То осень, то весна... - Хейтон Пола. Страница 16

— Нет, но для этого надо три года провести в больнице, и даже когда вы получите квалификацию, шансы на то, что подвернется место, дающее возможность жить за пределами больницы, не слишком велики. Мне не хотелось бы вспоминать о Родни, но должны же быть в вашей жизни другие мужчины.

— Да, конечно. У меня было много друзей, и думаю, что, если бы отец не умер или хотя бы оставил нас более-менее обеспеченными, я бы вышла замуж за кого-нибудь из них. Но сейчас, хотя я уже стала старше, мне этого не хотелось бы…

— Да, мне тоже так кажется. Подождите настоящего человека, Оливия.

— Я подожду, — заверила она его.

И только когда они опять были в машине, сидя бок о бок с ним, Оливия поняла, что ей нет нужды ждать настоящего человека. Он был уже здесь, рядом с ней.

5

Мистер Ван дер Эйслер перевел разговор на посторонние темы, и это помогло Оливии успокоиться. Ей нужно было тихое, спокойное место, где она могла бы привести в порядок свои мысли. Разумеется, она не должна больше видеться с ним, должна перестать думать о нем, и чем скорее, тем лучше. Он перебил ее мысли, небрежно бросив:

— Бекки приготовила обед. Надеюсь, вы пообедаете со мной, Оливия. Потом я отвезу вас домой.

Все ее добрые поползновения тотчас же улетучились, и она радостно ответила:

— О! Благодарю вас, это было бы замечательно! — Потом прибавила: — А это не помешает вашим делам?

— Ни в коей мере. До конца дня я свободен. — В его голосе звучало как раз столько беззаботности, сколько было нужно.

Потом он снова замолчал, и Оливия забеспокоилась, что он может подумать, будто ей нечего сказать. Погода показалась вполне безопасной темой, как, впрочем, и окружающий пейзаж. Мало-помалу Оливия вновь обрела свою обычную сдержанную манеру поведения.

Мистер Ван дер Эйслер предупредил Бекки, что привезет к обеду гостью, поэтому, как только они подошли к двери, та распахнулась, и на пороге появилась пожилая женщина с широкой улыбкой на лице, что, однако же, не помешало ей окинуть Оливию острым оценивающим взглядом.

— Это Бекки, моя домоправительница, — сказал мистер Ван дер Эйслер. — Бекки, это мисс Оливия Хардинг. Она работает в школе Нел.

— Как замечательно, — заявила Бекки. — Наверное, мисс Хардинг хочет перед обедом привести себя в порядок. Я отведу ее в ванную комнату, а вы пока просмотрите почту, мистер Хасо.

Оливия, которой была не в диковинку такая ласковая тирания преданной прислуги, последовала за ней.

Мистер Ван дер Эйслер поджидал ее в гостиной, стоя возле открытой двери, выходящей в маленький, но прелестный садик. Комната тоже выглядела очень мило, обстановка представляла собой смесь старого и современного. Берти, кот Бекки, умываясь, сидел на маленьком столике и, оторвавшись от своего туалета, внимательно осмотрел Оливию. Хасо отложил письмо, которое держал в руках, и пригласил Оливию сесть возле окна.

— У нас еще есть время что-нибудь выпить. Шерри? Или вы предпочитаете что-нибудь другое?

— Шерри, пожалуйста. — Оливия огляделась.

Все стены были увешаны картинами, в основном, портретами. Несколько минут они поговорили на нейтральные темы, потом она рискнула спросить:

— Можно мне посмотреть картины? Это ваши предки?

— Да, английская линия. Моя бабушка была англичанкой и оставила мне эту квартиру со всем содержимым. Я часто бывал здесь мальчиком и позже, когда учился в Кембридже, поэтому чувствую себя здесь как дома.

Оливия кивнула.

— Так и должно быть, если вы были здесь счастливы. — Неожиданно она рассмеялась. — Вспомнить только, как Дебби беспокоилась, что вы одиноки в Лондоне.

— Она добросердечный ребенок. А вы тоже беспокоились, Оливия?

— Нет, но мне было интересно, где вы живете в Лондоне. — Она торопливо добавила: — Просто из любопытства.

