Жребий вечности - Сушинский Богдан Иванович. Страница 2

Роммель помнил, что после победы под Абукиром Наполеон вернулся во Францию, имея под своим командованием всего-навсего пятьсот солдат. «Неужели только пятьсот?! – в который раз усомнился генерал-фельдмаршал в правдолюбии историков. – А ведь многие генералы вообще не решились бы возвращаться с такими жалкими остатками своего воинства и предпочли бы свести счеты с жизнью». Хотя… именно поэтому о них не творят таких легенд, какие вот уже в течение полутора веков мы творим о Бонапарте. Жизнь – это не только порывы судьбы, но и не менее благородные порывы риска. Что такое жизнь Наполеона, как не одна огромная, под сюжет прекрасного романа сотканная, авантюра?

…Да, после африканского похода у Бонапарта оставалось всего лишь пятьсот солдат. Но это не помешало ему вернуться в ореоле славы, возродить доверие французского генералитета и народа; не помешало отстранить от власти Директорию, чтобы затем, подчинив себе всю французскую армию, разогнать Совет старейшин и в конечном итоге стать императором Франции. Императором, черт возьми!

«Вернуться из Египта, имея всего пятьсот солдат?! За этим дело не станет, – саркастически заверил себя фельдмаршал. – Если так пойдет и дальше, тебе придется возвращаться в Германию, не имея под своим командованием даже роты почетного караула. Или хотя бы взвода, который бы расстрелял тебя по приговору военного трибунала». Принимать смерть от пуль своих собственных, прошедших с ним через африканское чистилище солдат Роммелю казалось не столь унизительным, как принимать ее от пуль каких-то там тыловых жироедов.

«…А ведь армия любит тебя не меньше, чем любила Наполеона, – сказал себе Роммель. – Факт, с коим придется считаться всем историкам, независимо от того, как они будут относиться к твоему Африканскому походу, который войдет – собственно, уже вошел – в историю Германии, Египта, Ливии, в мировую историю войн».

Эрвин Роммель осознавал, что и сам еще не проникся важностью происходящего здесь, на Африканском жертвеннике. Хотя, обращаясь к египетским запискам Наполеона, томик которых ему подарили на Сицилии, он порой священнодействовал над ними с той же надеждой, с какой священнодействовал над географической картой Северной Африки. И все чаще ядом самолюбия пронизывала мысль: «А ведь Наполеон вернулся во Францию триумфатором. Хотелось бы знать в этой связи, кем вернешься в Германию ты? А главное, вернешься ли?!»

2

Когда Отто Скорцени и Вернер Браун взошли на небольшую галерею, некогда служившую епископу ложей-исповедальней, трое «сатанистов-чернокнижников» из института «Аненербе» уже сидели посреди готического зала часовни крестоносцев, медиумно уткнувшись взглядами в фолиант тибетско-арийской тайнописи, почитавшийся у них в роли «Арийской библии», на котором благоговейно покоились ритуальный арийский меч и идеально-арийский череп.

Отделенные от зала специальным стеклом, за которым видеть их «чернокнижники» не могли, обер-диверсант рейха Скорцени и Ракетный Барон фон Браун молча переглянулись и перевели взгляд на генсека общества «Наследие предков» штандартенфюрера Вольфрама Зиверса.

– Прямо перед нами – магистр оккультных наук, чернопосвященная Мария Воттэ [2], – едва слышно проговорил Зиверс, хотя исповедальня была устроена таким образом, что низкими сводами ее звуки поглощались еще при своем зарождении. Не менее звукоубийственным представало и массивное богемское стекло. – Она – ведущий контактер в сеансе с богами или Высшими Неизвестными. Ее еще называют у нас Неземной Марией.

– Что, в общем-то, правильно, – заметил барон фон Браун. – Удивительная личность. В вопросе о создании оружия возмездия, многое сейчас зависит от Марии. Ей бы еще получить диплом Высшей технической школы…

– Вряд ли это уже возможно, – заметил штандартенфюрер Зиверс. – Но в ходе общения с вами, господин барон, и маркграфом [3] Германом Шернером она уже многое почерпнула. По крайней мере, теперь она уже улавливает смысл того, о чем с ней решаются говорить потусторонние боголюди. Кстати, двое ассистирующих ей медиумов тоже являются обладателями «оккультных ключей» к тайнам предков, но они лишь усиливают священное поле связи с Внешним Разумом. Как только им откроется канал космической энергии…

– Нельзя ли как-нибудь попроще, Зиверс? – проворчал обер-диверсант. – Что за ведьмовство у них там происходит?

– Вот именно… Госпожа Воттэ уже вошла в контакт? – уточнил фон Браун, которому и раньше приходилось присутствовать при подобных сеансах.

– Должна была войти. Или, по крайней мере, близка к нему. Во всяком случае, она уже в состоянии транса. В подземелье, прямо под столом, за которым они сидят, располагаются консультанты-дешифровщики, – объяснял Зиверс, уже склоняясь над Скорцени, ибо Ракетному Барону сие было известно. – Каждое произнесенное Марией слово записывается на магнитофоны.

– Но только – произнесенное Марией? Слышать того, о чем решились поведать ей некие боголюди, мы не можем?

– К сожалению, нам этого пока что не дано. Приходится верить контактеру на слово. А это всегда чревато проявлениями шарлатанства.

– Это относится и к Марии? – насторожился Скорцени.

– К Марии это не относится, – отчеканил Ракетный Барон. – Проверено. Она сообщает нам о таких технических новинках, знать о которых не могла и сути которых не понимает.

– Хоть кому-то в этой стране можно доверять, – проворчал Скорцени. – Это я говорю под впечатлением от совещания в штабе Гиммлера, после докладов некоторых наших СС-генералов. Не говоря уже о генералах вермахта.

– Давайте не будем отвлекаться, господа, – одернул их обоих штандартенфюрер Зиверс. – Итак, повторюсь, все молвленное в состоянии транса Неземной Марией остается на магнитофонной ленте и звучит в наушниках дешифровщиков. В ваших наушниках оно тоже будет звучать. Так что поскорее наденьте их, время уходит.

Скорцени взял наушники, повертел в руках, но прежде чем водрузить их на голову, поинтересовался:

– Консультант доктор Шернер уже в подземелье? – и при этом искоса взглянул на Ракетного Барона, в ведомстве которого Герман Шернер, специалист по летающим дискам, трудился.

– Он прибыл первым, – ответил Зиверс, – и долго беседовал с Неземной Марией. Пытался объяснить, что именно ему нужно, о чем она должна спрашивать Внешний Разум, который всегда крайне неохотно вступает в контакт, если речь идет о технических новинках, особенно о новинках оружейных.

– Считаете, что госпожа Воттэ поняла, о чем ей должны поведать?

– Судя по тому, сколь обстоятельно изложила она затем смысл своего задания, – да. Кстати, попутно Воттэ обнаружила, что у конструктора Шернера – сильное и хорошо защищенное биополе, мощная контактная энергетика и все задатки контактера.

– Она так и заявила? – раздраженно уточнил Браун.

– Именно так, господин барон. Мало того, она находит, что доктор Герман давно связан с Внешним Разумом и обладает своим собственным каналом выхода в астральные миры и застывшие в неизгладимой вечности былые времена.

Выслушав все это, творец Фау резко передернул плечами, как делал это всякий раз, когда пытался выразить свое крайнее раздражение. При этом лицо молодого саксонского аристократа становилось высокомерно непроницаемым, как посмертная маска иезуита.

Скорцени догадывался, что в эти минуты в душе научно-технического директора исследовательского центра «Пенемюнде» доктора Брауна сходятся два мощных, эмоционально-чувственных вихря. Два нервно-взрывчатых торнадо. Один из них питался самодовольным осознанием того, что молодой гений, доктор Шернер, все же оказался в его центре и под его руководством; а второй – болезненной убежденностью в том, что именно творец дисколетов Шернер постепенно затмевает его собственную популярность, его доселе неоспоримый талант.

– Почему же в таком случае Шернер сам не пользуется дарованным ему астральным каналом? – не сумел скрыть иронии Ракетный Барон.