоды, формой похожие на куриные яйца, и вспоминая беззаботную пору первых месяцев жизни в Молдавии.

Руки почернели от сока.

Набралось достаточно.

Стал спускаться вниз.

– От спасибо! – услышал радостный возглас и увидел, как фуражка с орехами у меня уплывает из рук.

Передо мной стояло семеро небритых оборванцев, с разномастным оружием в руках – от дробовика до «Стечкина». «Уголовники», сразу определил я. Это было не очень страшно, но и хорошего ничего не предвещало.

– За орехи спасибо, – сказал самый здоровый, видимо, главарь, с очень сильным украинским акцентом. – За «калашника» – великое спасибо!

– Пожалуйста, – ответил я. – Вы кто такие?

– Мы кто такие? – хохотнул один из «шестёрок» – это сразу определялось. – Вот кто вы, господин старший лейтенант? Из каких частей? Какого подразделения?

– Тебе это надо? – перебили его. – Военный, да и военный. Что, не видишь? Нам и те и другие не товарищи. Эй, давай-ка сюда всё своё барахло, и не вздумай дурить. Завалим и не поморщимся.

Я снял с шеи бинокль, вынул из ножен охотничий нож, отдал пистолет, компас.

– В загашнике есть что-нибудь?

– Ничего.

Меня обыскали.

– Что дальше, господа бандиты? – спросил я, как можно беспечней, и тут же получил крепкий удар в зубы, который свалил на землю.

– Вопросов не задавать, язык – в задницу засунуть. Если не поймёшь, падла, завалим на месте. Пошли потихоньку.

Движение продолжалось не очень долго – до небольшой полянки, где уголовники разбили лагерь.

Меня привязали к дубу, привязали так сильно, что больно шевелиться.

Разожгли костёр и стали совещаться.

В общем, из коротких фраз я понял, что бандиты собираются ночью напасть на деревню Слепнёво, что находилась неподалёку и была крепкой, зажиточной.

– Я видел, какие там девки есть, – похотливо трещал «шестёрка». – И бабы, так важно прохаживались по улице! М-м-м, слюнки текут…

– Будут тебе и девки, и бабы, – мрачно ответил главарь. – Мужиков всех в расход, пусть знают наших. Оставим этого, – он кивнул на меня, – будут виноваты русаки.

– И всё сфотографируем, – добавил некто, одетый по форме, правда, непонятно чьей, но форме.

– Или, может быть, ты к нам пристанешь? – крикнул мне главарь. – Нам такие вояки пригодятся.

– Нет, не пригодятся, – ответил я спокойно. – Я не умею убивать ради развлечения… Вы – мразь, подонки, отребье, козлы ушастые! А я – человек, воин, я защищаю людей. Так мне ли быть с вами – падалью – в одной команде?

Они повскакивали с мест.

– Батька, дай я его сейчас порешу?! Я на кусочки буду его резать, а он станет орать… Весело будет… Дай, батька?

– Отвяжите его, – тихо повелел «батька».

Меня отвязали.

– Всыпьте ему трошки… Но не до смерти… Он нам ещё пригодится…

На меня мгновенно накинулись пять человек.

Небо потемнело в глазах.

Били со знанием дела.

Хорошо минуты через четыре сознание отключилось, и я уже ничего не чувствовал.

Очнулся от холода. Меня поливали колодезной водой.

– На ноги поставьте.

Поставили на ноги.

– Снова привяжите к дубу.

Привязали.

– Мы решили, что ты, поганый москаль, нам не нужен. Таскать тебя с собой – хлопотное дело. Убейте его, хлопцы!

«Хлопцы» выстроились в шеренгу и нацелили на меня свои разношёрстные стволы.

– Захочешь жить, крикни сейчас два раза, мол, не убивайте… И не убьём тогда, стало быть. Давай!

– Пошел ты, ублюдок сраный! – сплюнул я кровью.

И я стал орать на весь лес, выпустив из себя весь набор матов, которые знал, добавив очень «веские», типа, вас из задницы достали, а не мама родила…

Умирать я и в самом деле не боялся. Мне было всё равно. Но и становиться одним из этих не хотел. Что потом обо мне скажут нормальные люди? Что скажут в роте? Мол, замком оказался дешёвкой и трусом? Нет, лучше смерть. Воин всегда должен быть готовым к смерти, в этом и состоит его долг.

Уголовники после такой матёрщины аж рты разинули.

– Ну, даёт, – сказал один из них. – На зоне и то такого не слышал.

– А-а-а, сука! – заорал «шестёрка». – Это ж нас пидар высрал, а не мама родила. Мочи его!!!

Загремели выстрелы. Отлетала кора с дерева, сыпались листья, падали ветви. Но ни одна из пуль меня не коснулась.

– Смелый ты хлопче, – сказал главарь, подойдя ко мне. – Был бы трусом, то прирезали бы, как пса. Но ты смел… уважаю.

– Пошел ты со своим уважением!

– Зато так и будешь стоять, а мы отдохнём…

Уже смеркалось. Бандиты попадали на траву и мгновенно уснули. Один, назначенный часовым, сидел у костра, в полудрёме.

А я мучительно соображал. Ведь наши совсем недалеко, чуть дальше Слепнёво, и добежать к ним – десять минут. Надо было спасать деревню. Мне доводилось видеть следы подобных погромов. До сих пор ночами снятся отрезанные уши и носы, головы… Вспоротые животы беременных, изнасилованные женщины, девушки и дети… И все они – обезображенные – были аккуратно сложены в самом центре деревни, словно напоказ.

Видя, что «часовой» не обращает на меня никакого внимания, стал пытаться ослабить путы. Бесполезно. Они так врезались в руки, что из запястий сочилась кровь. Ноги онемели. Тело казалось деревянным и уже неспособным к каким бы то ни было действиям…

И вдруг на меня повеял освежающий ветерок. Боль потихоньку отходила, тело возвращалось в нормальное состояние, запястья перестали кровоточить. Веревки на руках, ногах и теле вначале словно замерли, ослабли, потом упали, тихо прошуршав в траве… Я повертел головой направо, налево и вокруг себя, но никого не увидел. Никого! Тогда, не вдаваясь в подробности своего освобождения, скользкой гадюкой нырнул в траву, и стремглав рванул в сторону нашего расположения.

Уголовников мы взяли сонных, всех разом и даже «часового».

Они были жутко напуганы, говорили, что простые селяне и вышли поохотиться.

– Кто бил лейтенанта? – спросил Коля, мой друг и командир. – Я вас спрашиваю, ублюдки!

– Вот, они и они били, – ответил главарь, уже не грозно трактуя, а лепеча. – Мы с Костей не били…

– Ты кто такой, Костя? – спросил Коля, подходя к одетому по форме, непонятно чьей, но форме и сейчас съёжившемуся от страха человеку.

– Я гражданин другой страны, – ответил тот с прибалтийским акцентом. – Меня вы обязаны выдать нашему консулу.

– Ах, обязаны! Так выдадим!

И Коля ударил «гражданина другой страны» в подбородок, тот подлетел вверх и шмякнулся о землю.

– Давай-ка, пацаны, потренируемся…

И пошла «тренировка».

– Лёшка, не лезь, прошу тебя, – попросил он. – Мы знаем про твоё человеколюбие и прочее…

– Как раз тот самый случай, когда надо убивать во имя человеколюбия.

– Эти проклятые всеми церквями отморозки уже порядка десяти сёл обезлюдели, – продолжил Николай. – А главного зверюгу, – он кивнул на главаря, – здесь все убить мечтают: насильник, садист, извращенец. Это настоящее воплощение всех человеческих пороков. В общем, конченая сволочь! Поднял мятеж в зоне, охранников перевешали на вышках, и разбежались по лесам. Часть этой своры побили местные, часть наши противники – это остатки. А нам сегодня несказанно повезло.

– Мне сейчас больше интересно, кто помог мне освободиться.

– Да кто-нибудь из местных, уверяю тебя! Видит, русский офицер пришпилен к дереву, развязал и убежал, чтобы не светиться.

– Понимаешь, верёвки как будто сами собой упали…

– Фантазии, брат, показалось. Переутомился, да ещё неизвестность впереди, вроде гибели… Но в данном случае главное – итог… Ребята, заканчивайте! – крикнул солдатам.