Пока что все идет не так уж плохо, подумала Оливия. Она стала обходить гостиную, останавливаясь перед каждым портретом. Это были изображения пожилых джентльменов с густыми бакенбардами, молодых людей с волевыми подбородками, подпираемыми широкими белоснежными галстуками, невысоких, хрупкого сложения леди. Висело также несколько миниатюрных портретов детей. Она задержалась перед ними и вдруг обнаружила его рядом с собой.

— Мои бабушка и мать, они были так не похожи на остальных женщин в семье. Такие же высокие, крепкого сложения, как и вы, и столь же красивые.

Оливия пробормотала что-то неразборчивое и подумала про себя, не означает ли выражение «крепкого сложения» просто «толстые». Хотя женщины на портретах не выглядели толстыми, скорее, просто крупными. Она украдкой оглядела себя и отчаянно покраснела, когда мистер Ван дер Эйслер сказал:

— Нет, Оливия, я не хотел сказать «толстые». Вам нечего бояться, у вас прекрасная фигура.

Разговор, без сомнения, вышел за рамки намеченной ею ничего не значащей дружеской беседы. Стараясь сохранять невозмутимость, хотя ее лицо горело, она произнесла:

— У вас очень милые предки.

— Вам надо бы увидеть голландскую линию. У меня такое впечатление, что они полжизни проводили, позируя художникам.

— Они тоже были врачами?

— Почти все.

Оливия наконец-то подняла на него глаза.

— Имея таких предков, невозможно не быть умным.

На мгновение его тяжелые веки приподнялись, показав синеву глаз.

— Вы прекрасно все поняли, Оливия. Разумеется, я приложил все усилия, чтобы продолжить семейные традиции. — Он оглянулся на вошедшую в комнату Бекки.

— Этот противный Берти опять залез на ваш стол, ему тоже пора обедать. Если вы уже выпили, то я подам суп, мистер Хасо.

Дверь в столовую находилась в другом конце холла. Комната была не очень велика, с круглым столом из красного дерева, окруженным стульями с плетеными спинками, рядом с которыми находились столик с массивной утварью из серебра и камин времен Регентства. На окнах висели тяжелые бархатные шторы фиолетового цвета, паркетный пол был хорошо натерт. В такой комнате приятно есть, подумала Оливия, принимая от Бекки тарелку супа. Суп был хорош, как и последовавшие за ним бараньи котлеты с молодым картофелем, горошком и морковью. Поданные на десерт бисквиты со взбитыми сливками были выше всяких похвал. Имеющая хороший аппетит и никогда не скрывающая этого, Оливия съела все до последнего кусочка.

Когда они вернулись в гостиную, чтобы выпить кофе, она смогла осмотреть ее более внимательно. Цветовая гамма здесь была более разнообразна: ковер, покрывающий паркетный пол, выткан в приглушенных сине-зелено-розовых тонах, длинные занавеси по обеим сторонам окон — из старинной светло-розовой парчи, а обивка кресел выдержана в тонах ковра. Стоящая вокруг мебель изготовлена из тиса и яблони, особенно выделялся шкаф из гнутого дерева с замысловатой инкрустацией.

— У вас, конечно, есть и кабинет, — подумала вслух Оливия.

— Разумеется, а кроме того, еще одна небольшая комната. Я ее не использую, но Бекки говорила, что это была любимая комната бабушки, там она вязала, читала и занималась своими делами. Вообще квартира довольно велика, у Бекки свои комнаты, кроме того — еще три спальни и ванные комнаты, не говоря уже о кухне.

— А вашей бабушке нравилось жить в Голландии?

— Без сомнения. Видите ли, они с дедушкой были очень привязаны друг к другу, и она жила бы даже в пустыне, лишь бы быть рядом с ним. Хотя, конечно, они часто приезжали сюда и привозили с собой детей, а потом и внуков.

Он посмотрел на ее вспыхнувшее интересом красивое лицо и удивился про себя, зачем рассказывает ей все это. Должно быть, эта мысль отразилась на его обычно невозмутимом лице, потому что Оливия вдруг сказала тоном вежливого гостя:

— Как это интересно. Я имею в виду иметь родиной две страны. — Она поставила чашку. — У вас, вероятно, есть дела. Большое спасибо за прекрасный обед и за то, что согласились привезти меня обратно. Мне пора идти.

Он не возразил, и, попрощавшись с Бекки, Оливия пошла вслед за ним к машине, и он отвез ее на Сильвестер Креснт, выглядевший неприветливо со своими закрытыми дверями и зашторенными окнами. Возле самого дома Оливия спросила, ожидая отказа: